«Моление Даниила Заточника» как исторический документ
Число документов, сохранивших дух Древней Руси ничтожно. И ещё меньше среди них аутентичных. Летописи написаны людьми не от мира сего и прошли суровую цензуру. Здесь Дух и Букву тщательно фильтровали монастырская \академическая нынче\ общественность и княжеская администрация, а потом – само Время, которое норовит каждый раз взглянуть на вещи по иному. Времени свойственно течь и уносить за собой все факты, что ему не соответствуют. Цензура Времени деспотична: оно оставляет в живых по своему произволу, а не по действительной ценности. Базы данных на Святой Руси горели от века: и сами по себе, и по умыслу. Горели они столь часто и капитально, что это более напоминало расчистку информационного поля от нежелательной информации. Дикое же Поле недолго хранит деяния своих насельников: поднимаются новые травы, и всё, что было, уходит по землю.
«Моление Даниила Заточника» - «случайно» сохранившаяся челобитная, которую специалисты датируют или второй четвертью 11 века, или первой четвертью 13 века. А некоторые даже поставили точное время: 1216 - 1218 год. Разброс велик только для далёких потомков: в прошлом время текло настолько медленно, что современники его не замечали. Или ощущали совсем по-другому. Однако более вероятна датировка документа началом 13 века – хотя бы потому, что в нём упоминается Курское княжество, которого, кажется, при Ярославе Мудром всё же не было.
Итак, прошло 800 лет, а короткая – на 4 странички – челобитная до сих пор жива. Документ написан очень хорошим литературным слогом и охватывает все стороны жизни человека и общества. Этот само по себе вызывает некоторые сомнения в его подлинности. Более того: кроме энциклопедичности, докладная записка опального вельможи Даниила наполнена почти открытым юмором и завуалированным сарказмом. Разве так пишут просьбы о помиловании и снятии опалы? Горькая насмешка – не самый лучший способ вернуть себе расположение господина. Кто этого не знает, тот либо глуп, либо красуется на людях. Но судя по источнику, Даниил умён, многознающ и востёр на язык. Хотя сказано ведь: «на всякого мудреца довольно простоты».
Проблема в том, что если отбирать письменные памятники Древней Руси по такому критерию, то на руках останутся только сухие кости летописей – мало того, что написанные сильно пост фактум, так ещё и отредактированные не один раз. Посему следует считать, что и «Наставления» Владимира Мономаха, и «Слово о полку Игориве», и «Моление Даниила Заточника» - это исторические документы вне всякого сомнения. А касательно любых споров на эту тему твёрдо становиться в позицию известного чеховского героя: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда». Позиция эта не лишена некоторого ригоризма, на зато несокрушима, как земная твердь.
Если говорить совершенно серьёзно, то любой текст, достаточно точно и сильно отражающий идеалы или ценности народа, находится вне критики так же, как и вне времени. Историчность 4-х Евангелий не снижается от того факта, что событий этих ни когда не было: это отражение того Духа, который и поныне и вовеки наполняет собой десятки народов. Как очевидно и то, что Ветхий Завет является сборником сказок древних евреев, который не подвластен тлению, ибо письменно отражает душу Большой Европейской Цивилизации. Это фундаментальные ценности, базовое мировоззрение, которое формирует жизнь миллиарда людей. Поэтому с такого рода сказками никто не спорит – их учат, запоминают, в них смотрятся, как в зеркало – пытаясь понять самих себя.
Прежде всего и в первую очередь Даниил пишет о самом себе и своих огромных достоинствах. Видимо, уже 800 лет назад в ходу была поговорка: «с утра себя не похвалишь – весь день ходишь как оплёванный». С другой стороны, никто ведь не запрещает человеку писать красочную автобиографию.
Происхождением его Бог не обидел – это само собой: человек незнатный писать челобитные не будет по многим причинам. Автор вышел из хорошей семьи и ценит это. Образование он получил совсем не стандартное: Даниил откровенно говорит, что никаких университетов не кончал, за границей не бывал и всё постигал своим умом: «Я, княже, ни за море не ездил, ни у философов не учился, но был как пчела – припадал к разным цветам и собирал мёд в соты, так и я по многим книгам собирал сладость слов и смысл их собирал, как в мех воды морские». Перед нами – исключительно талантливый и усердный искатель истины. Понятия эклектичности он не знал и систематичность образования его не прельщала. Видимо, ему было очевидно, что правильное, регулярное и трафаретное по существу образование хорошо только для людей средних способностей. А наш автор уверенно толкует о своей исключительности, намекая, что в его бедной голове собрано, словно море, всё человеческое знание.
Разумеется, личность энциклопедического характера может не стеснятся в самовыражении: «вострубим, как в златокованые трубы, во все силы ума своего, и заиграем в серебряные органы гордости своею мудростью». Действительно: стеснительность – это большой порок, говорящий о низкой самооценке. Мудростью своею следует гордится во всеуслышанье – для такого дела вполне подходят и трубы, и орган. Ведь если не говорить об этом достоинстве очень громко и регулярно, то окружающие могут и усомниться.
Д.Заточник понимает, как человек умный, что трубы и орган – это для народа: ведь духовой оркестр слышно далеко. Но мудрость требует более камерных и вместе с тем – более возвышенных инструментов. Только недалёкий человек будет упорно метать бисер перед свиньями, толкуя народу о своей мудрости. А мудрец предпочтёт узкий круг ценителей: «восстань, слава моя, восстань в псалтыри и в гуслях». Даниил намекает, что ему всё же ближе обстановка церковного хорала или роль Вещего Бояна, раскрывающего свои достоинства в дворцовой зале.
Но референтный круг – это только трамплин для большего: Д.Заточнику грезится всемирно-историческая слава. Служащие княжеской администрации, ослеплённые мудростью, сконцентрированной в Данииле, станут рассказывать о ней везде и всюду. Это понятно: всех и каждого мало-мальски смышленого человека уже третье тысячелетие смущает слава пророков Израиля: «да раскрою в притчах загадки мои и возвещу в народах славу мою» - пишет наш далёкий предок. Желания его растут, как лавина: сначала ему для самоуважения достаточно пройти по главной улице с оркестром, а ныне уже мало гуслярить, т.е. солировать перед сильными мира сего – подавайте бедному человеку возможность поучать народы в притчах и загадках. Тактико-технические данные для таких подвигов у человека отменные: «был язык мой как трость книжника-скорописца, и приветливы уста мои, как быстрота речная». Однако ловкий язык, острый язык очень подвёл хозяина: люди инстинктивно сторонятся краснобаев с умильным выражением лица, чувствуя их элементарную непорядочность.
