мистика

Его звали Михаилом. … Нет, ни Аполлоном, потому что его родителям даже в кошмарном сне не могло присниться, что главной движущей силой в жизни их сына станет поэзия.
Кто её знает, откуда она взялась в его душе. Может это, был подарок ангелов при его появлении на свет, а может быть, он впитал её с молоком своей матери прекрасной оперной певицы.
Фактом было только то, что сочинять он начал раньше, чем говорить. Слов сначала не было. Было только звучание – дрожь серебряной струны натянутой в его душе.




… А потом он успешно сочетал поэзию и детсад, поэзию и школу, поэзию и институт.
И когда он закончил юрфак, как ни странно, поэзия не только не мешала работе молодого следователя, но и была чем-то вроде защитного купола от грязи и мерзости, с которыми ему приходилось сталкиваться каждый день.
О своей работе он не писал никогда. Профессию не афишировал.
Несколько городских газет охотно публиковали его лирические новеллы и упоительную любовную лирику.
Однажды один из критиков сравнил его сонеты с шекспировскими… и попытался разгадать, кто же она его Муза?..


Музы как таковой в единственном и неповторимом экземпляре не было. Венки его сонетов были сплетены из всех душистых цветов предлетья. Здесь было всё- случайный взгляд, чья-то улыбка, пойманные налету отзвуки смеха, дробь каблучков в глухом переулке, незнакомый голос, движение руки… Это было нечто необъяснимое, непонятное и ему самому.
При этом Михаилу совсем не хотелось разгадывать тайну своего вдохновения. Ему просто хотелось творить и отдавать свои творения другим. Не больше и не меньше.
Ко всему прочему Михаил зачитывался Булгаковым. Это увлечение началось с первой же прочитанной книги, попавшей к нему в отрочестве и ничего не предвещало разочарования.
Несмотря на то, что впечатлительный мальчик превратился в мужчину, который каждодневно видел изнанку жизни, Михаил сохранил ощущение того, что между ним и его кумиром существует необъяснимая глубокая связь.
На его прикроватной тумбочке всегда лежал томик Булгакова – «Мастер и Маргарита». Он открывал книгу наобум, на любой странице, когда ему нужно было сосредоточиться, привести мысли в порядок… или просто отдохнуть, перезарядить мозг после кропотливой работы, требующей постоянного напряжения, как умственных, так и физических сил.
Образ Маргариты был для него чем-то вроде лёгкого белого облачка на розовом течении предрассветного неба. Тем, отчего становится на душе светло и ясно… несмотря ни на что.
Однажды он закончил одно из самых кровавых дел, которое потрясло его, раскорёжило душу, как корёжит почву ураган, вырывая с корнями столетние деревья.
За пять лет своей работы, он привык ничему не удивляться.

Приучил себя, если не быть, то казаться бесстрастным. Он провёл водораздел в своей жизни – ни лёд и пламя, а твёрдая холодная сталь и нежные трепетные розы.
Так вот, это дело нарушило равновесие, сталь закипела, сокрушив условную границу, она сожгла розы, уничтожила их.
Вдохновение не приходило и любимый Булгаков не помогал справиться с опустошением в душе.



Михаил подумал о том, что может ему стоит опубликовать ранее написанные произведения, которые он по тем или иным причинам не предложил ни одной из газет.
Идея показалась ему хорошей, и он в задумчивости листал газетные страницы. Михаил медленно просматривал одну газету за другой, скорее даже для того, чтобы впасть в размеренный ритм покоя.
И вдруг его взгляд натолкнулся на то, что заставило его руки похолодеть, а сердце вспыхнуть. Это было имя – Маргарита. Михаил облизнул губы. И прочитал вновь, - зам. главного редактора Маргарита… Отдел поэзии…
- Маргарита…

