Когда-то всё кончается: девочка с удовольствием играет в игрушки, незаметно превращаясь в девушку, девушка счастливо смотрится в зеркало, медленно превращаясь в женщину, женщина с тревогой и надеждой смотрит в своё отражение, которое старуха старается не замечать. Только что народ весело гремел погремушками подвигов и славы – и как-то незаметно приобретает вкус к застолью без особых драк. А потом и вовсе начинает задумываться о вечном – хлеб насущный и хвастовство без удержу теряют прежний вкус.

Со смертью Ярослава кончилась Великая Русь норманнского призыва. Люди устали от бесконечных войн и просто сдались своим собственным будням: пришло их время. Да и они были не сладкие: редко когда история и личная Судьба даёт народу и человеку покой от славы и великих дел, не требуя ничего взамен. Наверно, таких случаев и не бывает. Спросите у любого: долго ли можно жить в башне из слоновой кости? И нет ничего страшнее падшего величия: посрамившая себя идея оставила кровь и грязь в душе потомков – а они ей этого никогда не простят.

Ярослав умер, а страна его почти сразу пошла вразнос – удельные княжества потребовали свою долю власти. Заговор наследников? Увы, мудрость никогда не ходит одна – глупость её сопровождает и несёт шутовскую шапочку с бубенчиками. Последний Рюрикович не нашёл ничего более умного, чем разделить Русь между всеми своими любимыми сыновьями. О да, дети плачут и хотят кушать: каждый хочет быть князем. Вот семь чудо-богатырей по новой конституции получили свой кусок с условием: через определённое время производить ротацию. Формально все равны и каждый когда-то станет великим князем.

Семейная республика продержалась 80 лет – срок немалый даже по тем медленным временам. Но только благодаря силе инерции: старые традиции так просто не уходят. Всё держалось на трёх самых любимых наследниках, которые всё это переходное время умели найти общий язык между собой и потому сменяли друг друга на великом столе киевском не без скандалов, но прагматически: когда-нибудь все там будем. Остальные пользовались новой конституцией в урезанном виде – что старшие браться дадут – то и твоё.

Положение осложнялось тем, что княжества были разные по ресурсам и покидать насиженное место ради братнина болота никому не хотелось. А как распространить принцип ротации на детей, ведь их в каждом роду выживало до десятка? Как быть с потомками по женской линии, если не осталось никого по мужской? По Правде Ярослава безработными изгоями постоянно становились малые княжеские роды с чадами и домочадцами, которым нечего было терять – обрести же они могли многое. Профессиональные командиры и их солдаты с сомнительными правами мутили воду в ослабевшей империи изо всех сил, нанимаясь к тому, кто заплатит больше.

Мудр был князь Ярослав, но в последний год тряхнул таки бубенчиками. Нет здесь его вины – даже если она кому-то нужна. Просто пришло его время собирать камни, которые он разбрасывал всю свою долгую жизнь. Он хотел, чтобы род Рюрика коллективно правил Русью, а сыновья его были, как сатрапы. Идея в принципе хороша, но где можно найти князей-чиновников, спокойно меняющих один кабинет на другой? Где сыскать захватчика, который рано или поздно не проникся местными интересами? Такую задачу мог бы поднять рыцарский орден, но варяги не хотели идти в монастырь.

Чужая мудрость стоит недорого, а своя почему-то всегда опаздывает к столу. Собранная авторитетом вожака волчья стая разбрелась по огромным просторам. Авторитет власти также как и всё прочее имеет свой срок и время молитвы. А если молиться или хотя бы бояться некого – то не взыщи, боярин. Некогда могучая река устала течь и разделилась на потоки. Пришла пора малых дел и серого времени.

Нет иных забот, кроме свары с соседями, выколачивания дани и охоты. Мельчает народ, мельчают сами люди. Исторический миф стонет по поводу отсутствия героев. Да и где же им взяться, когда князь воюет с князем единокровным, сжигая города и сёла с одной целью: добыть как можно больше рабов. Варяги давно кончились, но дух морских разбойников живёт и побеждает. Рабы – самый ценный товар: меха, воск и мёд не дадут такой прибыли, как невольники. Почти два века бессилия Руси восполнились огромным экспортом живого товара на рынки мусульман и католиков. Недаром же в тогдашней Европе слово «славянин» стало синонимом слова «раб». Хорошие, ширококостные, сильные рабы рождались женщинами в лесах между Бугом и Волгой – трудно было устоять сильным людям перед таким искушением. Острые мечи норманнов заржавели, буйная кровь свернулась, но старая закваска осталась – и бродит тесто как квашня без соли – только пузыри пускает от натуги.

Объеденительные идеи ещё долго висели в воздухе, как туман: ими клялись, как духом предков, но больше простужались. Неурядицы купировали регулярными съездами князей: собирались Рюриковичи и рядили: кто кого и как обидел, много ли с обидчика взять, кому из детей дать на кормление волость или вовсе городок убогий. История запомнила один великий съезд – 1097 года в Любече. Городок этот и сейчас стоит под Киевом, только князей даже старожилы не помнят. И немудрено – 9 веков прошло с этого исторического события.

Дурман прошлого величия кружит головы, а нынешнее убожество вызывает бессильный гнев. На этом собрании консенсусом решили вернуться к уставу Ярослава без всяких изъятий, а буде кто нарушит – всем миром казнить отступника и смутьяна. Реаниматоры руководствовались благими пожеланиями – а в прошлое возврата нет. Луч надежды сверкнул, когда старый Владимир Мономах больше хитростью, чем оружием заставил буйных родичей утихомириться. На двадцать лет вернулась Великая Русь: опять затрепетали знамёна и попутный ветер надул паруса сотни кораблей. Кости Святослава, застывшие на днепровских порогах, восстали из мертвых: наконец-то правнуки сподобились на что-то путное. Полтора века барахтались в своём болоте, но всё же смогли тряхнуть стариною.

Мономах умер в 1125 году – от старости. Историческая память сохранила только его шапку, которая была уже слишком тяжела для потомков. Сын его, впрочем, недолгий срок носил её не посрамляя отца, но после его кончины шапку стала поедать моль: киевский великий стол навсегда утратил свою магическую привлекательность. Никто не виноват, всё просто: с приходом менопаузы женщина лишается власти над мужчиной. Или по-другому: власть и деньги всё более перемещались в северные княжества. Возвышался Владимир, а Киев в утешение получил титул «матери городов русских». Но колыбель уже опустела – сыновья выросли и разлетелись кто куда.

Однако слишком многое связано в памяти народа с Киевом. Старая, норманнская Русь уже плохо различима в дымке времени, и современники слушают былины, как достоверную информацию. Ведь не только бойцы царя Николая спрашивали стариков: «скажи-ка, дядя, ведь недаром…?». И в ответ они получали целый эпос о том, что раньше были «богатыри, не вы, лихая им досталась доля, не многие вернулись поля…» и так далее по тексту школьной литературы. Слушатели погружались в сказку, как в реку времени. Сил нет, но как приятно послушать о настоящих подвигах настоящих мужчин, настоящем правителе, а не о мелком князе с его мелкими хлопотами.