Пострадавши от собственного красноречия, Д.Заточник умоляет не обращать внимания на внешность, а смотреть в суть вещей: «Господине мой! Не смотри на внешность мою, но посмотри, каков я внутри. Я, господине, хоть одеянием и скуден, но разумом обилен; юн возраст имею, а стар смысл во мне». Поскользнувшийся на собственном языке просит увидеть за нагромождением слов яркий и глубокий ум. Он подчёркивает свою сугубую перспективность, напирая на молодость тела и старость духа. Притом он не просто «из молодых да ранний», а ещё и красавец: «Ибо сердце умного укрепляется в теле его красотою и мудростью». Это очень нетрадиционная постановка вопроса – обычно красота никогда не совмещается ни с умом, ни с тем более мудростью. Либо наши далёкие предки понимали под умом умение складывать слова в предложения а под мудростью – складывать предложения в нелишенные смысла блоки, либо Даниил злоупотребляет гиперболами и метафорами. В принципе красивый человек может быть умным – но это красота змеи. Впрочем, человеку свойственно обманываться на свой счёт: он считает свой язык ангельским, не замечая, что он сильно раздвоен.
Воздав самому себе хвалу и яркими красками расписав свои неповторимые достоинства, Даниил Заточник всё же не совсем потерял голову: «всё это написал я, спасаясь от лица бедности моей, как рабыня Агарь от Сары, госпожи своей» - пишет он. Как человек умный, он не может не понимать, что агрессивный автопанегирик в лучшем случае вызовет нездоровую улыбку у читателей. Действительно, если поверить ему на слово, то такой кладезь ума, мудрости, благородства, красноречия и деловитости надо сразу же или сажать в красный угол под образа, или бросить на плаху – чтоб не смущал простодушных хитрым словом. Однако Господь уберёг Даниила от этих соблазнов и выбрал ему путь средний. Как говорит народная мудрость: «язык до Киева доведёт – если он нормальной длины». А язык длинный и острый, как бритва, завёл нашего разумника в ссылку – на берега студёного озера, коими так славен русский Север.
Тут издревле во множестве селились пустынники и прочие люди, взыскующие Бога и сами претендующие на известную святость. И начальство рассудило, что эти же места подходят для людей лихих и чем-то ему не угодивших. Даниилу здесь очень не понравилось: «Ибо, господине, кому Боголюбово, а мне горе лютое; кому Белозеро, а мне оно смолы чернее; кому Лаче-озеро, а мне, на нём живя, плачь горький; кому Новый Город, а у меня в доме углы завалились, так как не расцвело счастье моё».
Дедушку моего, блаженной памяти Ивана Адриановича, тоже за длинный язык послали куда севернее – на Печору-реку. И жил он в ещё более стеснённых обстоятельствах, чем Даниил – а приговор не оспаривал: Родине-Матери виднее, кого миловать, а кого наказывать. Вместо споров с Родиной он всё свободное от строительства знаменитой железной дороги время посвящал творчеству, оттачивая свой литературный талант на материале замечательной северной природы. Так-то, милок: а то сразу жаловаться на тяжёлые квартирные условия, хотя у человека в ссылке не нары, а отдельный коттедж. И говорят верные люди: и на Бело-озере, и на Лаче-озере – красота несказанная. Истинная пустынь, отдохновение для усталой души человеческой, самое богоспасаемое место.
Но наш Данила – человек ещё молодой и к самоуглублению склонности не имеющий. Вместо того, чтобы воспользовавшись временем вынужденного одиночества, собрать воедино все душевные силы в кулак, он надевает чёрные очки и через них смотрит на действительность. И ей бы после этого не быть чёрной? Беды свои несчастный человек склонен явно гиперболизировать, используя сочный и колоритный русский язык. Раньше я красовался в столице, а теперь я никто и только плачу безутешно: «Ибо я как смоковница проклятая: не имею плода покаяния; ибо имею сердце – как лицо без глаз; и ум мой – как ночной ворон, на вершинах бодрствующий; и закончилась жизнь моя, как у ханаанских царей, бесчестием; и покрыла меня нищета, как Красное море фараона».
Юноша, внезапно попавший из «князи в грязи», погрузился в депрессию. Что ж, не мудрено: суетная придворная жизнь и «работа» в княжеской администрации не способствуют концентрации духа. Душевная твёрдость чужда Даниилу: даже совсем недалёкая ссылка кажется ему концом света, состоянием совершенно безвыходным.
Тяжелейшая обида и корень безысходности – это бедность. Как верно сказано мудрецом: «Нищета – вот самый страшный порок». И вот юноша благородных кровей, родившийся с серебряной ложкой во рту, попал на солончак бедствия. О чём же думает страдалец? Вопреки широко распространённому мнению, русский народ и в древности, в младенчестве своём, религиозным был условно. Так и Даниил – обильно цитируя Писание, он в Бога явно не верит, ибо в годину бедствия все помыслы его и упования – к мирской власти: «Вот почему взываю к тебе, одержим нищетою: помилуй меня, потомок великого царя Владимира, да не восплачусь, рыдая, как Адам о рае, пусти тучу на землю убожества моего!». Но каков слог! Какова яркость и афористичность стиля! Какие сочные сравнения и метафоры! Или вот: «Княже мой, господине! Избави меня от нищеты этой, как серну из сетей, как птицу из западни, как утёнка из когтей ястреба, как овцу из пасти львиной».
В своих филиппиках против нищеты Д.Заточник поднимается на высоту глубоких философских обобщений. Поимев возможность вкусить все прелести её, он заострил свой ум на точиле тяжкого опыта и пишет: «Как олово пропадает, когда его часто плавят, так и человек, когда он много бедствует. Никто ведь не может пригоршнями есть соль, ни в горе разумным быть; всякий человек хитрит и мудрит о чужой беде, а в своей не может рассудить. Злато плавится огнём, а человек – напастями; пшеница, хорошо перемолотая, чистый хлеб даёт, а человек в напасти обретает ум зрелый. Моль, княже, одежду ест, а печаль – человека; печаль человеку кости сушит».
Д.Заточник справедливо уверен, что нищета – это не просто тяжкий порок: это медленная пытка, деформирующая личность и убивающая в нём всё человеческое. Нищета превращает человека в разумное животное, а социум – в отвратительное стадо. Отвратительное только потому, что оно состоит из бывших людей. Фактически массовую нищету народа литератор 13 века приравнивает к преступлению против человечности. Это даже хуже, чем геноцид: это растление человеческих душ.
Даниил не призывает к бунту и революционному изменению существующего строя. Как человеку творческому, ему естественно чужды кровавые и безнадёжные в своей исконной глупости конвульсии народного протеста. По его мнению, просьбы дают гораздо больший эффект, чем грубые размахивания дурацкими кулаками: «Княже мой, господине! Покажи мне лицо твоё, ибо голос твой сладок и образ твой прекрасен; мёд источают уста твои, дар твой как плод райский. Когда услаждаешься многими яствами, меня вспомни, хлеб сухой жующего; или когда пьёшь сладкое питьё, вспомни меня, тёплую воду пьющего в укрытом от ветра месте; когда же лежишь на мягкой постели под собольими одеялами, меня вспомни, под одним платком лежащего, и от стужи оцепеневшего, и каплями дождевыми, как стрелами, до самого сердца пронзаемого».
