Ужасы

ГЛАВА 6
Было слышно, как тикают часы, и капает вода из крана.
Думать о вчерашнем не хотелось, но мысли сами лезли в голову и выпроводить непрошенных гостей было трудно.
Эльвира уже знала, что учебник физики лежит на окне, независимо оттого, где был оставлен накануне.
На всякий случай она бросила взгляд на свой стол; и её глаза встретились с глазами Эйнштейна. Эльвира подошла поближе и взяла маленький портрет в руки.
- Скажи мне что-нибудь, учитель! – попросила она и прижалась к портрету щекой.
И в её мозгу послушно всплыли слова Эйнштейна: «Самое прекрасное и глубокое переживание, выпадающее на долю человека – это ощущение таинственности… Тот, кто не испытал этого ощущения, кажется мне если не мертвецом, то во всяком случае слепым…».
- Нет! Это меня не успокаивает! – воскликнула Эльвира.
А голос продолжил: «… Я довольствуюсь тем, что с изумлением строю догадки об этих тайнах и смиренно пытаюсь мысленно создать далеко не полную картину совершенной структуры всего сущего».
- Но не такой же ценой! – Эльвира уставилась на портрет, - и при чём здесь смирение?!
Эйнштейн ничего не ответил.
Эльвира тяжело вздохнула и поставила портрет на место.
- И всё же, что это?! Жизнь во сне или сон наяву? Я не понимаю происходящего и именно оттого страдаю. Если бы я могла всё объяснить, разложить по полочкам.
Эльвира прошлась по комнате взад вперёд.
- Должно же быть всему этому рациональное объяснение! – воскликнула она.



Девушка подошла к окну и ударила ребром ладони по подоконнику, - я не верю, не верю! На сверхсложное проявление должно быть простое объяснение. Но какое?!? Вернадский писал, что пространство-время глубоко неоднородно…
- Может быть в этом ключ? Может быть… Но как его найти?
Взгляд Эльвиры упал за окно.
Мириады серебристых звёзд медленно покачивались в воздухе, пронизанном солнечной синевой.
- Как хорошо! – подумала Эльвира. – Как чудесно!
И тут она увидела снегиря. Он сидел на ветке рябины и самозабвенно насвистывал свою незатейливую песенку. Негромкие посвисты сменялись скрипом и шипеньем, которые вновь переходили в тихий свист.
Эльвира вспомнила, что когда она училась в школе, в кабинете биологии жил ручной снегирь. Он свободно путешествовал по кабинету, самостоятельно возвращаясь в клетку, когда ему захочется.
Учитель биологии был меломаном и театралом.
Он научил птицу насвистывать различные песенки, вальсы и арии.
Снегирь оказался настоящим артистом, и распевал выученные мелодии так хорошо, что слушать их никогда не надоедало.
Птица тем временем перестала петь, приблизилась к кисти рябиновых ягод. Алая грудка снегиря и тёмные рубины ягод были так хороши рядом, что сердце Эльвиры почти успокоилось, наслаждаясь прекрасным.
Она подумала о том, что для полного блаженства не хватает стайки свиристелей…
Снежные звёзды перестали падать с небес, и день засиял ещё ярче.

Солнечный блик, упав сквозь прозрачное стекло январского дня, точно золотая рыбка затрепетал на голубом снегу между теней и сухих трав, покрытых инеем и обсыпанных снегом.
- Как хорошо! Как прекрасно! – снова подумала Эльвира, - вот, возьму, и попрошу золотую рыбку выполнить мои желания, - она внимательно посмотрела на солнечный блик, - а, впрочем, нет!- взметнулась шальная мысль, - я сама выполню все свои желания! Я сама себе золотая рыбка!
Эльвира не признавала кумиров, но… всё-таки у неё был тайный идеал – Мария Склодовская-Кюри.
Иногда она видела её перед собой совсем юной в чёрном платье с букетом чайных роз, приколотым к корсажу.
Эльвире казалось, что она знает о Марии всё! Или почти всё…
Задумчивое лицо, ясные серые глаза…
Но главное её энергия, её страсть и преданность науке.
