Не успел я окончить все формальности с покупкой дома, как меня пригласил Жак провести несколько дней на юге Франции, в провинции Люберон. Я был удивлен таким внезапным приглашением – тем более, что между нами, им и мной, пробежала «темно-серая» кошка.
Жак, инженер-химик по специальности, был немного старше меня – на год, на два. Он приехал на выставку в Познань в качестве представителя французской фирмы. Каждая фирма, как правило, имела свой стенд и для обслуживания его прибегала к услугам местного населения. На мой стенд пришла женщина в простеньком, но скроенном со вкусом платье и с накидкой на плечах.
«Меня зовут Мария, – сказала она. – Что я должна буду делать»?

Мария закупала необходимые продукты и готовила нам обед. На кухоньке всегда было чисто и прибрано. Мария работала молча, участия в наших разговорах не принимала. На стенде нас было четверо. «Столовые» расходы (Мария обедала с нами в качестве приглашенной) мы покрывали вчетвером. Но вскоре на нашем стенде появился Жак. Сначала он заходил по нескольку раз в день, «что-нибудь выпить», а потом начал регулярно приходить к обеду и садиться с нами за стол. В итоге я ему предложил принять участие в расходах. Это Жака задело: «Неужели такая солидная фирма, как твоя, не может оплатить наш обед»?
Допускаю, что Жак не знал, что каждый из нас получал суточные на текущие расходы.
Жак обиделся и ушел не пообедав. Через день он вернулся с бутылкой шампанского и радостно воскликнул:
– Я подписал контракт на выгодных условиях!
Он это объявил таким тоном, что можно было подумать, что остальные фирмы подписывают контракты на невыгодных для них условиях! Мария принесла бокалы и присела бочком к столу. Жак поднял бокал и произнес непристойный тост – как по содержанию, так и по форме: «Все польки потаскухи, при виде немецкой марки ложатся на спину – где попало и с кем попало»!
Мария, оскорбленная такой выходкой, поставила бокал и ушла на кухню.
– Жак!..
– В чем дело?
– Отдаешь ли ты себе отчет в том, что ты сказал?
– А я ничего плохого не сказал! Так многие говорят!
– Спорить с тобой я не буду. Разыгрывать роль застенчивой «монастырской девицы, которая ничего не знает», я тоже не буду. Раз ты не умеешь себя вести подобающим образом, возьми свою бутылку и больше не приходи на наш стенд!
Жак ушел, и с тех пор я его не встречал. Были моменты, когда мы появлялись в одном и том же месте и в одно и тоже время – но мы молча расходились, как незнакомые.

А теперь этот самый Жак приглашает меня в свой дом, с предложением побыть некоторое время на юге Франции! В чем дело? Что произошло? Что происходит?

Признаюсь, что в тот период я был сам не свой: в состоянии сильной депрессии, безвольный, готовый следовать за тем, кто обращался ко мне последним. Меня не тянуло к еде, меня не тянуло ко сну – мне все было все равно! Я не был в состоянии оценить обстановку и принять решение (сегодня, вспоминая этот период, не могу себе поверить, что такое могло случиться!).
Я поехал на юг Франции.

... Доминик

Жак и его молодая жена меня встретили «как своего».
Через день приехала подруга жены, Доминик, и было решено «это дело отпраздновать».
О каком «деле» шла речь? Почему мы что-то должны отпраздновать?
«Но я, как приглашенный, не могу же огорчать гостеприимных хозяев и их гостью, отказываясь от предлагаемой программы», – подумал я!
Смутно, но помню, что я что-то клал в рот, чем-то запивал, потом я почувствовал себя нехорошо, и меня положили на кровать. Потом гостья мне шепнула, что создавшаяся в этом доме атмосфера может плохо отразиться на моем здоровье и если я согласен, она снимет комнату в отеле, в соседней деревне.
– Ну, а как Жак...
– Это мое дело!