Как видно из текста, Д. Заточника и в мыслях нет кусать руку дающего. Вспоминается история другого молодого человека – некоего Овидия, которого тоже за длинный не в меру язык сослали в Колхиду. Дело было пустяковое на современный взгляд: талантливый юноша, несколько злоупотреблявший эротической лирикой, попал под горячую руку во время кампании по борьбе за нравственность в Древнем Риме. Смех, да и только: уж кто бы говорил! Однако брошенный на край света поэт до конца дней засыпал Августа просьбами сжалиться над его бедствиями. Он писал, что живёт в краю варавров, в климате болотистом, у моря холодного и ест очень грубую пищу. Но Овидий был замешан в скандале с дочкой Августа – или стоял рядом не вовремя. И поэтому его челобитные будили у принцепса тяжёлые воспоминания. Может и наш Даниил своей красотой да ловким языком обратил на себя внимание влиятельных женщин, но надежд не оправдал. И поэтому мог оставаться в категории лишенцев и поражении в правах до конца дней.
Кричу: обида! Вопию слёзно – и нет суда! Так говорил Патриарх Страданий Иов ещё 25 веков назад, когда город Рим был очень скромной деревней, а на Киев и намёка не было. Даниил Заточник поёт те же самые песни, с одной лишь разницей: Иов стенал в безводной пустыне, а молодой человек – на ледяном озере. Люди разные, века иные, а суть жалоб одна: как плохо быть униженным и оскорблённым.
Верно говорит старая восточная поговорка: беда слабого человека идёт от непосильных желаний. Молодой человек больших дарований, сосланный на север из-за сущих пустяков, хочет вернуться в столицу, где тепло по определению. Ибо превратившись в маргинала, он вкушает все прелести жизни на дне. Иными словами, медаль повернулась к нему оборотной стороной. Как только Даниил выпал из номенклатуры, как судьба сменила знак на противоположный: «Ибо я, княже господине, как трава чахлая, растущая под стеною, на которую ни солнце не сияет, ни дождь не дождит; так и я всеми обижаем, потому что не ограждён я страхом грозы твоей, как оплотом твёрдым. Не смотри же на меня, господине, как волк на ягнёнка, а смотри на меня, как мать на младенца» - пишет ссыльнопоселенец. Лишение фавора не проходит незамеченным: у людей глаз на чужое горе острый. Опальника немедленно подвергают общественному остракизму. Более того: за лишенца не вступаются даже друзья и родственники. С удивительным единодушием вчерашние любезники, как известные персонажи Д.Свифта, справляют на упавшего большую и малую нужду: «Друзья мои и близкие мои отказались от меня, ибо не поставил перед ними трапезы с многоразличными яствами. Многие ведь дружат со мной и за столом тянут руку со мной в одну солонку, а в несчастии становятся врагами и даже помогают подножку мне поставить; глазами плачут со мною, а сердцем смеются надо мною. Потому-то не имей веры к другу и не надейся на брата». Друзья Даниила на поверку оказались просто нужными людьми – а юноша по природной наивности себя обманывал. И чтобы страдалец не впадал более в такие иллюзии, они избрали его предметом тонких издевательств. Однако в оправдание Добрых Людей надо сказать, что в интеллектуальной среде это скорее норма. Здесь действуют по принципу: «падающего – подтолкни», хотя никто из современников Д.Заточника Ф.Ницше скорее всего не читал.
То, что от опального отказались и родственники, говорит о многом – но только плохое. Если посмотреть на философские обобщения писателя не иметь веры ни к другу, ни к брату с общественно-политической точки зрения, то становится очевидным ответ на вопрос: почему Владимирская Русь или Залеская Украина, сдалась татарским оккупантам без боя, приняла Иго как должное и естественное событие. Распалась аристократическая семья, произошла моральная деградация правящего класса, элита рассыпалась на элементарные частицы.
Рюриковичи – современники Д.Заточника – утратили энергию, жажду подвигов, страшились трудностей. Никто из молодых князей не хотел ехать воеводами на границы: « Не лгал мне князь Ростислав, когда говорил: «Лучше мне смерть, нежели Курское княжение»; так и мужи говорят: «Лучше смерть, чем долгая жизнь в нищете». В начале 13-го века Курск был краем света, местом диким и суровым, границей варварства и хоть какой-то цивилизации: самое место для богатырских ристалищ и живописания былин. И то, что родовитое юношество считало такую перспективу хуже смерти, есть факт обвинительный для общества в целом.
Родственные отношения, семейная взаимовыручка, семейная честь и чувство долга перед родными были заменены товарно-денежными отношениями: «Ибо, господине, богатый муж везде ведом – на чужбине друзей имеет, а бедный и на родине ненавидим ходит. Богатый заговорит – все замолчат и после вознесут речь его до облак; а бедный заговорит – все на него закричат. Чьи одежды богаты, тех и речь чтима» - констатирует Даниил. Иными словами, уже в первой четверти 13-го века аристократия меча сменилась на аристократию денежного мешка. Это значит, что перед Киевской Русью на излёте её жизни открылась перспектива европейского развития. И напрасны филиппики Заточника против власти денег: кровавые игрища при всей их красочности всё же есть детство рода человеческого. А деньги с их подлыми интригами скорее олицетворяют подростковый возраст социума.
У автора челобитной нет ни одного упоминания о евреях: эта тема уже тогда была настолько болезненна для русского человека, что её никак нельзя было бы обойти. Развитие товарно-денежного хозяйства и накопление крупных состояний в валюте и прочих движимых активах шло совершенно естественно – без чьего-либо постороннего влияния. Дело в том, что сынов Израилевых, всех до единого, депортировали на Запад, по немецкой визе, еще в 1113 году. И потому писатель, живший на сто лет позже, ничего о них не слышал. Так что все богачи, злодеи и просто неприятные во всех отношениях люди были истинно-русскими человеками: случай для Руси просто уникальный.
В деморализованном обществе легко живётся только сильному человеку, ибо это его время. Хаос и правовой произвол, царивший на Руси перед татарским нашествием, ужасает опального боярина: он как будто только теперь увидел, что значит лишиться «крыши» великокняжеской – « Не имей себе двора близ царёва двора и не держи села близ княжеского села; ибо тиун его – как огонь, на осине разожжённый, а рядовичи его – что искры. Если от гоня и устережёшься, то от искр не сможешь устеречься и одежду прожжёшь». Даниил пытается донести до великого князя правду – что слуги его и слуги слуг его заворовались настолько, что раскачали вертикаль власти. И что несильный ветер опрокинет государство, как прогнившее изнутри дерево.