Эльвира была уверена, что свою собственную жизнь она тоже посвятит познанию и открытиям.
За окном снова запел снегирь. Вынул из-под крылышка свой нехитрый инструмент – тонкую камышовую дудочку… и тихое звучанье свирели пронизало воздух.
Эльвира села на подоконник и стала слушать. Она сидела неподвижно в безмолвной задумчивости, пока снегирь не вспорхнул с ветки и не улетел петь свои нехитрые песенки под другое окно.
Эльвира забрала учебник с подоконника, перебралась за стол, и зашуршали страницы, побежали невидимые минутки.
Телефонный звонок вспугнул тишину. И она серой мышкой убежала прочь…
Прямо за окном закудахтал трактор.
- Только его здесь не хватало, - подумала Эльвира.
Её тонкие длинные пальцы обвили телефонную трубку, помедлили и сняли её с рычага.
- Да, - проговорила Эльвира настороженно, и не узнала собственного голоса. Он показался ей чужим, механическим.
- Эльвира! Здравствуй! – донеслось из трубки, - как твои дела?
-Мои дела? Как тебе сказать…
- У тебя всегда всё замечательно, - перебил голос на том конце провода, - ты, что спала? Я тебя разбудил? Ну, ты даёшь!
- Нет, я не спала, я занималась.
- А что такая сонная? – не унималась трубка.
- Не сонная, а усталая, - начала раздражаться Эльвира.
- Ну, ты даёшь! – снова воскликнула трубка и расхохоталась, - по ночам не спишь, что ли?!
- Сплю, но не совсем… - Эльвира вздохнула.
- Ты часом не влюбилась? – насторожились на том конце провода.
- Не знаю. Слушай, не будем об этом! Может, ты позвонишь мне месяца через два? – спросила с надеждой Эльвира.
- Ага! Разбежался! Слушай, не хандри! Давай сегодня вечером встретимся?!
- Нет! Я не могу! – сказала Эльвира испуганно.
- Да, что с тобой, Элька?! Я прямо тебя не узнаю! Значит так, приходи часов в шесть к «Роману». Я сегодня там играю до семи. А потом меня Валерка сменит. У него сегодня сольная программа. Он со своим ВИА будет. Всё поняла? Я тебя жду! Очень-то не опаздывай!
- Гена! Подожди! Я не могу! – крикнула она в трубку. Но оттуда уже раздавались короткие гудки.
- Вот, глупец! Приспичило ему!- Эльвира с грохотом водрузила трубку на место.
Работающий трактор стал не на шутку действовать на обнажённые нервы девушки.
- Они, что сеять, что ли в снег собрались?! – Эльвира сорвалась со стула и подлетела к окну.
Трактор заработал гусеницами и медленно выехал со двора.
- Никуда я не пойду, - сказала Эльвира телефонному аппарату, - и не надейся.
Она вернулась к столу и уткнулась в открытый учебник физики.
- Может мне Гоголя почитать? – вздохнула она спустя полчаса. Захлопнула учебник, взяла с полки том Тютчева и раскрыла наугад:
« Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик –
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык…».
Эльвира захлопнула том классика, но через миг вновь открыла его:
«Откуда, как разлад возник?
И отчего же в общем хоре
Душа не то поёт, что море,
И ропщет мыслящий тростник?».
Эльвира любила Тютчева, но далеко не всё. Например, его широко известное и повторяемое к месту и не к месту:
«Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить…» терпеть не могла.
Вознесенская была уверена, что для всего мира существуют одни и те же законы развития. А, вот, если их не признавать, то результат известен.
И все мудрствования известно от кого…
- А, что если Елисей тоже? – подумала она, - почему меня так сильно тянет к нему? Я люблю его! Люблю ли? Или изнываю от страсти? Я не могу на него долго сердиться. Я думаю о нём чаще, чем о ком-либо другом. Я хочу его видеть, прикасаться к нему, чувствовать его губы… его тело. Люблю ли я его?!
- Наверное, люблю, - подумала она, и сердце её тоскливо сжалось, - мне без него плохо! Я не могу без него!