Она меня перевезла и, на следующий день, въехала с вещами в мою комнату. Я посмотрел на нее с удивлением – ожидая объяснений. Она отмахнулась рукой, что должно было означать «не задавай пустых вопросов», и кудо-то уехала. Вернулась в отель лишь на следующий день к обеду и сказала, что была в конторе, занимающейся куплей и продажей недвижимого имущества, и что «откопала» исключительно интересное дело: гектар земли на склоне холма, с панорамой на километры и на километры...
– И все это почти даром! – сказала Доминик. – Кроме того, земля прилегает одной стороной к черте города... Ты понимаешь? На верхушке этого участка можно будет выстроить небольшой дом, в котором мы сможем жить без особых забот...
Я что-то понял, а что-то и пропустил. Во всяком случае, основного- то я и не схватил!
На следующий день мы поехали к нотариусу и заключили купчую на мое имя (как я до этого додумался?). Через день гостья исчезла, оставив маленькую записочку, в которой пожелала скорейшего выздоровления.
И больше ничего!
А через день после ее отъезда мне стало так плохо, что я позвонил врачу. Было восемь часов вечера. Врач мне ответил, что кабинет закрыт и что он меня ждет завтра. В наш разговор вмешалась его жена и попросила мужа меня немедленно принять: «Если человек тебе звонит в такой поздний час, это значит, что он нуждается в твоей помощи в эту же минуту, а не завтра»!
Я с трудом сел за руль и через час был принят врачом.
– Расскажите мне как можно подробней, как вы живете, что вы чувствуете и что вы переживаете.
Я ему все рассказал – все, что произошло со мной с момента смерти жены и до настоящего вечера. Я ничего не утаил.
Врач «воткнул» несколько иголок в разных точках тела, попросил свою жену мне принести стакан теплой воды, которую я выпил маленькими глотками, и вынес приговор: «Иголки вам помогут отдохнуть. Жду вас завтра в обеденный перерыв. Все поправимо, несмотря на серьезность положения, но при одном условии: вы должны будете срочно принять правильное решение».
– Какое, доктор?
– Это вам решать какое, а не мне!
На здании мэрии пробило двенадцать ночи, когда я вышел из кабинета врача.
На следующий день я переехал в отель, поближе к кабинету, а через неделю врач мне сказал, что я могу возвратиться домой – при условии, что через полгода я приеду к нему «с визитом».

По совету врача (но без его подсказки!) я принял «правильное решение», и ко мне вернулось мое прежнее состояние.

Просматривая нотариальный акт на купленный участок, я обнаружил, что повесил себе на шею камень: земля оказалась «крестьянской», на которой я ничего не могу построить – я не фермер. Неужели нет выхода?
Для выяснения своих прав и возможностей, я поехал в Люберон, в отдел «архитектурных требований и обязательств» для данной местности, директором которого оказалась «старая дева», которая перечислила казенным языком все то, что не соответствует архитектурному аспекту края и мои обязанности в данном случае.
– Мадам, я приехал с одним лишь желанием, а именно: вскоре наступит лето, и я хотел бы провести некоторое время на своей земле. Я знаю, и вы мне это потвердили, что на данном участке строительство невозможно. Поэтому я подумал об установке на этой земле маленького барака такого типа, в котором хранят огородный инструмент. Мой вопрос: можете ли вы мне указать допустимый тип такого барака?
Директриса замялась с ответом.
– Вопрос, конечно, не простой и требует серьезного обсуждения. Разрешите пригласить вас на ужин, когда вам это будет удобно, и мы поговорим на эту тему.

Мы сидели «на поплавке» и ждали обещанную свежевыловленную рыбу. Тем временем я показал собеседнице несколько фотографий «моей земли». На одной из них были видны полуразрушенные стены прежнего строения.
– Вам все ж таки везет с вашей землей. Посмотрите внимательно на эту фотографию: на ней не хватает балки, которая поддерживала крышу. Если вы мне принесете фотографию с балкой на стенах, лучше обгорелой, я вам дам разрешение на восстановление бывшего дома – при условии, что его размеры фундамента не будут изменены...
Я вспомнил Доминик, которая предлогала выстроить дом и... переехать туда жить!
«Неужели директриса тоже»...

Теперь у меня появились другие проекты!
Я поблагодарил директриссу за ее любезность и отзывчивость и вернулся домой.