Если люди властные не ограждены от привычного беззакония, то что остаётся в удел слабому человеку? Только слёзы сиротские: «Я ведь, княже, как дерево при дороге: многие обрубают ветви и в огонь кидают; так и я всеми обижаем, ибо не ограждён страхом грозы твоей». Много хочет слабый человек: вернуться под тёплую крышу и снова блистать умом среди простодушных. Он недоволен тем, что ему просто позволяют стоять, как одинокому дереву при дороге – эта доля кажется ему унизительной. Но ведь бывает и хуже: а что если он, бедолага, есть смоковница бесплодная? Та самая, которая стояла у той самой дороге, по которой шёл Иисус? И вспомнить бы ему, что с этой смоковницей стало по бесплодию её.
Всякая власть от Бога – говорит Писание. И если рассуждать серьёзно, то так оно и есть. Всё существующее разумно – вторит Писанию Философ. Всякий осуждающий власти предержащие предерзостно только кичится своим скудоумием. Но и нахваливать своего господина если и не грех, то бестактность. Однако народ наш, редко скорый на ум, хитро парирует: «маслом кашу не испортишь».
Даниил Заточник, кратко и афористично осветивший собственную глубокую мудрость, свои личные несчастья и нарастающий системный кризис в древнерусском обществе, идёт по протоптанной дорожке: пылко хвалит начальство за несуществующие заслуги и под сурдинку даёт советы по управлению державой.
У Д.Заточника, по его словам, есть некоторое основание быть с князем фамильярным: с патроном его прежде связывали отношения любви и дружбы. Он пишет: «Но видел, господине, твоё добросердечие ко мне и прибег к всегдашней любви твоей. Ибо говорится в Писании: просящему у тебя дай, стучащему открой, да не отвергнут будешь царствия небесного; ибо писано: возложи на Бога печаль свою, и тот тебя пропитает вовеки …Птица радуется весне, а младенец матери; весна украшает землю цветами, а ты оживляешь людей милостью своей, сирот и вдовиц, вельможами обижаемых. Княже мой, господине! Покажи мне лицо твоё, ибо голос твой сладок и образ твой прекрасен; мёд источают уста твои, и дар твой как плод райский».
Как видно из приведенного выше обширного отрывка, ссыльный не скупится лить масло в кашу. И она уже давно плавает в этом масле в поисках самой себя. То ли у Д.Заточника очень тонкое чувство юмора, то ли он совершенно раздавлен видами Лаче-озера и контактами с людьми, которые на нём гнездятся. У меня постоянно возникают сомнения не сей счёт: ирония, а порой и горький сарказм явно не чужд нашему писателю. Но возможно, он просто считает великого князя Владимирского глупцом? Что ж, ему виднее, ибо он его очень хорошо знает.
Приписав господину своему все мыслимые достоинства, автор исподволь переходит к наставлениям. В принципе, как человек, потерявший многое, он толкует только об одном - о щедрой руке хозяина: «Да не будет сжата рука твоя, княже мой, господине, на подаяние бедным: ибо ни чашею моря не вычерпать, ни нашими просьбами твоего дома не истощить. Как невод не удерживает воды, а только рыб, так и ты, княже, не удерживай злата и серебра, а раздавай людям».
Пассаж этот можно понимать двояко. Прямолинейно это значит, что маргинал давит на психику, используя авторитет Св.Писания, дабы выжать себе амнистию. Косвенно это означает критику торгашеских традиций, царящих в среде обрусевшей варяжской аристократии: они уже давно привыкли не столько Русь блюсти, сколько вести выгодные экспортно-импортные операции с соседями. То, что Рюриковичи перед нашествием татар превратились в склочную семейку купцов-международников с повадками Скупого Рыцаря – не новость. Они и раньше не столько стояли за Святую Русь, сколько торговали живыми душами. Ничего не попишешь: самый ликвидный товар.
Потому Даниил снова и снова учит своего господина шире смотреть на вещи: «Ибо щедрый князь – отец многим слугам: многие ведь оставляют отца и матерь и к нему приходят. Хорошему господину служа, дослужишься до свободы, а злому господину служа, дослужишься до ещё большего рабства. Ибо щедрый князь – как река, текущая без берегов через дубравы, поит не только людей, но и зверей; скупой князь – как река в берегах каменных: нельзя ни самому напиться, ни коня напоить. Боярин щедрый – как колодезь с пресной водой при дороге: прохожих поит; а боярин скупой – как колодезь солёный».
Новый поворот темы: Д.Заточник выступает как сторонник «старины глубокой», ярый традиционалист, критик справа, недовольный нарождающимися буржуазными отношениями и европеизацией русского общества. Он - предтеча славянофильства и антизападничества, воспевающий русскую национальную самобытность и идентичность. Князь в его понимании – это былинный богатырь, Красное Солнышко, как полноводная река в знойный день – чистое проявление природных сил. Он не обременён мелкими земными расчетами и просто поддерживает жизнь как таковую. Автора искренне возмущает образ реки, одетой в каменные берега – призрак Западной цивилизации – которая так контрастирует с милым его сердцу патриархальным сельским бытом.
Сильные же люди, вместо того, чтобы по-отечески руководить сбежавшейся в столицу молодёжью, доводят её до нищеты разными злоупотреблениями. Скупые как солёный колодец бояре Залеской Украины настолько достали порядочных людей своей моральной нечистоплотностью, что в 1223 году несколько сотен дружинников отправились служить Киевскому князю из принципиальных соображений. Вряд ли он был лучше своих коллег из Владимира – но в глазах изверившихся в начальстве современников Д.Заточника он был воплощением Доброго Старого Времени. Прикоснувшись к Сказке, эти последние рыцари Святой Руси по дороге в Киев завернули на речку Калку, где и сложили головы в борьбе за свои идеалы. Этот эпизод ничем не хуже истории 300 спартанцев, но в учебники он не попал. Причина веская: они погибли в битве с татарскими захватчиками, а они с некоторых пор – и не враги, и не захватчики – а основатели народа русского. И слава тех, кто им сопротивлялся, в глазах национального мифа более чем сомнительна.
Даниил, как человек разумный, понимает, что нравственными проповедями власти не урезонить – ей доступны только меркантильные доводы: «Паволока, расшитая разноцветными шелками, красоту свою показывает; так и ты, княже, множеством своей челяди честен и славен во всех странах являешься. Некогда ведь похвалялся царь Иезекииль перед послами царя вавилонского и показал им множество золота и серебра; они же сказали: «Наш царь богаче тебя не множеством золота, но множеством воинов; ибо воины золото добудут, а золотом воинов не добыть».