Эльвира раскрыла книгу Тютчева в третий раз:
«Так связан, съединён от века
Союзом кровного родства
Разумный гений человека
С творящей силой естества».
Девушка почувствовала, что поэтические строки успокоили её. Именно эти слова полностью совпадали с её личным ощущением мира, космоса, вселенной… и человека, его всесильного и в то же время бессильного разума.
Эта двойственность и мучила и воспламеняла.
- То, что невозможно понять и объять теперь, будет возможно в будущем, - верила Эльвира.
Она закрыла книгу и поставила её на прежнее место.

ГЕННАДИЙ
Геннадий Малеев родился во вполне благополучной семье. В райцентре.
В семье родителей было восемь детей. Все сыты, одеты и обуты.
Мать Геннадия считалась матерью героиней и поддерживалась государством.
Всё кончилось, когда в государстве начался хаос, и огромная страна развалилась на части. Отец Геннадия потерял работу, не смог её найти и от безысходности запил.
Как-то поздним осенним вечером, возвращаясь от одного из своих дружков, отец попал под трактор и скончался на месте, не приходя в сознание.
Мать Геннадия была не в состоянии прокормить восемь голодных ртов.
Погоревав недельку-другую после похорон мужа, она написала письмо своей родной сестре, умоляя её о помощи.
Старшая сестра матери давно жила в городе в коммуналке. У неё не было ни мужа, ни детей. Она была старше матери на двадцать лет и всю свою жизнь проработала бухгалтером на заводе.
Тётка откликнулась быстро. Она сама приехала в райцентр, прожила неделю, помогая наладить хозяйство, а потом уехала, взяв с собой Геннадия и его старшего брата. Так Геннадий оказался в столице губернии.
Он довольно скоро освоился на новом месте. Ему понравилось жить в большом городе.

Школа, в которую его устроила тётка, находилась рядом с домом.
Геннадию не составило труда найти общий язык с одноклассниками.
Правда, не очень нравилось жить в квартире с соседями, но он привык и к этому.
Брат, закончив десять классов и училище, вернулся домой. А Геннадий остался в городе. Он с детства грезил музыкой, и тётка, вняв мольбе мальчика, отвела его в музыкальную школу.
Учителя считали Геннадия способным учеником, и, видя его усердие, всячески помогали ему.
После школы Геннадий поступил в музыкальное училище и блестяще закончил его.
К этому времени умерла его старая тётка. И он остался один.
Смерть тётки была для Геннадия ударом, и он запил от отчаяния. Но вовремя опомнился. Пример отца встал перед его глазами.
Геннадий Малеев, как мог боролся за своё место под солнцем.
Он был профессиональным музыкантом и мечтал о большой сцене, но, увы! Работать ему приходилось то в одном, то в другом кафе, развлекая своим искусством ночную публику, которую он в глубине души презирал.
Геннадий с грустью цитировал Гоголя: «Покажите мне народ, у которого бы больше было песен. Под песни рубятся из сосновых брёвен избы по всей Руси. Под песни мечутся из рук в руки кирпичи и как грибы вырастают города. Под песни… пеленается, женится и хоронится русский человек».
- Так было раньше, - вздыхал Геннадий, - а теперь под песни едят, пьют, грязно ругаются и заключают сделки.
И ему талантливому музыканту вместо того, чтобы исполнять Моцарта и Чайковского приходится играть «Мурку» или и того хуже – два притопа, два прихлопа.
Иногда во время исполнения того или иного «шедевра» современной эстрады ему хотелось сорваться с места и опрокинуть тарелку с чёрной икрой на голову самонадеянного типа, заказывающего это извращение человеческого чувства прекрасного.
Но он оставался на месте и доигрывал заказанную пошлость до конца.
Благодаря презираемой работе, Геннадий смог заработать деньги и переехать из коммуналки в однокомнатную квартиру.
- О, если б можно было заработать сразу много денег! А ещё лучше найти клад! – мечтал Геннадий.
Его ничуть не успокаивало, что боготворимый им Моцарт умер в нищете и даже могила его неизвестна.
