Сквозь распахнутое окно в комнату вливался зыбкими волнами рассвет.
И вместе с утренними лучами врывался в гостеприимно распахнутые окна горьковатый тонкий аромат отцветающей сирени.
Высоко в небе плыли облака.
… Чтобы опьянеть в весенний день вина пить не надо. Вино разлито в самом воздухе, и каждый вздох кружит голову.
Инна потянулась в постели, опустила ноги на пол и на цыпочках босиком приблизилась к зеркалу – припухшие губы, разбросанные в беспорядке волосы, ослепительно-голубые глаза с озорными искрами. Ну, чем не лесная фея?..
- Решено! Она едет сегодня в лес. Да, да, в ту самую позабытую, никому теперь неведомую сторожку лесника. Степан Федорович… он был другом её деда. Всю войну прошли вместе. А теперь деда нет. И Степана Фёдоровича тоже…
Есть только сторожка… её сторожка…
Инна, воспитанная дедом, собиралась по-военному быстро.
Вскоре минимум вещей был упакован, и Инна была одета для поездки за город.
… Проехав несколько станций на электричке, она сошла, поймала попутку, добралась до первого из трёх озёр.
Шофёр подвёзший Инну, захлопнул дверцу и высунувшись из окна, сказал, - решительная вы, видать по всему особа. В наше время в одиночку в этакую глушь.
- Эх, да что говорить! – он махнул рукой.
Инна улыбнулась и помахала ему на прощанье.
Машина тронулась с места, подняв за собой густую стену пыли.
Инна подошла к озеру и тотчас расслышала множество шлепков о поверхность воды.
- Спугнула квакушек, - подумала Инна вслух и присмотрелась.
Озеро было нежно-зелёным. Его вогнутая чаша густо обросла тростником.
Тугие стрелы плакун травы ещё не распустили своих кроваво-красных цветов.
- Всем травам мати… - говорил когда-то о дербеннике Степан Фёдорович.
Инна до сих пор хранила крестик, вырезанный из плакун травы – подарок старого лесника. Правда носить с собой не носила. Ни суеверной, ни религиозной Инна не была. Бог для неё был в гармонии. В плавном соединении её души с окружающим миром. Она любила этот мир и себя в этом мире.
Осмелевшие квакушки высунулись из воды и с любопытством поглядывали на Инну.
Не так часто тревожили их покой. Инна замерла и слилась с шорохом тростника, запахом воды, с бесконечными переливами зелёного и голубого цвета.
Галантные кавалеры местного значения настроили свои сердца на лирический лад и, высунув головы из воды, заквакали с пылкой страстью свои лягушачьи серенады, стараясь, во что бы то ни стало перекричать соперника.
Чтобы казаться выше других, они забирались на коряги, плавучие листы нимфей и друг на друга… Их изумрудно-коричневые рельефные тела барахтались, переплетались, погружались вниз под ряску.
Низко, над самой водой стремительно проносились стрекозы, сверкая прозрачно-золотыми крыльями.
Зелёные и голубые ниточки-иголочки замирали на весу, садились на листы рогоза и становились невидимыми.
Насмотревшись вдоволь на озеро, Инна продолжила свой путь.
Отсюда до сторожки можно было добраться только пешком.
Инна свернула с тропинки и пошла лугом. Мягкая зелёная трава льнула к её ногам. Всё пространство доступное взгляду было залито яркой желтизной купальниц. Ветер покачивал лилово-фиолетовые свечи марьянника.
Сладко ворковали бархатные шмели. Бабочки одна ярче другой кружились над луговыми волнами, садились на траву и сливались с цветами.
Разливы луга остановились возле кромки леса, задумались и… остались позади.
А в лесу шуршали листвой липы. Чёрная ольха прижалась к вязу.
Тихо и сладко журчали зелёные струи берёз. Недавно отцветшие остролистные клёны ещё наполняли воздух плотным волнующим ароматом.