Аргумент и правда серьозный: собирая золото, Рюриковичи обескровили землю русскую. Они экономили на воинах, а военно-промышленный комплекс уже десятки лет не выходил из системного кризиса из-за постоянного недофинансирования. Офицерский корпус оскудел и привык более интриговать, чем заниматься боевой и политической подготовкой. Иными словами, русская армия превратилась во внутренние войска, более всего способные драться с народным ополчением. К тому же они перестали уважать своих естественных вождей за мелочную скупость и очевидный цинизм. Даниил отмечает: «Славно за бугром коней пасти, так и в войске хорошего князя воевать. Часто из-за беспорядка полки погибают. Видел: огромный зверь, а головы не имеет, так и многие полки без хорошего князя. Гусли ведь настраиваются перстами, так и град наш – твоим управлением».
Таким образом, Владимирская Русь видится ссыльному как безголовое чудовище, бессмысленно вытаптывающее своё же население. Система управления полностью дезорганизована отсутствием кадров. Вот она, извечная проблема будущей России: народу много, а людей нет. Ибо разве это люди? Механизм власти отталкивает всех, кто способен видеть дальше собственного носа. Отупевшие от алчности сильные люди деморализовали этнос обратно в безголовое стадо, которое будет радо появлению любого хозяина.
Даниил Заточник, тем не менее, преисполнен оптимизма: из властной вертикали выпало среднее звено, отсутствует аппарат советников и референтов, нет квалифицированного мониторинга внешнеполитической ситуации, ибо место занято лакеями и глупцами: «Господине мой! Ведь не море топит корабли, но ветры, не огонь раскаляет железо, но поддувание мехами; так и князь не сам впадает в ошибку, но советчики его вводят. С хорошим советчиком совещаясь, князь высокого стола добудет, а с дурным советчиком и меньшего лишится».
Но где же взять хороших советчиков? Ведь если власть предержащие уже привыкли ходить на совет нечестивых, то благочестивых уже извели. Однако есть ещё порох в пороховницах: вот на холодном Лаче-озере, «в глухомани, в лесу, несмотря на красу, дни проводит…» Д.Заточник. Сосланный по навету злых людей, он растрачивает государственные таланты на борьбу с природными стихиями. Сидя в своей избушке, он мечтает об одном: «Господи! Дай же нашему князю силу Самсона, храбрость Александра, разум Иосифа, мудрость Соломона, искусность Давида и умножь, Господи, всех людей под пятою его». Человека с таким сочетанием достоинств на земле долго не держат, а тем более не дают чесать пяток. Однако кому ж не хочется иметь такого господина? Обычно должность Хозяина исполняют люди попроще. Более того: достаточно господину иметь хотя бы один из вышеперечисленных талантов, чтобы получить хорошее место в национальном мифе.
Скудость ума у человеков беспокоила лучших мыслителей от века. Едва научившись писать, царь Соломон отметил, что невежество – это самая большая трагедия и истинная кара Господня. Вне русла библейской традиции тему дурости активно дискутировали древние греки. И всё в одном и том же ключе: от дураков нет спасения! Римляне же, как народ практичный, сочли эту проблему праздной и надуманной. На родине Юлия Цезаря откровенные глупцы не выдвигались на руководящие должности – а в качестве обычных граждан они большой угрозы обществу не представляли. До поры до времени, конечно.
В средние века о дураках забыли: не до того было. И снова вспомнил об этом неукротимом и неистребимом племени Эразм Роттердамский в своей поэме «Корабль дураков». Это было знамением времени: началась эпоха перемен, когда социум воспринимает критику более спокойно, стремясь увидеть в ней какое-то рациональное зерно.
«Наш» Даниил Заточник, живший на три века раньше Эразма, оказался в похожем историческом периоде: завершалась Золотая Осень Киевской Руси. Только состояние очевидного системного кризиса позволяло сурово и по существу говорить о стереотипах массового сознания. Главной особенностью его является нежелание и неумение слушать разумные вещи. Д.Заточник просит о помиловании хотя бы потому, что он мастерски владеет литературной речью и умеет облекать всё важное в необидные слова: «Мыслью парил бы, как орёл в воздухе. Но поставь сосуд гончарный под капельницу языка моего, да накапают тебе слаще мёду слова уст моих. Как Давид сказал: «Сладки слова твои, лучше мёда они устам моим». Ибо и Соломон сказал: «Слова добрые сладостью напояют душу, покрывает же печаль сердце безумного».
Чем вышеизложенная программа отличается от обычной лести – понять трудно. Удивить лестью человека властного сложно – разве что он глуповат не в меру. Подхалимство и славословие – стандартные процедуры поведения в коридорах власти. Но к чему господину устраивать соревнования лизоблюдов? Ведь так можно потерять последние остатки здравого смысла. Д.Заточник подчёркивает свою при искусных речах честность. Он режет правду-матку, не выкалывая при этом слушателю глаза: «Неужели скажешь мне: от глупости мне всё это наговорил? Не видел ты неба холстяного, ни звёзд из лучинок, ни глупого, говорящего мудро. Неужели скажешь мне: солгал как пёс? Но хорошего пса князья и бояре любят. Неужели скажешь мне: солгал как вор? Если бы украсть умел, то к тебе бы и не жаловался. Девица ведь губит красоту свою прелюбодейством, а мужи своё мужество – воровством».
Даниил безжалостно откровенен: сам господин человек недалёкий, раз не может отличить звёзд от лучинок. Или пьёт неумеренно. И потому не в состоянии отличить человека, исполненного глубокого ума, от рядового обывателя. Администрация князя и в целом властная вертикаль переполнена ворами и господина не уважает как минимум. Ибо человек ловкий ни в каком князе не нуждается: он сам решает свои проблемы и сам себе голова. И сам Заточник говорит в лицо, что если бы он не страдал интеллигентскими предрассудками, то прекрасно обошёлся бы и без великого князя. А поскольку ему мешают моральные устои, то он издевательски предлагает себя в качестве дворцовой собаки. И обещает не только хорошо и правильно лаять, но и быть абсолютно преданным псом – не то, что некоторые. Опять же по причине известного морального увечья.