Не на много больше повезло Баху. Он был предметом поклонения и восхищения. Достиг вершины. И что в итоге? Он потерял зрение и всё своё здоровье. А его бедная вдова Анна Магдалена Бах, пережив мужа на десять лет, умерла в доме для призрения бедных.
И такая участь постигла ни одного и ни двух гениев. Их тысячи!
Надрываться всю жизнь и под конец жизни остаться на мели…
Нет, этого Геннадий Малеев не хотел для себя ни за что!
Эльвиру Вознесенскую Геннадий увидел всё в том же кафе.
Она пила третью чашку чёрного кофе и всё никак не могла доесть одно пирожное.
Геннадию всегда казалось, что девушки неисправимые сладкоежки, а эта…
До вечера ещё было далеко, и основная публика не собралась.
Геннадий подошёл к микрофону и объявил: «Полонез Огинского! Для девушки за третьим столиком…».
И полились величавые плавные звуки такие нежные, такие печальные.
Талантливый музыкант сумел создать иллюзию звучания органа. Богатство тембра, динамика оттенков. Казалось, меха вздыхали совсем рядом. Мир изменился. Стены кафе призрачно заколыхались, растаяли…
И вот уже видится сам Пан. В его руках флейта. Он окружён толпой весёлых спутников. И каждый держит тростниковую дудочку. Дудочки сливаются с устами. И мир пьянеет от прозрачных звуков переполняющих воздух.
Блестящее шествие движется в такт музыки плавно и величаво.
Торжественность звучания восхищает, пленяет, воспламеняет сердце.
Эльвира сидела неподвижно и смотрела на музыканта, широко раскрыв свои топазовые глаза.
Когда отзвучал и растаял последний звук полонеза, в зале наступила мёртвая тишина. Она оставалась непоколебимой минуту или две.
А потом Эльвира вскочила со своего места, выхватила из вазы ярко-алую розу на длинном стебле и отдала её музыканту.
- Вы гений! – произнесли её уста. Искренний восторг светился в её глазах.
И тут весь зал взорвался аплодисментами и криками «браво!».
Пожалуй, это был самый яркий успех в жизни Геннадия Малеева.
Он без памяти влюбился в Эльвиру. И эта любовь, как ни странно, ещё больше усилила в нём жажду денег. Во что бы то ни стало! Любой ценой!
Эльвира же была очарована музыкой Геннадия Малеева, но ни им самим.
Они встречались, время от времени, но не так часто, как хотелось бы Геннадию.
Для Эльвиры он был готов на всё. Безмолвно и трепетно он часами выслушивал её рассуждения о законах физического мира. Вместе с ней восторгался личностью Марии Кюри и её открытиями.
Время от времени она спрашивала, - тебе не надоело, Геночка?
- Нет, конечно, нет, - отвечал он, улыбаясь.
Под её влиянием он сочинил музыку на стихи польского поэта Асныка:
Луч светлой Истины найдёте,
Ищите новых, неизведанных путей,
Когда же взор Человечества проникнет ещё дальше,
То и тогда откроется пред ним достаточно чудес.
… В каждой эпохе рождаются свои мечты
И забываются вчерашние, как сон.
Берите в руки светоч знанья,
Творите новое в созданиях веков
И стройте будущий Дворец для будущих людей…
Геннадий Малеев включил произведение в свой репертуар и исполнял его назло любителям попсы.
Впрочем, постоянные посетители кафе, стали со снисхождением относиться, как им казалось, к чудачествам музыканта.
Зато Эльвира радостно улыбалась и аплодировала громче всех.
Особенно его трогали дорогущие красные розы, которые она приносила ему, не так часто забегая в кафе…
И, вот, сегодня он решил увидеть девушку и поговорить.
Геннадию неожиданно предложили поехать в Вену. Один меценат…
Правда, за это Малеев должен был выполнить весьма щекотливое поручение.
Но это ничуть не смущало Геннадия – надо выполнить, так выполнит.
Главное, он увидит город Моцарта. Узкие улицы, хранящие отзвуки его шагов.