Михаил закрыл глаза и улыбнулся, чувствуя, как покой растекается по всему его телу, сбросившему оцепенение.
Ему страстно захотелось, чтобы эта Маргарита стала его наконец-то материализовавшейся Музой. Он представил себе её улыбку, глаза, голос…
Он пьянел от одной мысли о ней. Её образ становился всё ярче, всё светлее. И мир вокруг преображался, очищаясь от грязи, от крови, расцвечиваясь чарующими красками неведомой пока Маргариты и лучась её щедрым ангельским светом.
Михаил решил не откладывать дело в долгий ящик, может быть, на него завтра свалятся ни одно, а десять новых выворачивающих душу наизнанку дел.
И он должен будет раскрыть их, умудряясь при этом быть не только беспристрастным, но и справедливым и жёстким одновременно. Но он справится. Ему удастся всё, когда у него будет Маргарита.
Михаил распахнул дверь редакции и поздоровался со всеми, кого обнаружил на первом этаже. Пожилой доброжелательный вахтёр с удовольствием объяснил ему, что Маргарита находится в приёмной на втором этаже и пожелал удачи.



Видимо намётанный глаз ветерана разглядел в Михаиле поэта. Правда в голосе, пожелавшем удачи, была какая-то искорка толи горечи, толи сожаления. Это насторожило в Михаиле следователя. Но здесь в редакции, где головокружительно сладко пахло бумагой и свежей типографской краской, поэт не хотел прислушиваться к следователю…
Взбежав по крутой лестнице на второй этаж, Михаил нашёл нужную дверь, постучал и вошёл. Юная секретарша с широко распахнутыми голубыми глазами, поинтересовалась по какому он делу, забежала в кабинет редактора и спустя несколько секунд, распахнула её и попросила войти. В небесно-голубых глазах девушки промелькнули тучки…
Михаил непременно остановился бы и попытался найти причину их возникновения… если бы там, в глубине кабинета не было ЕЁ… Маргариты.
Он переступил порог кабинета и окаменел.
Ему показалось, что он с разбега налетел на невидимую стену и разбил себе лоб… хотя кровоточило его сердце.

- Маргарита! О, господи!
За огромным начальственным столом с сигаретой зажатой между толстыми прокуренными пальцами, сидела мужеподобная особа.
Безвкусно одетая, с нелепой стрижкой грязно-пепельных волос. Она оторвала от кипы бумаг бесцветные глаза и из-под лобья посмотрела на посетителя.
Высокий, широкоплечий, русоволосый. Мужественное лицо освещали серьёзные синие глаза и смягчали чуть-чуть полноватые чувственные губы.
Вероятно, он с первого взгляда не понравился ей, точно так же, как она ему.
- Что вам угодно?- спросила она низким хриплым голосом.



Пришедший в себя Михаил не стал дожидаться приглашения и сел напротив неё.
- Насколько я понимаю, - вы Маргарита? Моё имя Михаил.
- Ну и что?- уронила она безразлично.
- Я принёс вам стихи и прозу. Имею публикации во многих газетах города. Хотелось бы напечататься у вас, - и он протянул ей отпечатанные на машинке листы.
Не расставаясь с зажатой между пальцами сигаретой, она с необъяснимым отвращением пробежала две или три строки первого стихотворенья.
-Ваши стихи отвратительны, - сказала она и бросила пачку листов Михаилу.
- Я не понял! – вырвалось у него, - что вы сказали?
- То, что печатать мы вас не будем.
- Но почему?
- Потому, что я видеть не могу поэтов.
Михаилу показалось, что она демонстративно зажмурила глаза.
-Особенно современных, - добавила Маргарита. – А классику читаю с трудом.
С её оплывшего лица не сходила гримаса отвращения.
Михаилу показалось, что это происходит в каком-то ирреальном фантастическом мире, мире наоборот. Трудно осознать, что в реальной жизни напротив него сидит женщина – редактор одной из известных городских газет, которая спокойно признаётся в своей ненависти к поэзии и вообще к литературе.
- Маргарита, - отчётливо произнёс Михаил,- Маргарита.- И безудержно расхохотался, - ну, что ж, - сказал он, успокоившись, - взял принесённые листы и вышел.