Раз такого мудреца сослали на Север, то очевидно дураки окончательно одолели князя. Ибо зачем тогда иносказательная просьба – притча: «Господине мой! Не лиши хлеба нищего мудрого, не вознеси до облак глупого богатого. Ибо нищий мудрый – что золото в грязном сосуде, а богатый разодетый да глупый – что шёлковая подушка, соломой набитая». Хорошо устроившийся дурак вызывает не просто зависть, а отчаяние: он одним свои видом колеблет основы бытия. Глупый богач вводит людей в грех сомнения по большому счёту: он заставляет их сомневаться в справедливости сущего и хулить практику Вседержителя в сердце своём. А отсюда до бунта – один шаг: «вставай, проклятьем заклеймённый, весь мир голодных и рабов…». Ибо ведут этих рабов эти самые «нищие мудрые». Существует правило, согласно которому революционная ситуация складывается в период оскудевания интеллектуалов и откровенного засилья состоятельных дураков. Таков Божий промысел, его же не перейдеши: «Ибо мудрого мужа посылай – и мало ему объясняй, а глупого посылай – и сам вслед не ленись пойти. Очи мудрых желают блага, а глупого – пира в доме». То есть от преобладания людей недалёких в аппарате управления решительно расстраиваются все дела. Глупец, даже искренне имеющий желание работать на совесть, просто не может понять, что от него хотят и за что сердятся. Через 700 лет после Д.Заточника В.Ленин требовал брать в аппарат нерусских людей, ибо на русского, чтобы он что-то сделал, надо «двадцать раз накричать и тридцать раз напомнить». Надо сказать, что великий вождь был откровенный русофоб и толерантностью не болел. Но Д.Заточник русофобом быть не мог никак – он просто откровенно описывал застойное русское общество перед «сливом». И проблема умного и дурака только в системе ценностей – первый думает о вещах возвышенных, а второй – о трёх «П»: пожрать, … и всё что с этим хорошо рифмуется.
Д.Заточник ребром ставит вопрос о происхождении дураков и склоняется к мистической теории самозарождения. Ничего странного: ведь было же время, когда человечество считало причиной беременности северный ветер. И простодушные женщины, имеющие надежду, при его появлении усердно поднимали подол на голову, совершенно не отдавая себе отчёт, что кроме тяжёлой простуды от северного ветра ждать нечего: «Ибо глупых не сеют, не жнут, ни в житницу не собирают, но сами себя родят» - пишет Даниил. Идея самозарождения дураков явно отдаёт поповщиной: получается, что количество глупцов, их энергия и влияние нельзя предусмотреть и контролировать. Дурак – это Бич Божий, с ним нельзя бороться и конфликтовать: «Не запрещай глупому глупости его, да не уподобишься сам ему. Не стану с ним много говорить». Святые слова: не тронь дерьмо – и вонять не будет. Пусть дураки дурачат самих себя – нельзя опускаться на их соблазнительный уровень. Среди гуманистов всех времён бытует теория, согласно которой умный должен взять за руку глупого и вести его подальше от привычных мест. Д.Заточник заклинает не делать этого: если глупость – это явление природы, то все усилия её изменить или бесполезны, или пагубны. Сам факт такого желания уже говорит о глупости доброхота. Пусть дурак ведёт дурака к такому же дураку. «Как в дырявые меха лить, так и глупого учить; ибо псам и свиньям не нужно ни золота, ни серебра, а глупому – мудрых слов; мертвеца не рассмешишь, а глупого не научишь. Коли пожрёт синица орла, коли поплывёт камень по воде и коли начнёт свинья на белку лаять, тогда и глупый уму научится».
Д.Заточник, несмотря на свой юный возраст, столько обид претерпел от дураков, что занял позицию крайнего ригоризма. От его идей за версту несёт расизмом: ещё немного, и он предложит всех дураков отселить в гетто – а там, глядишь, и до концентрационных лагерей недалеко. Древний писатель не требует физического уничтожения людей недалёких, но подталкивает общество к их остракизму, сегрегации и законам о кухаркиных детях. Теперь понятно, почему великий князь опалился на красноречивого Даниила: он и на дворцовом паркете проповедовал экстремистские взгляды. Всё пишет о своей неизреченной мудрости, а подняться выше своего пенька не может – великий князь есть правитель всего русского народа, а не только умных людей. Надо смотреть на вещи шире и не дразнить людей попусту. К тому же ссылка явно не научила уму, а озлобила Даниила: «Да не буду как мех дырявый, роняя богатство в руки неимущих; да не уподоблюсь жерновам, ибо те многих людей насыщают, а сами себя не могут насытить житом; да не окажусь ненавистным миру многословною беседою, подобно птице, частящей свои песни, которую вскоре же ненавидеть начинают». Иначе говоря, он уверен, что и его читатели – тоже скромного ума люди, которых наставлять – словно воду в ступе толочь.
Не менее одной четвёртой текста челобитной Д.Заточника посвящены русской женщине. Скажут: определение некорректно в принципе, ибо до татар русского народа не было как такового. Были некие восточнославянские племена, объединённые не столько одной властью, сколько одной религией. Но для простоты анализа здесь и далее будет упоминаться женщина именно русская – ибо кого особо интересуют этимологические тонкости?
Сам факт посвящения значительного раздела женщине говорит в первую очередь о том, что её влияние на жизнь страны было огромным. То, что женщина рождает и воспитывает человека – факт достаточно известный, чтобы о нём рассуждать далее. Но в большинстве культур женщина угнетена настолько, что её никто не видит, не слышит и не замечает. И то, что Д.Заточник подробно описывает проблему, говорит об изначально большой свободе русской женщины. В начале 13-го века, когда хвалёная Европа была погружена во тьму невежества, Киевская Русь на излёте сил предстала пред миром как светоч уважения прав человека и прав женщин – особенно.
Отношения женщин с мужчинами на Святой Руси были не безоблачны. Д.Заточник рисует полную драматизма картину взаимоотношения полов. Русская женщина в могучем порыве сбрасывает иго мужчины, которое нередко было ещё страшнее татарского. Писатель – надо сказать это без экивоков – необъективно подходит к оценке русской женщины. Его тяжело травмирует психологически уже тот факт, что среди русских людей было так много подкаблучников, что успела сложиться целая народная мудрость: «Ни скот в скотах коза, ни зверь в зверях ёж, ни рыба в рыбах рак, ни птица в птицах нетопырь, ни муж в мужах, если над ним жена властвует, ни жена в жёнах, если от своего мужа прелюбодействует, ни работа в работах – для жёнок повоз возить».
Итак – психологическое и нравственное ослабление мужчин непосредственно перед татарской агрессией – очевидный факт. Надо отметить, что автор текста пишет только о людях грамотных, преимущественно об элите и тех слоях среднего класса, которые её обслуживают. Это горстка людей, вершина айсберга, ибо весь народ святорусский ещё не сгнил, т.к. не знал грамоты. Это она отнимает силу духа у мужей и портит характер женам. Впрочем, это процесс естественный: умирающая цивилизация становится более утончённой по воле Божьей – чтобы облегчить труды молодому и неиспорченному культурой народу-завоевателю.