И, конечно, он поедет в Зальцбург. Именно там, а не в Вене находится колыбель Моцарта.
В воображении Геннадия проплывали высокие холмы, окутанные тончайшей дымкой фиолета… Был слышен шум реки стремительно несущей свои прозрачные воды.
… Отражение благоухающих садов, старинных улиц, величественных соборов и устремлённых ввысь дворцов.
Яркие краски синего неба, голубой воды, сочной зелени завораживали и пьянили – настолько чётко представала перед глазами Геннадия эта жизнерадостная красота. Обили солнца, делало воздух золотым и певучим.
Может быть, Моцарту был дан дар от природы слышать, как звучит синева неба, звенит река и распевают на все голоса безмолвные только с виду здания и камни мостовой.
И маленький Моцарт, подолгу развлекаясь подбиранием терций, внимательно слушал мелодию города и его окрестностей, а потом вложил эти восхитительные и простые звуки в свою музыку.
Может быть, в этом заключён секрет его универсальной, божественной простоты? Может быть, гений тот, кто умеет слушать? И не только себя…
Геннадий чувствовал, как желание странствовать из маленького уголька превращается во всепожирающее пламя страсти. Он хотел, чтобы Эльвира поехала с ним. Именно об этом он решил сегодня поговорить с ней.
Своему меценату он сказал, что хочет поехать с любимой девушкой. И тот без колебаний, согласился. Теперь дело только за Эльвирой.
Немыслимо, чтобы она отказалась! И всё-таки червячок сомнения сосал сердце Геннадия.
Он никак не мог дождаться вечера, чтобы, наконец, увидеть Эльвиру.
… По телефону она показалась ему какой-то странной, и Геннадий опасался, что девушка могла кем-то увлечься всерьёз. Это могло разрушить все его планы.

Легчайшие белые звёзды кружились в воздухе.
Первый предзакатный луч коснулся края заснеженных крыш. Вздохнул, перевёл дыхание и побежал дальше…
Солнце опускалось всё ниже и ниже. Расцвеченный красками заката запылал небосвод. Настало время отлива и небесная синь, закипая золотистой пеной, уносилась прочь.
Веером бледного сиянья обмахивался молодой тонко-бедрый месяц, робко поглядывая на мир сквозь подрагивающую густоту серебряных ресниц.
Вечерняя заря бросила на него насмешливый взгляд и испарилась прямо на глазах, то там, то тут проклёвывающихся звёзд.
Эльвира стояла возле окна в полной растерянности.


Ей очень хотелось пойти на встречу с Геннадием, но она медлила и сомневалась, взвешивая все за и против.
В полупрозрачном половодье сумерек уже плескались целые созвездия, когда она решила, что пойдёт.
- Чем она может навредить Геннадию? – думала девушка, - он не упрям, не зол, не склонен делать глупости. А это значит, что ничего плохого случиться не может. Эльвира облегчённо вздохнула и стала собираться.
- Ах, да, - подумала она, - нужно заскочить в магазин и купить для Гены розу алую-алую. Он почему-то к ним неравнодушен до умиления.
Когда она вышла на улицу. В небе появились мутные облака. Созвездия, словно большие корабли, цеплялись за них и садились на мель…
Подбежавший ветер, точно мальчишка оборвыш, дёрнул Эльвиру за куртку, да так сильно, что она едва не поскользнулась.
Эльвире даже почудилось, что она видит его голодные глаза и протянутую крылатую руку…
Ей захотелось крикнуть, - ну, чего ты ко мне привязался?! Кем ты уже только не был?! И медведем, и псом, а теперь мальчишкой! Отвяжись!
Но порыв ветра снова с силой дёрнул её за куртку. Эльвира запустила руку в свою сумку, достала оттуда горсть семечек и бросила их ветру в лицо. Он, смеясь, увернулся и умчался прочь тревожить другие пальто и куртки. А на Эльвирино угощенье слетелась стайка воробьёв и благодарно попискивая, принялась клевать семечки.
Эльвира бросилась в метро. Там она купила розу – ярко-алый трепетный бокал на длинной зелёной ножке.