Секретарша сочувственно посмотрела ему во след.
Когда Михаил спустился вниз, то встретил пытливый взгляд вахтёра и улыбнулся ему, на что ветеран только покачал головой.
Прошло время. Михаил продолжил успешно печататься в разных городских газетах, но осадок от встречи с Маргаритой почему-то не проходил.
Со временем стало казаться, что он не только не уменьшался, но и рос, медленно накладывая слой за слоем. Он старался стряхнуть его со своей души.
В конце концов, он не наивный ребёнок. В его жизни было достаточно всякой мерзости, а уж глухоты и чёрствости он повидал столько, что всеми весами мира не перемерить. Так что ему эта грубая неотёсанная баба? Наплевать и забыть. … Но забыть, почему-то не удавалось. Не то, чтобы он переживал это постоянно, скорее, нет, не любил вспоминать, но воспоминание так, и осталось лежать на дне его души инородными наростами.
Прошло чуть больше года с этой злосчастной встречи. Времени свободного у Михаила было постоянно не больше, чем на воробьиный клюв. И он был рад, если хоть урывками мог предаваться своей музе.
Неожиданно в самом разгаре осени, как снег на зелёную траву, на голову Михаила свалился отпуск, да, не просто отпуск, а с путевкой в санаторий.
- С чего бы это? – недоумевал Михаил.



-Руководство заявило, - тебе надо подлечиться. У тебя два ножевых ранения и одно пулевое, - ровным голосом втолковывал Михаилу непосредственный начальник.
Перебрав в голове всевозможные варианты и их комбинации и не найдя подвоха, Михаил решил за благо не спорить. В конце концов, отпуск заслуженный. Так почему же ему не отдохнуть по-человечески, хотя бы раз за пять лет.
С такими мыслями он и отправился в санаторий, в глубине души, радуясь, что целый месяц сможет спокойно писать.
Преисполненный радужных перспектив, он прилетел в санаторий.
На ужин он не пошёл. Бросил в номере свой чемодан и отправился бродить по городу. Купил на набережной чебуреки и неспеша побрёл вдоль мраморного парапета. С половиной чебуреков он расстался, подкармливая крикливых чаек, которые беззастенчиво залетали на набережную, садились на каменные барельефы и скамьи, привыкшие к подачкам скучающей публики.
Спускаться вниз к морю, Михаил не стал. Стоял наверху и смотрел, как оно пенится и шипит, вылизывая камни и щекоча гальку.
Найдя в кармане монетку, он бросил её вниз алчущим волнам. Монетка падая слилась со множеством предвечерних бликов и через мгновение беззвучно канула в море.
Постояв ещё несколько мгновений, Михаил поднялся в парк. Здесь уже мерцали звёзды… лиловые, синие, ослепительно-белые, кремовые клематисы оплетали металлические крепления и скамьи.
Сладко журчала вода в чашах фонтанов, лаская частыми придыханиями слух. К ногам стекались золотыми и пурпурными потоками опавшие листья платанов и клёнов. Через дорогу от бассейна застыли в ожидании весны травянистые стебли бананов.
Темнота наступила довольно быстро. Усилился запах лавра и роз, перетекающих через края каменных ваз подобно пурпурной и белой пене драгоценных вин.
Вскоре на фоне наступившей темноты были видны только чёткие пирамиды кипарисов устремлённых ввысь.
Михаил вернулся в свой номер, принял ванну и нырнув под чистую простыню, погрузился в мягкий сон без всяких сновидений.
Утром он почувствовал себя бодрым и головокружительно свободным. Всё! Сейчас он позавтракает и примется за работу! На его внутреннем экране уже ярко отпечатывались первые главы задуманного романа.
Тихо насвистывая мелодию популярной эстрадной песенки, Михаил спустился к завтраку.
Каково же было его изумление, когда его соседкой за столиком оказалась… Маргарита!
Он смотрел на неё во все глаза, забыв о каких-либо приличиях.
Маргарита же с завидным аппетитом поглощала завтрак, не обращая на него внимания.
Михаил почему-то залпом выпил чай и тихо сказал, - с добрым утром.