Мягкая густая трава была усыпана лепестками лесных яблонь и отцветшей черёмухи. Где-то совсем рядом над головой Инны раздался крик кукушки. Один, другой, третий. Инна не стала считать, сколько раз пробили лесные часы: «Ку-ку…»
Глубокая печаль, и обещание призрачной надежды слышались в этих звуках…
- Какая благодать! – подумала Инна. Она наклонилась и подняла с земли несколько отцветших мужских серёжек осины. Пряный терпкий запах хлынул в лицо.
… До сторожки Инна добралась только к вечеру.
Она уже собралась огласить предвечернюю тишину радостными воплями первооткрывателя, как вдруг!..
- Фу! – Инна передёрнула плечами, ощутив явный запах дыма.
- Что за чертовщина? – произнесла она недовольно вслух, - не затащил ли леший сюда «новых русских»? Нет! Он не мог устроить мне такую подлянку. Да, и не завалятся они в такую глушь. Это не в их вкусе.
Инна сделала несколько осторожных шагов, прислушалась, улавливая каждый шорох.
Под её ногой предательски треснул сучок. Инна остановилась и раздвинула ветви ольшаника.
Он стоял к ней спиной. Высокий, широкоплечий.
Вытащенная на берег лодка лежала возле его ног, подобно укрощённому киту.
Инна вышла из зарослей, - вы кто? – прозвучал её голос.
Он повернулся мгновенно. Его сузившиеся было глаза, распахнулись от изумления. Они были такими же синими, как небо, сияющее над ними.
- Я лесник. А вы кто? И как вы сюда попали? – спросил он, всё ещё не придя в себя. Он сделал несколько шагов в её сторону и остановился.
- Так, - сказала Инна, - только этого мне не хватало. Лесник, значит. Приятная неожиданность. Ничего не поделаешь, - она села на траву и стала снимать кроссовки с уставших ног.
- Внучка я, - Инна посмотрела в его голубые глаза и скользнула по всей его фигуре оценивающим взглядом.
- Чья внучка? – вырвалось у него сдавленно.
- Естественно, своего деда, - она промолчала минуты две-три, наслаждаясь его растерянностью, и продолжила,- лесник здесь был, Степан Фёдорович. Мой дед был его другом. Они вместе прошли всю войну. Ну, и встречались. Было им, о чём вспомнить. А я дедушкина внучка. Так уж получилось… - Инна взгрустнула, но тотчас прогнала набежавшее облачко печали прочь, - я здесь в детстве бывала часто, да, и потом тоже… - она задумалась и сломала травинку, - вот и решила, что избушка и тишина по наследству мне достанутся… Не могла даже и представить, что в наше время сюда кого-нибудь сошлют, - она усмехнулась и посмотрела в его сторону.
- Собственно говоря, я сам сюда напросился. Я и вырос здесь недалеко. Может, слышали село «хорошенькое»? Километров пятнадцать отсюда будет.
Инна отрицательно покачала головой.
- Ну, вот, - продолжил он, - после школы все ребята в город устремились и в том числе я. Поступил в вуз. Закончил. Предложили аспирантуру. Вроде всё неплохо, но вдруг, такая навалилась тоска. Осточертело всё. И я вернулся в своё село. Работы нет. А тут место лесника. Я и согласился. Мне здесь нравится. Он втянул в себя воздух, настоянный на ароматах леса, воды и дыма, и улыбнулся, - здесь хорошо, правда?
-Да, - Инна кивнула, - ну и как зовут лесника? – мягкая улыбка тронула её губы.
- Вообще-то Пётр Архипович.
- Солидно.
- Но можно просто Пётр.
- Петр, так Пётр. А меня Инна, - она снова дружелюбно улыбнулась, - надеюсь, ты не выставишь меня отсюда, на ночь глядя?..
-Нет, конечно, нет, - Пётр махнул рукой, - вы располагайтесь, а я сейчас ужин приготовлю. Рыбы, вот, наловил. – Пётр вернулся в лодке.
Инне не хотелось подниматься с травы. Усталость наполнила всё её тело.
- Не мешало бы искупаться, - подумала она и, пересилив себя, встала.