Сама Эльвира такие розы не любила за отсутствие аромата и огромные бугристые колючки. Её сердцу были милы ветки местных роз, которые весной и летом продавали хлопотливые старушки со сморщенными улыбчивыми лицами.
Гладкие девицы за стеклом, продающие чужие розы представлялись ей холодными, как манекены. Их накрашенные глаза и неподвижные губы казались такими же без ароматными, как лепестки колючих роз.
Эльвира вошла в кафе в тот самый момент, когда Геннадий наигрывал незамысловатую мелодию из репертуара полузабытого «Ласкового мая».
Малеев сразу заметил вошедшую девушку. Её щёки пылали, как ему казалось от мороза. Он не подозревал о смятенье царившим в её душе.
Эльвира помахала музыканту розой, улыбнулась и села за крайний столик.
Заказала кофе и мороженое с орешками.
Кофе она выпила, а мороженое только размазала по дну вазочки, выбирая из сладкой массы десерта кусочки орехов.
В кафе Эльвира просидела минут сорок, потом подошла к музыканту, вручила розу и шепнула, что подождёт его на улице.
Геннадий бросил на неё растерянный взгляд, умоляя не уходить, но она поступила по-своему.
Оставшуюся часть своего времени Малеев смотрел ни на ноты, а на часы.
…К тому часу, как Эльвира вышла на улицу, месяц утратил свою романтическую бледность и робость свечения. Он смело взирал на мир и лучи его один за другим спускались на землю и блуждали по улицам и перекрёсткам.
Снова пошёл снег крупный и пушистый. Воздух посвежел и пугливо вздрагивал от едва уловимых прикосновений ветра.
Снег пошёл ещё медленней. Казалось, снегопад заснул на ходу, и ему лень переставлять ватные ноги.
Ровно в семь Геннадий выскочил из кафе.
Он посмотрел направо, налево и в ужасе застыл. Эльвиры не было видно.
- Ушла! – пронеслось в его мозгу, - не дождалась!
И вдруг кто-то сзади дотронулся до его плеча.
- Геночка! Ты случайно не меня ищешь? – услышал он насмешливый, до боли знакомый голос.
- Эля! – быстро обернулся он и нежно заглянул в глаза девушки, - ты нарочно от меня спряталась?
- Нет, конечно, нет, - засмеялась она.
- Тебе надоели мои песни?
- С чего ты взял? – удивилась Эльвира.
- Ты так быстро ушла из кафе…
- Просто там очень жарко и шумно. Мне захотелось подышать воздухом.
- Понятно… Ну, что, пойдём потихоньку, - он взял её под руку.
- Пойдём.
Несколько минут они шли молча. Геннадий не знал с чего начать разговор.
А Эльвира ни о чём его не спрашивала. Казалось, она даже забыла о том, что музыкант идёт рядом с ней, просто шагала по заснеженному тротуару, ловила губами мокрые звёзды и грудь её при этом высоко вздымалась, наслаждаясь свежестью морозного воздуха.
- Как хорошо, Геночка! – сказала она тихо.
- Да, - согласился он и снова замолчал.
- Может быть, предложить ей выйти за меня замуж? – думал Геннадий.
- Нет, она, конечно, не согласится, - отверг он самого себя.
- Эля…
- Что?
- Ты ведь любишь Моцарта?
- Да. Но почему ты об этом спрашиваешь? – спросила она удивлённо.
- А как ты относишься к путешествиям?
- Да, что с тобой, Гена?! Ты, что Галкина на ночь насмотрелся?
- Нет, - засмеялся он и остановился, - знаешь, Эля! Мне нужно кое-что сказать тебе. Это важно.
- Так говори!
- Ну, так сразу я не могу.
- Гена! Ради бога не тяни!
- Что случилось?
- Собственно, ничего страшного, - он улыбнулся, - мне предложили поехать в Вену.
- Поздравляю! Очень за тебя рада, - искренне сказала Эльвира.
- Но это ещё не всё! – воскликнул он.
- Не всё? – недоверчиво переспросила Эльвира.