-Здравствуйте, - ответила она нехотя, не переставая жевать. И лишь разделавшись с содержимым тарелки, она подняла глаза и посмотрела на Михаила.
- Меня зовут Маргарита Львовна, - сказала она. Усмехнулась и закурила.
- Михаил, - произнёс он, вглядываясь в её лицо, - чёрт, неужели не узнала? – подумал он, принимаясь за завтрак.
Маргарита курила, беззастенчиво стряхивая пепел прямо на пол.
- Как вульгарна, - подумал Михаил, - не понимаю, как ей удалось занять кресло редактора. Он не выдержал и пододвинул ей пепельницу, сиротливо застывшую на краю стола.
- Спасибо, - сухо поблагодарила она. И поморгав ресницами за толстой оправой очков, произнесла, - кажется, я вас где-то видела.
-Возможно…
И в это мгновенье Михаилу показалось, что на свободный стул рядом с Маргаритой сел… Воланд…
Михаил от неожиданности мотнул головой и выронил из рук десертную ложку, которая, упав, жалобно звякнула и замерла на фарфоровом блюдце.
Михаил протёр глаза, но это не помогло – два глаза Воланда – один пустой и чёрный, а другой золотистой искрой на дне смотрели на него довольно дружелюбно. Оттянутый уголок его рта дрогнул в подобии улыбки и Михаил услышал низкий хрипловатый голос, - ты ведь хотел встретить её в другой обстановке, чтобы вернуть долг… Ну, вот тебе и случай, писатель…
Михаил глотнул воздух ртом. Воланд исчез.
- Вам нехорошо? – спросила Маргарита. И на этот раз в её голосе почувствовалось отдалённое тепло.
- Нет, всё в порядке, сказал он, спасибо.
- За что? – она пожала плечами и сделала очередную затяжку.
В это время к их столику подбежал официант и широко улыбаясь, протянул перевязанный яркой ленточкой свёрток, - Вот, что вы заказывали, молодой человек!
- Я?! – выдохнул Михаил изумлённо.
Официант ничего не ответил, а только одобряюще подмигнул и удалился так же быстро, как появился.
Михаил неуверенно потянул за конец ленточки, снял шелестящий целлофан и приоткрыл коробку. На дне её лежали бело-розовые маргаритки… живые… трепетные… только сорванные. На кончиках лепестков сверкали капельки росы.
Дрожащей рукой Михаил достал цветы со дна коробки.
И тут он увидел, как расширились глаза Маргариты. Бесцветно-серые они озарились небесной лазурью, засияли лучами неведомого солнца.
Сигарета, зажатая между её пальцев дымилась, окутывая их клубами голубого дыма… Маргарита облизнула рыхлые губы.
- Это мне? – спросила она еле слышно. Её и без того хриплый голос, осел.
Михаил молча протянул ей маргаритки, чуть склонил голову, извинился и покинул гостиную.
Целый день он бродил по городу, словно в тумане. Он был не склонен к мистике… и всё же, всё же… Кто, как ни Воланд прислал эти осенние маргаритки. Кто?!.
Ведь он, действительно, жил с болью причинённой ему Маргаритой, а если и не с болью, то с чем-то очень похожим на неё… и он, не признаваясь самому себе, надеялся, что когда-нибудь сможет вернуть это нечто Маргарите.