… Озёрная вода подёрнулась оранжевым глянцем предзакатного солнца. Лучи парчовыми нитями дрожали на поверхности. А вдали уже набегали, причудливо переплетаясь, пурпурно-алые и лилово-фиолетовые тени. Дрожали и дымились серые крылья отражённых облаков, точно ветер сбивал с их краёв мягкий пепел.
Шелестели задумчиво ивы, устремляя в озёрную гладь сотни своих раскосых зелёных глаз. Где-то рядом кукушка всё ещё отсчитывала удары пульса бесконечного времени. Сбивалась и начинала считать снова. Её «ку-ку» было печальным и радостным одновременно.
Инна вошла в воду. Сердце её замерло, на миг перехватило дыханье. Вода была ещё достаточно холодной. Но Инна решила, как всегда, не отступать, она глубоко вздохнула, плюхнулась вниз лицом и поплыла, рассекая волны руками. Взметнувшиеся брызги блеснули драгоценными кристаллами в воздухе и возвратились вниз в родную стихию звенящими осколками радужного стекла.
Посвежевшая Инна вернулась на берег. Усталость от пройденной дороги канула на дно озера.
- Как хорошо! – Инна встряхнула мокрыми волосами и потянулась.
Густой ароматный дым костра заставил Инну вспомнить о том, что она с утра ничего не ела. Инна подобрала одежду и отправилась на дразнящий зов запахов.
На дощатом столе уже стояли тарелки с горячей ухой. Куски рыбы лежали отдельно. Стыдливо краснели варёные раки. Разрезанные пополам огурцы сочились соком. Печёный картофель возвышался горкой на керамическом блюде.
Инна уселась на скамью. Ужин казался ей восхитительным. Пётр разлил по глубоким чашкам густой чай. По пряному аромату Инна догадалась, что чай с травами. Инна вспомнила, что Степан Фёдорович называл свои чаи фирменными и никаких других не признавал.
Инна посмотрела на хозяйничающего Петра и улыбнулась.
- Значит, - сказала она, - там у меня в рюкзаке минералка и бутылка «Хванчкары».
Он кивнул и скрылся в домике. Через пару минут они уже сидели напротив друг друга.
- За тебя, - сказала Инна и отхлебнула красную терпкую влагу из своего стакана.
- Взаимно, - Пётр последовал её примеру.
Небо над ними истекало всеми оттенками гранатового сока. Со стороны озера приятно тянуло прохладой. Костёр погас. Мягкими отсветами пурпура переливались угли. Редкие искры подёрнулись пеплом. И только когда набегал ветер, вспыхивала изнутри яркая точка и расходилась ярким веером переливов от багряно-красного до бледно-лилового, чтобы медленно угаснуть во всепоглощающей черноте.
Первые лунные лучи коснулись земли. Дрогнула трава от набежавшей дрожи. Звёзды густыми каплями рассыпались вдоль млечного пути. Инна взяла со стола веточку петрушки и откусила кончик, - тебе не бывает здесь одиноко? – спросила она.
- До сегодняшнего дня не было… - ответил он и поднялся, - я постелю вам в горнице, а сам лягу на кухне.
- Как хочешь… - Инна потянулась к бутылке «Хванчкары» и налила себе ещё немного. Ей нравилось сидеть здесь и смотреть на звёзды. В городе они были совсем другими…
Может быть не такими ясными, не такими смелыми…
На озере надрывались лягушки.
- Всё готово, - услышала она голос Петра.
Спать Инне совсем не хотелось, но всё-таки, она вошла в избушку и осмотрелась.
Мало, что изменилось здесь со времени её последнего приезда. Всё тот же запах смолы и сухих трав, какая-то особенная чистота, на которую способны только мужские руки. Она разделась и легла на старую самодельную кровать.
Инна спала на ней ещё в детстве. Она почувствовала, как защемило сердце, ещё немного и защиплет глаза.
- Да, что же это со мной? – подумала Инна, - ведь я уже давно перестала быть ребёнком. Впрочем, и в детстве Инна плакала весьма и весьма редко. Почему же теперь ей стало так тоскливо и одиноко? Может быть потому, что нельзя вернуть прошлое? Засыпая, ей уже не дано слышать голоса деда и старого лесника, и в полночь дед уже не придёт, не сядет на край скрипучей кровати и не погладит её рассыпавшиеся по всей подушке волосы. Это слово «никогда» - самое невыносимое для сердца.