С ужасом и возмущением констатирует Заточник печальный факт повсеместной продажи мужчинами своего первородства за чечевичную похлёбку женскую. Вероятно, наш литератор уже не первую челобитную написал в столицу. И судя по некоторым намёкам – получил издевательский совет из княжеской канцелярии. Во всяком случае он пишет: «Неужели скажешь мне: «Женись у богатого тестя, чести ради великой; у него ешь и пей?»… Дивней дивного, кто в жёны возьмёт уродину прибытка ради». В таком союзе породистого мужчину унижает факт самопродажи. Он остро чувствует свою социальную неполноценность и несвободу. В таком браке женщина становится равноправной и независимой: раздавленного унижением мужа можно ставить на место любыми простыми способами.
Но кроме эмоциональной травмы богатая жена приносит мужу своё уродство, ибо богатые и красивые невесты обнищавшим детям боярским не достаются никогда. Обычно мужчина проходит мимо некрасивой дамы не останавливаясь, но если это своя жена, то ему некуда деваться: «Видел жену безобразную, приникшую к зеркалу и мажущуюся румянами, и сказал ей: «Не смотрись в зеркало – увидишь безобразие лица своего и ещё более обозлишься». Таким образом, отсутствие эстетического выбора вызывает у приёмного мужа стресс и желание обратить внимание бедняжки на её женскую никчемность. Конечно, с такими преамбулами и таким предисловием душевных отношений и здоровой семьи не видать никогда. Но Д.Заточник связывает воедино вопросы эстетики с этикой: по его мнению, некрасивая женщина всегда имеет дурной характер. А женщина с дурным характером – это исчадие ада: «Лучше бы уж мне вола бурого ввести в дом свой, чем злую жену взять: вол ведь не говорит, ни зла не замышляет, а злая жена, когда её бьёшь, бесится, а когда кроток с ней – заносится, в богатстве гордой становится, а в бедности других злословит». Бурый вол видимо на Руси считался дурным знаком и союзником нечистой силы. А вред от злой женщины в доме настолько велик, что и бурый вол покажется вполне терпимым соседом.
В отличие от бурого вола злая жена – личность абсолютно аморальная. Вряд ли Д.Заточник читал Конфуция в оригинале – а переводов тогда ещё не было. А то бы он узнал, что ещё 17 веков до него великий мыслитель открыл закон человеческого общежития. Точнее не открыл, а сформулировал: «Труднее всего обучать женщин и рабов. Когда их приблизишь – они становятся наглыми и садятся на шею. Когда удалишь от себя – становятся злобными». Итак, два мудреца, разделённых между собою временной и культурной пропастью, сошлись в одном: злая женщина имеет характер рабский. А рабы действительно имеют нрав не самый лучший. Д.Заточник обрушивает такую инвективу на это отродье: «Что такое жена злая? Торговка плутоватая, кощунница бесовская. Что такое жена злая? Людская смута, ослепление уму, заводила всякой злобе, в церкви сборщица дани для беса, защитница греха, заграда от спасения». С такой характеристикой милую даму можно сразу на костёр, причём без исповеди и покаяния. Но можно посмотреть на неё и с другой стороны. Плутоватость – это социальная пластичность. Бесовское кощунство – это ниспровержение всяческих пустых авторитетов. Смутьянство – это нетерпимость к несправедливости мужского общества, злобность языка – это его нелицеприятность, сбор дани для бесов в церкви – это умение прекрасно выглядеть при всех нудных общественных ритуалах. Защита греха – это профсоюз женской солидарности. Заграда от спасения – это побуждение мужа лучше работать и кормить семью, а не лежать на диване и думать о высоком.
Не секрет, что женщина часто обманывает мужчину и водит его за нос – если не сказать больше. Д.Заточник считает совершенно нетерпимой такую бесчестную и порочную практику: «Вот и распознайте, братия, злую жену. Говорит она мужу своему: «Господин мой и свет очей моих! Я на тебя и взглянуть не могу: когда говоришь со мной, тогда смотрю на тебя и обмираю, и слабеют все члены тела моего, и падаю на землю». Автор по невежеству уверен, что таким образом женщина нагло, прямо в глаза, издевается над мужчиной. У него явно очень низкая самооценка: он твёрдо уверен, что не достоин женской любви. Если бы он на худой конец почитал З.Фрейда, то узнал бы: у любящей женщины чудесным образом при виде мужчины коленки становятся ватными, речь немеет, тело обмякает. Так что напрасно он считает все эти симптомы простым коварством с корыстными целями. Однако этот пассаж позволяет сделать важный вывод: предки наши были очень целомудренны и Фрейдом не баловались.
Д.Заточник бьёт тревогу о весьма распространённом в Киевской Руси явлении: мужья доверяют жёнам без меры. Надо сказать, что это явление сохранилось в Украине и поныне. А из-за этого происходит множество бед. Он обрушивается на безответственных мужей с такой филиппикой: «Если какой муж смотрит на красоту жены своей и на её ласковые и льстивые слова, а дел её не проверяет, то дай ему Бог лихорадкою болеть, и да будет он проклят». Что и говорить: не хватало у наших предков христианского милосердия и даже веры особой не видно. Ибо разве может искренне верующий звать проклятие на голову, пусть и глупую, ближнего своего? Но возможно, что Даниил лично так настрадался от женского коварства, что не может сдержать переполняющие его тяжёлые эмоции. Вот он и пошёл по пути древних: «Я сказал и облегчил свою душу».
Проклятия Д.Заточника связаны с его молодым возрастом и их следует считать проявлением юношеского максимализма. Тем более, что он, как человек умный, не склонен к чистому ригоризму. Давши суровую и порой слишком эмоциональную оценку злым женщинам и их недалёким мужьям, он в конструктивном духе поучает: « Послушайте, жёны, слова апостола Павла: крест – глава церкви, а муж – жены своей. Жёны, стойте же в церкви и молитесь Богу и святой богородице, а чему хотите учиться, тому учитесь дома у своих мужей. А вы, мужья, в законе храните жён своих, ибо нелегко найти хорошую жену. Хорошая жена – венец мужу своему и беспечалие…». А плохая жена – ему же венец терновый… Надо сразу сказать, что загибая такое нравоучение, наш литератор явно перегибает палку: такое послание городу и миру уместно в устах митрополита и совсем неуместно в устах ссыльнопоселенца. Здесь важна мысль о том, что ещё в древние времена хорошая жена была редкостью. Даже восемь веков назад, в эпоху сказочную и былинную, добрая женщина воспринималась обществом как явление из ряда вон выходящее. А что же делать и на что надеяться нам, людям очень жестокого и прозаичного 21-го века? Как говорил ещё А. Данте: «Оставь надежду, всяк сюда входящий».