И вот представился случай. Почему бы, действительно, не воспользоваться им? Кто осудит его? Вернее всего, наказав Маргариту, он отплатит ей за всех, кого она успела оскорбить своей чёрствостью. Бездарная редакторша ненавидела любое проявление таланта и пользуясь своим положением, изливала свою копившуюся голами злость, на всякого отважившегося переступить порог её начальственного кабинета.
- Возможно, - думал Михаил, идя по шуршащему гравию дорожки, - воспользовавшись, случаем, я отобью у неё навсегда охоту, портить жизнь другим.
Итак, решение принято! Или ему только казалось, что он принял решение.
Обед Михаил пропустил. А к ужину явился в модном тёмно-синем костюме с голубой рубашкой, подчёркивающей глубокую синеву его и без того выразительных глаз.
Галстук с мерцающей заколкой и начищенные до солнечного блеска ботинки завершали его наряд… соблазнителя…
В руках он держал букет ярко-красных роз и только по краю густо-окрашенных лепестков пролегла тонкая белая полоска.
Когда он подошёл к столу, лицо Маргариты было ярче букета роз в руках Михаила. Он улыбнулся легко и непринуждённо, положив розы на белую скатерть перед пылающей Маргаритой.
Несколько мгновений над их столиком стояла тишина. Казалось, что тяжело сопевшая Маргарита на какое-то время даже перестала дышать.
Михаил не собирался прерывать затянувшуюся паузу. Он просто смотрел на пунцовые щеки Маргариты, её дрожащие ресницы и молчал.
Про себя он даже был удивлён, что это монолитное существо, оказалось, столь легко растрогать.
-Вы, знаете, - неожиданно услышал он её голос, - мне никогда никто не дарил цветы просто так. Ну, вы понимаете меня? … Дарили, конечно, на каких-либо торжественных мероприятиях. А если даже хотели расположить меня к себе, как редактора, - добавила она с почти девичьим смущением, - то дарили коньяк или сигареты… А чтобы цветы, - она виновато улыбнулась, - вы первый…
- Я рад, что доставил вам удовольствие. – Давайте ужинать.
Михаил разлил по бокалам лёгкое вино и поднял тост. Конечно, за Маргариту.
К концу вечера они были на «ты». Грузная, неповоротливая Маргарита пыталась кокетничать с ним, напоминая своей угловатостью подростка.
Михаил не забывал улыбаться и подливать ей вина. А сам в это время почему-то думал о слоне в посудной лавке.
Мысль, вероятно, всё-таки материальна, так как Маргарита под конец вечера умудрилась-таки опрокинуть на себя тарелку с салатом.
Платье нужно было срочно снимать, и Маргарита с ужасом думала, что торжественно начавшийся вечер кончается так нелепо по её вине. Она готова была реветь от отчаяния.
Михаил нашёл слова, которые успокоили Маргариту, проводил её до номера, и галантно распрощавшись, заметил, что после завтрака, надеется на совместную прогулку.
Маргарита не спала всю ночь. Она ворочалась с боку на бок, вставала, чтобы сделать глоток воды, ходила из угла в угол по номеру, прислушивалась к грохоту своего сердца, выходила на балкон в надежде, что свежий ночной воздух успокоит её. Нет, тщетно. Она была влюблена. Она всегда боялась этого чувства… потому что никогда ни один мужчина не обращал на неё внимания… как на женщину.
Для всех она была только редактором, злобным цербером, ненавистным чиновником.
И вот теперь впервые в жизни! Маргарита чувствовала, что сердце её сжимается в страхе. Она всё время думала о том, где она видела Михаила и конечно, вспомнила, что он приносил ей стихи, а она ему нахамила, как и всем другим.
В её душе теплилась слабая надежда, что он не узнал её, иначе, иначе… он никогда бы не подарил ей цветов. В конце концов, должна же судьба и к ней быть справедлива. Потом… если когда-нибудь случай произошедший в редакции всплывёт… она объяснит ему, что это было досадное недоразумение, не более того.
-Он поймёт, он простит, - она повторяла эту фразу, как заклинание.