- Пётр! – позвала она тихо, - ты спишь?
- Нет, ещё, - ответил он так же тихо.
- Ты не мог бы прийти сюда? – она прислушалась.
Но он ничего не ответил. Хотя ей казалось, что в тишине она отчётливо слышит его дыхание. Прошла минута или две. Инна лежала с открытыми глазами и смотрела, как в проём двери падают тёмные остроконечные тени от елей, росших возле самого дома. И вдруг тени лежащие на полу исчезли…
В проёме возникла фигура Петра так внезапно, точно она материализовалась из воздуха.
- Вы звали? – он оставался стоять на месте. Лунный свет падал ему на лицо и оттого Пётр казался инопланетно-далёким и желанным одновременно, как герой одной из сказок великого Андерсена.
- Звала, звала, - сказала Инна, - ну чего ты там застыл?! Иди сюда.
И видя, что он не двигается с места, добавила, - я расскажу тебе сказку, а то что-то не спится. Добрую сказку. В ней не будет ни злого волка, ни глупой Красной шапочки. Иди! – она шлёпнула ладонью по краю постели.
Он подошёл. Осторожно опустился рядом и…стал смотреть на блики, разбегающиеся возле его ног.
- Жила была на свете одна Прекрасная Дама, - сказала Инна, - она была очень гордой и независимой. Всё, что она достигла в жизни, было её собственной заслугой. Никому и ничем она не была обязанной. И хотя жила она во времена Больших перемен, всё у неё было: и любимая работы, и счёт в банке, и хороший дом, и много всего прочего, чем она гордилась. Пока однажды не вздумалось Прекрасной Даме отправиться в путешествие. Долго ли, коротко ли, она путешествовала, но однажды она заехала в заколдованный лес и… заблудилась.
Инна взяла руку Петра, перевернула её ладонью к себе и неожиданно прижала к своей груди.
Притихший Пётр, который до этого не сводил с неё изумлённых глаз, вздрогнул.
- Дальше рассказывать? – спросила Инна шёпотом.
- Рассказывайте, - хрипло ответил он.
- Ну, вот, заблудилась Прекрасная Дама, и до того ей стало печально и одиноко, что защемило у неё сердце, защипало глаза.
Спрыгнула Прекрасная Дама со своего верного коня, села на землю, обхватила голову руками и горько-прегорько заплакала. Сколько времени лились из её прекрасных глаз горючими ручьями слёзы, никому неведомо. Но только, вдруг, почувствовала Прекрасная Дама, как кто-то коснулся её плеча. Она подняла голову и увидела перед собой прекрасного юношу. Волосы его были точно пшеничный колос на солнце, глаза синеву затмевали. Роста и телосложения он был богатырского. А когда заговорил он, то показалось Прекрасной Даме, что льётся пригоршнями из серебряного ковша мёд сладкий да прозрачный.
- Не плачь, - говорит он Прекрасной Даме, - нет на свете печали, что стоит твоих слёз.
Улыбнулся он, и высохли слёзы в глазах Прекрасной Дамы.
- Кто ты? – спрашивает она.
- А он отвечает ей, - я лесник. Хранитель этого леса.

Инна замолчала и облизала губы. Она хотела спросить Петра рассказывать ли ей дальше, но посмотрела в его глаза и передумала.
Пётр утратил ощущение времени и пространства. Он смотрел на Инну, как на божество, свалившееся с неба на его ни в чём неповинную голову. И не знал он к добру это или к худу. Да и знать теперь этого он не желал…
- Пётр, - сказала Инна и протянула к нему руки. Он упал в её объятия и губы его – две большие розовые бабочки запорхали сами по себе, точно и не были они частью его большого сильного тела. Медленными нежными поцелуями покрывал они кожу любимой женщины с мотыльковой лёгкостью и осторожностью.
Инна вздохнула и обвила Петра жарко и страстно.