- Ты поедешь со мной! Если, конечно, захочешь, - его взгляд стал настороженным.
- Шутишь?
- Нет! Не шучу. Я серьёзен, как никогда. Ты согласна, Эльвира? Да или нет?
Эльвира вздохнула, посмотрела в лицо музыканта. Осторожно стряхнула снежинки с воротника его меховой куртки.
- Ты же знаешь, я не могу, Геночка, - сказала она.
- Как это не можешь?! Почему?! – закричал он так громко, что на них стали оглядываться прохожие. – Что тебя здесь держит?
- Университет. Я не могу бросить его и отправиться путешествовать по свету.
- Ну почему, Эля?!
- Потому что образование для меня важнее сиюминутного развлечения. Это так просто, неужели непонятно? Генусик, ты Генусик, - в её голосе послышались укоризненные нотки.
- Путешествие в Вену ты называешь сиюминутным развлечением?! Но куда денется твой университет?! Приедешь и догонишь, - продолжал уговаривать он.
- Не всё так просто, Гена! Оставим этот разговор. Я не хочу с тобой ссориться.
И видя, что он насупился, нахлобучила ему шапку на глаза, - ну, что нахохлился, как воробей? Съездишь один. Не маленький. Не заблудишься.
- Но я хочу с тобой, Эльвира!
- Не канючь. Со мной потом.
- Когда потом?! Такая возможность выпадает, может, раз в жизни!
- Да, брось ты, Гена! Вот, станешь знаменитостью, будешь разъезжать с гастролями по всему миру. А я твоей фанаткой заделаюсь, - Эльвира весело рассмеялась, подняла горсть мокрого снега, слепила из него снежок и запустила его в Геннадия.
- Ах, ты так! – воскликнул он.
Эльвира не стала дожидаться ответного снаряда и быстро побежала по тротуару. Добежав до берёзовой аллеи, она свернула в неё и затерялась среди деревьев.
- Эля! Ты где? – закричал Геннадий.
- А ты найди, - отозвалась Эльвира и спряталась за дерево.
- Эля, пожалуйста! Я не хочу играть в прятки. У меня настроение совсем не то.
- Скажите, пожалуйста, настроение у него не то, - снова засмеялась Эльвира и запустила в Геннадия очередным снежком, который попал ему прямо в лоб.
- Всё, сдаюсь, - жалобно сказал он, - выходи.
- Какой ты сегодня скучный, - сказала Эльвира и показалась на тропе.
- Пойдём, - Геннадий взял её под руку.
- Куда?
- Я знаю одно место. Тебе понравится.
- Ну, идём, Ванюша…
- Какой ещё Ванюша? – удивился он.
- Сусанин, естественно.
Они весело рассмеялись.
Нити лунного света тщетно пытались нанизать на себя сверкающий перламутр снежных капель.
Неожиданно всё вокруг осветилось рыжими всполохами.
- Что это? – тревожно спросила Эльвира.
- По-моему где-то пожар, - равнодушно отозвался Геннадий и вдруг оживился, - слушай, Эль, пойдем, посмотрим!
- Вот, ещё» Что за глупость! Нужно вызвать пожарных.
- Сначала пойдем, посмотрим. Может быть, их уже вызвали, - и он потянул её за руку.
Всё внутри Эльвиры заклокотало.
- Не дури, Генка! – воскликнула она.
- Не хочешь, так я один пойду, - он отпустил её руку.
- Никуда ты не пойдёшь»
- Это ещё почему? – удивился он.
- Тебя! Тебя…
- Ну?
- Тебя там балкой придавит.
-Ну, ты даёшь! – он рассмеялся, - фильмов ужасов насмотрелась!
- Ничего не насмотрелась! Мне этих ужасов наяву хватает! Не ходи, Гена!
- Я только посмотрю и вернусь. А ты, если боишься, подожди меня здесь, - и он быстро пошёл в сторону набирающего темп пожарища.
- Гена!!!
Эльвира задохнулась от ярости и бессилия. Она была готова разрыдаться и сесть в снег. Но вместо этого помчалась вслед за свихнувшимся музыкантом.