…………………………………………………………

На следующее утро они встретились в холле. Вместе позавтракали и отправились на прогулку.
Незаметно для себя они вышли из города, и пошли вверх по дороге, которая узорным поясом обхватывала горный склон. Солнце уже стояло высоко, и было странным то, что филин ещё до сих пор не успокоился и что-то бормотал, тяжело вздыхая и охая. Растительность вокруг была пышной и свежей.
Осень, господствующая в Средней полосе, здесь ничем не выдавала своего присутствия. Вероятно, она умела быть невидимой точно так же, как Воланд…
Михаилу казалось, что он здесь, рядом… пока неожиданно ему не пришла в голову мысль, что он ни рядом, а внутри него, может быть в самом сердце. Это открытие заставило его поёжиться.
- Вам холодно? – тихо спросила Маргарита.
- Нет, конечно, нет, - Михаил посмотрел ей в лицо, хотел что-то сказать, но передумал.
Высоко в горах лежал снег холодный и бесстрастный. Михаилу казалось, что точно такой же снег лежит в его душе, делая его постепенно равнодушным и безразличным. Он вдруг осознал, что ему вовсе не хочется мстить этой несчастной некрасивой женщине, что вся его изобретательность и воображение мести не более, чем остатки мальчишества.
Его мысли оборвались, когда перед ними предстал мост. Простое и лёгкое сооружение висело в воздухе, соединяя две вершины.
Внизу стремительно неслась река. Бурлящая вода, покрытая пеной, была похожа на быстрого скакуна, потерявшего всадника… Монотонный шум плавно поднимался вверх и заполнял пространство.
- Как здесь красиво! – громко сказала Маргарита. Михаил кивнул. Его удивило, что Маргарита бесстрашно смотрела вниз и наслаждалась головокружительным зрелищем. Высоты она явно не боялась.
- А помните, - она показала рукой в сторону, - там, на въезде в город, река совсем другая, спокойная, течёт широко и плавно, совсем, как Волга… - Маргарита посмотрела на спутника и вдруг вспыхнула, засмущалась, как девочка-подросток на первом свидании.
И Михаилу стало жаль её.
- Да, конечно, я помню, - сказал он, - здесь река сжата скалами с двух сторон, поэтому и бурлит. – Он замолчал и снова внимательно посмотрел на Маргариту.
Мягкий свет падал на её лицо, освещал глаза. А внизу переплески развивающегося пенного клубка реки глухо рокотали, словно голос таинственного «Нечто». Зыбкий воздух, напоённый ароматами леса, прогреваемый солнцем, овеваемый влажным ветром, озвученный шелестом листвы и лепетом трав, искрился и колыхался перед его глазами.
Маргарита опустила глаза, и ему показалось, что сквозь её склонённые ресницы, как сквозь решётку восточного замка на него глядят чёрные очи таинственной принцессы.
Он быстро взял её руку и прижал к губам. Маргарита сдавленно охнула.
Слова безумные, как шквал ночной грозы были готовы ливнем хлынуть с губ Михаила, как вдруг, где-то совсем рядом прогрохотал гром и сверкнула молния.
Да, именно в такой последовательности противоречащей природе, сначала гром, а потом молния. И ни капли дождя. Они одновременно подняли голову и посмотрели на небо. Яркое солнце, ослепительная голубизна и ни облачка.
Они вернулись в город молча. Ни один из них не решился произнести ни слова.
Столпившиеся возле санатория вязы расступились, давая им дорогу, а потом долго шептались о чём-то непонятном на своём лиственном языке.
На ступенях Маргарита неожиданно остановилась, - сегодня вечером я буду ждать тебя в номере. Хорошо? Ты придёшь?
Он кивнул, и они расстались.