Очень важным является тот факт, что русская женщина уже до татарского ига хотела учиться, учиться и учиться – как говаривал В.Ленин. Ведь недаром же Д.Заточник отговаривает женщин богобоязненных не поступать в высшие учебные заведения – это по всей видимости, уже было явлением массовым. И его же мудрый совет учиться всему у своих мужчин выглядит как чистое ретроградство. Однако мечты древнерусских женщин в полной мере осуществились только в наше время: недаром же почти две трети студентов нынче женского пола. Поистине, велика тяга женщин к пустому и фальшивому знанию. Если бы они все последовали совету Д.Заточника и учились у своих же мужчин, то они им быстро объяснили, что официальная учёба – это только орудие социализации, к истинным знаниям отношения не имеющая.
Но к несчастью женщины и 800 лет назад мужчин не слушали, а если и слушали, то очень по-своему: «Лучше в дырявой ладье плыть, чем злой жене тайны поведать: дырявая ладья одежду замочит, а злая жена всю жизнь мужа своего погубит. Лучше камень бить, чем злую жену учить; железо переплавишь, а злой жены не научишь» - горько констатирует мыслитель прошлого. В этой суровой до жестокости истине содержится зерно правды: злая жена внимательно выслушает мужа, чтобы дороже продать, ибо рабская душонка не ведает понятия чести. А если попытаться учить недалёкую женщину вещам отвлечённым от низменных и суетных дел, то она с презрением перестанет его слушать. И действительно – легче разбить камень и расплавить сталь, чем обучить приличному поведению злую женщину.
Однако автора челобитной, которая более похожа на публицистику очень высокого уровня, нельзя обвинить в последовательности: ведь ранее он описал засилие глупых мужчин на всех уровнях аппарата управления. У женщин острый нюх на дураков: такие их ничем не проведут. И чему же глупец и невежда может научить свою благоверную? Только невежеству и глупости. Это помогает понять острое нежелание женщин уважать мужчин, хотя никак не может их оправдать: всякая власть от Бога, и лишая уважения своего мужа, она отворачивается от Вседержителя. Глупый и никчемный муж – серьёзное испытание для жены, но отнюдь не самое трудное. И уж совсем не повод устраивать рабий бунт и демонстрировать своё дурное воспитание.
Читая и перечитывая работу Д.Заточника, никак не могу отделаться от мысли: его современницы уже тогда были феминистками едва ли не поголовно. Вот квинтэссенция женщины по Д.Заточнику: «Ибо злая жена ни учения не слушает, ни священника не чтит, ни Бога не боится, ни людей не стыдится, но всех укоряет и всех осуждает». Иными словами, продвинутые русские женщины дотатарской Руси плевали на любые авторитеты, считали себя умнее всех, страдали атеизмом, открыто презирали людей и при этом постоянно издевались и унижали своим гадючьим языком всех окружающих. Это портрет классической феминистки – ни отнять, ни добавить. А некоторые наши современницы говорят так: всякая уважающая себя женщина не побоится в середине дня спустить штаны на центральной городской площади, справить большую и малую нужду, а тем, кто нагло станет делать ей замечание, ответить так, чтобы хам упал в обморок и больше оттуда не встал. А те женщины, что так сделать не могут – просто трусливые твари, которых мужчины вполне справедливо держат в рабстве – так им и надо. Конечно, продвинутые девушки,
как правило, плохо воспитаны и говорят такие вещи только сгоряча и в пылу полемики. Но и остальные думают точно так же – чего уж греха таить.
Д.Заточник неявно пишет о том, что мужчины его времени боялись женщин. Отсюда эта агрессивная и бескомпромиссная, выдающее отчаяние критика прекрасной половины: «Что злее льва среди четвероногих и что лютее змеи среди ползающих по земле?» - риторически вопрошает писатель и себе же отвечает: «Всех лютее злая жена. Нет на земле ничего лютее женской злобы».
Д.Заточник - очень хороший публицист и не лучший проповедник: его филиппики и инвективы не сокрушают жестоковыйные души и не влекут их к покаянию. Он афористично и красочно пишет о преодладании в русском народе 13-го века глупых мужчин и злых женщин. Он знает, что именно это есть настоящая трагедия, но не чувствует, что такой народ предназначен на заклание. И не какими-то тёмными силами, а самим Вседержителем, ибо пришло его время. Апокалипсис начинается не сегодня – у него длинная история. Рассуждая в терминах Инь и Ян, мужского и женского начала, древнерусская цивилизация к началу 13-го века прошла все три этапа пути. Абсолютное преобладание мужского начала над женским – это былинная, героическая эпоха первых Рюриковичей, эпоха буйного роста, когда молодая и яростная кровь играла в жилах победителей. Первая половина 12-го века – короткий миг равновесия двух начал, Золотой Век цивилизации, гармония, культура, нравственность. А время Заточника – это преобладание женского начала – хаос, маразм, дикие конвульсии народа, не замечающего, что впереди – Голгофа. Мужчины ослабели, а у женщин на законном основании отказали нравственные тормоза. Женщины, как правило, с удовольствием пресмыкаются перед сильным мужчиной и вытирают ноги о слабого мужчину. Русские мужчины ослабели, русские женщины осатанели, не чувствуя твёрдой руки господина. А весь русский народ превратился в последнее яблоко на осенней яблоне – готовое упасть на мёрзлую землю от первого же порыва ледяного ветра.
Как злая корова не даёт хорошего молока, так и злая женщина приносит плохих детей. Д.Заточник приводит пример из жизни, больше похожий на библейскую притчу: «У некоего человека умерла жена, он же по смерти её начал продавать детей. И люди сказали ему: «Зачем детей продаёшь?». Он же ответил: «Если родились они в мать то, как подрастут, меня самого продадут». Иными словами: засилие независимых женщин подорвало генофонд русского народа. И снова же не по злому умыслу, а потому, что злая женщина воспитывает слабых детей. Слабых не столько физически, сколько социально: сын феминистки, как правило, неврастеник, а дочь – законченная стерва. Вполне понятно, что отцы серьёзно опасаются свои детей – это абсолютно бессовестные создания, от которых трудно ждать нравственных поступков.
Д.Заточник описал генетическое вырождение русского народа в первой трети 13-го века. Слабые мужчины потеряли всякий авторитет в глазах женщин, которые на это ответили тотальным остервенением. Злые женщины рождали безнравственных, слабых мужчин и сильных злобою женщин. Эти родители боялись своих детей, а дети презирали своих родителей. Страной правили лихоимцы и кромешники – ибо других уже не было. Мыслящая часть населения вопияла от таких неустройств и молила слёзно властных людей не дать им умереть от голода.
Господь Бог наш почти век снисходительно смотрел на это непотребство – но всякому терпению есть предел. Не прошло и четверти века от даты создания «Моления Даниила Заточника», как Творец отдал народ русский в руки собственных беззаконий. Пришёл из пустыни жестокий народ, который наложил клейма, кандалы и оковы и на глупых мужей, и на злых жён, и на их никчемных детей. Аминь.
