Иов уже 25 веков не нуждается в оправданиях, поскольку находится в лучшем из миров. Но миф об Иове — это концентрат жалоб человека на жизнь и оправданий перед жизнью. Жалоб на всеобщую несправедливость и оправдание в собственных глазах. Ибо что ещё нужно человеку, кроме возможности вволю потыкать в чужие язвы и уверенно прикрыть собственные? Да так прикрыть, что и самому уже не видно?
Главный постулат Иова — он никогда не отступал от воли Господа и всегда имел ввиду интересы пролетариата. Заповеди Бога и страдания вдов и сирот заполняли его душу без остатка. В каждом своём выступлении он толковал об этих вещах либо по одиночке, либо совокупно — в надежде, что капля по капле камень сточат и ему поверят на слово.
Однако оставшиеся верными друзья — такие же как он, главы соседних с Иерусалимом райисполкомов — люди тёртые и знающие жизнь не понаслышке. Обвиняемый сам раскрыл им \но только в 29-й главе своей арии!\ механизм власти во вверенном ему Богом городе, имя которому — Непреклонная Справедливость. И он сам дал оппонентам полный набор контраргументов.
То, что юная городская шпана пряталась при его появлении — хорошо только с одной стороны. А с другой стороны, стоит только копнуть нелицемерно статистику органов правопорядка: не обнаружится ли там, что вся молодёжь выросла в обстановке тотального доносительства и теперь боится только палки?
То, что старики встают при появлении Иова и даже больные ложатся по стойке смирно — скорее плохо, чем хорошо. Если Иов — святой человек, то ему все будут оказывать должное уважение. Но святость Иова более чем сомнительна — это скорее очень ловкий пройдоха, а совсем не Иисус Навин. Так что подобострастность немощных вызвана страхом, а не благоговением.
То, что простонародье молчит — только хорошо. Но хорошо только тогда, когда ответственные люди не боятся высказать своё мнение на собрании равных. Князья же при Иове боялись открыть рот так же, как и пенсионеры и подростки. Вот друзья, расстроенные бесконечным упрямством подсудимого, говорили Иову: ты, многоуважаемый, демократию, гуманизм, права человека, свободу слова печати и собраний засунул в одно неприличное место. Да так глубоко, что даже Господь Бог не может их так найти. А всё потому, что Иов с утра пораньше идёт в суд и скрупулёзно разбирает уголовные дела, нередко высосанные из пальца. Зная болезненную страсть хозяина к защите прав человека, ловкий народец строчит кляузы на ближних своих без устали и не ленясь. Дети доносят на родителей, покупатели — на продавцов, ученики — на учителей, холопы — на господ. При таком режиме невозможно спокойно грабить и убивать — но невозможно и жить. Воздух вокруг Иова насыщен миазмами страха и неуверенности: кто первый донесёт. И легко дышится в такой атмосфере только мелкому и подлому люду — это его территория и его воздух. И напрасно Иов рассказывает о том, как искренне любили его подопечные — уважения таких людей следует стыдится.
Ссылки на личную порядочность и доброту Иова неуместны: правитель — это инструмент народа. И как инструмент он должен быть только эффективным. И не его задача колоть добрым людям глаза тем, что у него только одна жена и что он не берёт взяток: этим должны хвастать его подчинённые, но не он сам.
В старые, добрые времена честные и порядочные люди у власти не могли принести много вреда: средства устрашения были ещё не развиты и самое главное — народ был неграмотен. Добродетельнейший Максимилиан Робеспьер в последние месяцы жизни гильотинировал в среднем по 50 душ врагов народа в сутки — и тем держал в страхе Божьем всех сильных людей Парижа. Все остальные трудящиеся твёрдо знали, что в столице живёт святой человек, который калёным железом искореняет скверну и заботится о благе вдов и сирот.
В 20-м веке Владимир Ленин и Адольф Гитлер — люди очень честные и лично порядочные, бессеребренники — взялись каждый в своём сельсовете защищать униженных и оскорблённых от произвола сильных. И преуспели только в том, что отдали своим подзащитным на поругание самое большое сокровище — европейскую культуру. Получилось так, что несчастные люди, почуяв свою силу и своё время, использовали эту культуру как туалетную бумагу. Что ж: культура — явление многогранное, её вполне можно использовать и для очень утилитарных потребностей. Увы, увы: тотальная защита справедливости начинается как донос, протекает как бойня, а заканчивается как выгребная яма.