Войдя к себе, Михаил открыл бутылку минеральной воды и стал жадно пить прямо из горлышка. Когда вода закончилась, он вытер со лба пот и опустился на край постели.
-Боже мой! Что это со мной? – подумал он вслух, - я, кажется, схожу с ума…
… В наступившей темноте медленно растаял ажур листвы. На тёмном куполе неба проступили звёзды. Они мерцали во влажных сотах, складываясь в прихотливые узоры и замысловатые орнаменты. Стали видны легко очерченные рельефы гор.
Михаил вышел на балкон. В великолепном сумраке торжественно разливалось густое серебро низко висящей луны.
Город, разнежившийся в ночи доверчиво открывался взору. Нежные звуки цикад проникали в сердце, раня и лаская его одновременно первозданным неистовством неутолённой страсти. На какое-то мгновенье Михаилу показалось, что силуэты гор, прорисованные лунными лучами, обретают форму коллонад и разбегаются в необъятном пространстве, а звёзды трепещут точно свечи в тёмной галерее бесконечности… и всюду рассыпаны осколки цветных зеркал… Словно четвёртое измерение вздыбилось под напором третьего и отколовшимся краем вонзилось не то в пятое, не то в шестое…
Едва уловимый запах лимона коснулся ноздрей…
Михаил вернулся в номер, переоделся в тёмно-синий костюм и голубую рубашку.
Повертел в руках один галстук, другой, третий и всё кучей бросил на постель.
Кинул взгляд в зеркало, вздохнул и облизал губы. Солоноватый привкус заставил его поморщиться и сдвинуть брови.
-Нужно идти, - подумал он.
Стрелки часов неумолимо ползли к двенадцати.
Маргарита, наверное, заждалась, ведь они не назначили точного часа свидания.
Он подошёл к столу и машинально провёл по нему рукой… Что-то холодное в многочисленных ямочках и бороздках… Движение пальцев вверх.
- Ну, я точно сошёл с ума, это же ваза! И в ней две бледные розы. Кто их поставил? Странные правила в этом санатории…
Михаил выхватил из воды колючие стебли. В конце концов, неудобно идти к даме без цветов. Как-то необычно пахнут эти розы… не розами…
Он вышел из номера. Тёмный пролёт коридора. Напротив лестница. Шуршащая темнота. И тяжёлый отзвук собственных шагов.
Он тихо коснулся костяшками пальцев нужной двери, - Маргарита!
Внутри что-то зашевелилось, дверь открылась.
Михаил охнул от неожиданности и зажмурился. Розы выпали из его рук и упали на пол, шурша, как охапка женского белья.
- Что с тобой? – услышал он голос Маргариты и открыл глаза. Конечно, же, это была Маргарита, а не покойная дочь покойного сенатора, убитого собственной супругой во время бурного экстаза с возлюбленной соправителя.
- Какой сумбур в голове, - Михаил приложил ладони к вискам.
Маргарита была одета во что-то бледно-розовое свободного покроя. Не мудрено ночью спутать её с привидением…
- Прости, - Михаил наклонился, чтобы поднять розы. Она тоже наклонилась.
Они поднялись, потирая шишки на лбу и застыли напротив друг друга. У каждого в руке было по розе.
-Извини, - пробормотал Михаил и протянул ей вторую розу.
-Заходи. Я думала, что ты уже не придёшь, - сказала она, принимая цветок.
Михаил протиснулся в дверь мимо Маргариты.
Первое, что увидел – это ливень лунного света, дрожащий и вздыхающий точно театральный занавес. Он машинально подошёл к окну и опустил портьеры.
- Ну, вот, так лучше, - он обернулся.
Лунный свет, конечно же, не смирился, он пробивался сквозь ткань портьер, но уже не был ослепительным.
На столе стояла бутылка шампанского, какая-то закуска и фрукты. Точно шпаги перекрещивались отсветы свечей. В углах затаились лохматые тени. За окном или в голове всхлипывала лютня.
Какой-то звук, похожий на шорох бескрылой птицы пробежал возле ног и умолк.
- Выпьем! – Маргарита подошла к столу, открыла бутылку шампанского и разлила пенящуюся жидкость по бокалам.
- Выпьем, - сказал Михаил и поднял свой бокал, поднёс его к губам.
Никто из них не произнёс тоста. Они не знали за что пьют и что будет дальше. Они выпили ещё по бокалу.
После третьего в голове Михаила зазвонили колокола… Сладкий жар проник в кровь и постепенно охватил всё тело.
Рука Маргариты легла ему на плечо.
- Странное шампанское, - подумал Михаил, - очень странное.
-Оно смешано с коньяком, - сказал ему на ухо чей-то ехидный голос.
-С коньяком?
-Ага, - подтвердил кто-то невидимый.
Блестящие клубы рубинового дыма наполнили комнату.
Серебристая чешуя лунного света ползла по мертвенно-бледным свечам.
Огни упругие, как стрелы, ломались на концах, распадались и гасли. Кто-то царапался в закрытую дверь, булькал, мяукал, вздыхал.
- Кто это? – спросил Михаил и удивился звучанью собственного голоса.
- Кот. Он живёт здесь в санатории, бродит по всем этажам. Я его часто подкармливаю. Вот он и стучится. Открыть?
- Нет, не надо.
Маргарита коснулась щеки Михаила и погладила её.
-Ты красивый, - сказала она. И голос её был горький, как яд.- Очень красивый.
По комнате медленно расползался запах серы… или это было дыхание газовой конфорки… залитой слезами осеннего дождя…
Впрочем, какая разница. Душа дрожала. Сердце замирало.