Её рот впился в его губы требовательным огненным поцелуем. Всё, что хотела она – раствориться, забыться в нём, в Петре, тревожащем и влекущем её внезапно вспыхнувшую чувственность.
Он вздрогнул и разомкнул губы навстречу её горячему языку.
Мелодия флейты неожиданно коснулась его слуха и тут же совсем рядом взволнованно завздыхало фортепьяно. А может быть, это горный поток поднялся на цыпочки, желая, во что бы то ни стало дотянуться до свисающих с неба лунных лучей. Ему это удалось. Он ухватился за мягкий свет, но, покачнувшись, не удержался и сорвался вниз, увлекая за собой всё роскошество ночного неба вместе со всем половодьем звёзд. Да, это было именно так.
… На следующее утро Инна проснулась поздно. В комнате был сумрак. Заботливо задвинутые тёмные шторы почти не пропускали солнечный свет.
Инна встала. Подошла к окну. Раздвинула шторы. Солнце стояло высоко. Наверное, скоро одиннадцать, - подумала Инна.
Она взяла большое махровое полотенце и направилась к озеру.
По пути она заметила, что на деревянном столе под навесом её ждал завтрак, прикрытый лёгкой тканью.
Инна проплавала минут десять. Потом вернулась и с удовольствием позавтракала.
Пётр вернулся через час. И весь день они провели вместе. А вечером до поздней ночи катались на озере. Инна любила управляться с вёслами. Ей нравилась эта ночь, тишина и медленное движение по воде на лодке.
… Остаток ночи был совершенно безумным. Они почти не спали.
… Инна открыла глаза, едва малиновка обронила первую трель. Пётр лежал рядом с открытыми глазами и смотрел на неё.
- Ты что так и не заснул? – спросила Инна.
Он молча покачал головой. Его пальцы осторожно коснулись лица Инны и стали неспешными движениями обводить каждую чёрточку. Петру почему-то казалось, что, обрисовав черты любимой, он сумеет удержать её.
- Мне пора, - сказала она.
Инна взяла руку Петра, прижала к себе, а потом положила на подушку.
Она встала с постели, прошлась по комнатам и вышла в сени. Пётр слышал, как она пьёт холодную родниковую воду. Инна делала большие жадные глотки и при этом зубы её стучали о края медной кружки.
… Когда она умытая и причёсанная вернулась в горницу и наклонилась к рюкзаку, Петр перехватил её руку. Она посмотрела на него с удивлением.
- Подождите, - сказал он, - я провожу вас до перекрёстка.
Она согласно кивнула, и они вышли из дома. Почти всю дорогу они молчали. Инне говорить не хотелось. А Пётр не знал, чтобы такого ей сказать. Он искал слова, но они не находились, точно бусы, соскользнувшие с оборвавшейся нитки, они попрятались среди густой травы. Попробуй теперь отыщи их. Пётр мысленно приподнимал каждый листочек, отклонял каждую травинку и всё напрасно. Он тяжело вздохнул и, обливаясь потом, облизнул пересохшие губы.
- Ну, ладно, - сказала Инна, останавливаясь, - ты иди. Дальше я сама доберусь.
Он посмотрел ей в глаза и вдруг неожиданно для себя, проговорил, - а сказку, вы не дорассказали.
Инна изумлённо изогнула бровь.
- Ну, ту, помните, про Прекрасную Даму, которая заблудилась в лесу. Что там у них с лесником дальше было? – спросил он с надеждой.
Инна неопределённо пожала плечами, - не знаю… Наверное, то, что и у всех бывает, - она протянула, прощаясь руку.
Он принял её и задержал в своей. Но… сказки обычно кончаются тем, что … они поженились, жили долго и счастливо, и умерли в один день.
- Ну, то в сказке, - улыбнулась Инна.
- Вы приедете? – спросил он напрямик и впился ей в глаза жадным взглядом полным мольбы и боли.
- Возможно… - обронила она. Но, встретив его взгляд, замерла и проговорила уверенно, - да, обязательно приеду.
- Спасибо. Я буду ждать, - его губы прижались к её губам.

Антонова Наталья