- Пей! – Маргарита поднесла к его губам бокал, - пей, пожалуйста, пей…
Михаил взял из её рук бокал и выпил до половины. Неверной рукой он поставил бокал на стол, вернее попытался поставить, так как бокал выскользнул из его рук и упал на бок. Алое пятно растекалось на белой скатерти.
- Маргарита, - хрипло произнёс Михаил, - Маргарита.
Её губы были совсем рядом.
- Как лепестки роз… - выдохнул он и потянулся к этим губам, раскрывшимся ему навстречу.
Но поцелую не суждено было случиться. Оглушительный рокот грома и вспышка ослепительной молнии отрезвили его.
- Господи! Что я тут делаю?!
Перед ним сидела пьяная женщина с зажатой между толстых прокуренных пальцев сигаретой. Безвкусно одетая в какой-то балахон невыразимого цвета. Взлохмаченные волосы, бесцветные покрасневшие глаза. А то, что мерещилось мгновение назад лепестками роз было некрасивым большим ртом.
- Господи! Что я тут делаю?! – повторил он вслух и опрометью выскочил из комнаты.
Толи крик, толи стон, толи хохот прозвучал ему во след. А может быть это свалился со стола опрокинутый бокал… Ну не петушиный же крик это был в самом деле?..
… На следующее утро Михаил побросал свои вещи в чемодан и, не дожидаясь пока санаторий проснётся, покинул его. Ему было наплевать, что пропадает дорогостоящая путёвка.
… В поезде, мчащем его в родной город поздно ночью под стук колёс, ему приснился странный сон… Он увидел Маргариту. Она стояла на мосту и смотрела вниз. В ущелье бурлила вода, хрипя, как загнанный конь.
Монотонный шум, разбивающейся о камни реки нарастал, превращаясь в рокот.
Нежно-синее небо неожиданно стало темнеть, точно промокательная бумага, взбухшая от нечаянно пролитых чернил, пока не стало совсем чёрным.
Ураганный ветер чёрной лавиной хлынул с гор. Он заставил сжаться и онеметь заклокотавший было лес.
Маргарита зацепилась за перила. Она попыталась сделать несколько шагов. И когда ей это удалось и она замедлилась на миг, чтобы перевести дыхание, ураган, точно ужаленный дьявол прыгнул на мост, схватил её за плечи и, оторвав тяжёлое тело от моста, бросил его в пасть беснующегося потока.
Дикий крик отчаяния перекрыл все остальные шумы.
…А когда умолкло эхо, на небе светило солнце. Пахло свежей сыростью осенней листвы.
Потом Михаилу снилось, как перед его глазами мелькают шпалы. Чуть позже он понял, что это не шпалы, а дни…
Донёсся чей-то слабый голос:
-И зачем её туда понесло? Всех предупреждали о надвигающемся урагане. Нет, всё-таки пошла…
-Видно судьба, - отозвался другой голос.
Михаил проснулся и посмотрел на часы. Было ровно двенадцать часов ночи.
-Какой глупый сон,- подумал он, - приснится же, чёрт знает что!- он перевернулся на другой бок и заснул. Рано утром он сошёл на перроне родного города. Моросил мелкий дождь. Грибной, как говорила бабушка Михаила. И он подумал о том, что если следующий раз отпуск выпадет осенью, то поедет в деревню, будет ходить за грибами, а по вечерам слушать тихий шелест падающих листьев и дождя…



Он никогда больше не встречался с Маргаритой.
Однажды ему пришла в голову нелепая мысль о том, что это он вызвал из небытия Воланда своим желанием расквитаться за обиду и потом, когда он просто-напросто сбежал, Воланд довёл дело до конца, не интересуясь его мнением.
Конечно, он тут же посмеялся над своей не в меру резвой фантазией и вскоре забыл обо всём.
Работы было по горло. Думать о Маргарите и Воланде не приходилось.
И лишь спустя год, когда ему попалась на глаза газета, в редакции которой работала Маргарита, он глянул на строку, где значилась фамилия зам. главного редактора.
-Никитин Пётр Иванович, - прочитал он вслух.
- Ну, и дела… - Михаил отложил газету. Потом снова придвинул её к себе и заново прочитал фамилию зам. главного. Порвал газету на куски и выбросил в урну.
- На другую работу перешла. Мало ли что?!, Может в другой город переехала, замуж вышла, в конце концов. И не такие выходят…
Вернувшись, домой, Михаил взял со стола «Мастера и Маргариту» и убрал книгу в самый дальний угол книжного шкафа.
Имя «Маргарита» больше никогда не посещало его сознания.