Нотариальный акт и фотографии положил на полку – наследники разберутся! Меня утешала мысль, что разростающийся и расширяющийся город сможет включить мою землю в свой периметр и что мои дети (или внуки) окажутся обладателями небольшого капитала: десять тысяч квадратных метров незастроенного участка в городе будут расценены дороже, чем фунт изюма!
Почему Жак пригласил меня к себе? Кто такая Доминик и почему она оказалась в доме Жака именно в тот момент, когда я был там? Почему Доминик приняла такое «деятельное участие» в моей судьбе? Неужели Жак придумал такой сценарий, чтобы отомстить мне за прошлое, повесив мне на шею «мертвый участок земли» ? Допустить нечто подобное со стороны Жака я мог бы, но у меня для этого не было никаких доказательств!
В эту долгую, долгую ночь,
Когда мысли кружатся, как осы,
Когда только одни лишь вопросы,
Кто мне смог бы помочь?




Жильберт

Ежегодно, следуя хорошему совету Игоря, я уезжал на Корсику на две-три недели. Кроме купания в теплой воде или загорания на мелком песке, я играл в петанк (игра в шары очень расспространенная во Франции) и в бридж. Если петанк не требовал никаких теоретических знаний, игра в бридж требовала других качеств. Не буду заводить любезного читателя в лес теоретических объяснений этой игры (которые я не освоил «как надо» до сего вронмени!), лишь скажу, что она мне нравится, в особенности, «розыгрыш контракта». Но мои несуразные выступления во время «аукционного процесса» вызывали всеобщий хохот.
Зато мое умение «разыгрывать контракт» позволяло мне слыть «солидным партнером».
В те годы я был чрезвычайно близоруким: все, что находилось в периметре десяти-пятнадцати метров, было доступно моему восприятию. А то, что было за пределами этого периметра, мне казалось завуалированным.
Однажды я разделся на пляже рядом с разноцветным зонтом Игоря, сложил свои вещи и ушел плавать. Пока я плавал, Игорь свернул зонт, сказав соседям, что он приготовил небольшой безобидный спектакль...
Выйдя из воды, я направился в сторону зонта. Прошел до конца пляжа... прошел по всему пляжу в обратном направлении – ничего не нашел!
Неужели я выплыл на соседний пляж? Этого не может быть – я так далеко не заплывал!
Подошел Игорь, и раздался истерический хохот! Поскольку Игорь всего-навсего свернул свой зонт, для меня просто-напросто исчезли знакомые мне цвета!

Женевьев, моя знакомая по Корсике, представила меня своей подруге, которая прибыла сюда впервые.
– Анатоль, познакомься с моей подругой, ее зовут Жильберт, а ты остерегайся этого господина, – отрекомендовала меня Женевьев. А этого господина ты остерегайся, – отрекомендовала меня Женевьев, – ибо в теории он нуль, а на практике... сама увидишь.
Женевьев посвятила меня в прошлое Жильберт, которая потеряла мужа полтора года тому назад, скончавшегося в страшных муках от рака поджелудочной железы. Семейная жизнь Жильберт была безрадостной из- за постоянного конфликта между мужем и сыном: она становилась между ними, потому на нее «сыпались удары» с обеих сторон. В конечном итоге она дошла до предела своих моральных и физических сил.
– Скажи, Женевьев, почему ты мне рассказываешь чужую биографию?
– Анатоль, ты знаешь, я пытаю к тебе дружеские чувства и знаю, что ты не дышишь злобой. Мы с Жильберт – как сестры У нас общие радости и мы поверяем друг другу свои горести. Я хочу, чтобы Жильберт почувствовала себя среди друзей, и очень прошу тебя быть внимательным к ней.
Мой отдых на Корсике закончился. Мы обменялись адресами, «на всякий случай», и я вернулся продолжать реставрацию своего дома. Мне позвонили Женевьев и Жильберт. Потом мне позвонила Жильберт, объявила о своем возвращении в Париж и предложила встретиться, если нет возражения с моей стороны.
– Будь внимательным к ней, – просила Женевьев...
Мы встретились.
Несколько дней спустя я получил письмо. Жильберт поблагодарила за согласие приехать на свидание, но ни одного слова о ресторане, за что я ей был благодарен в глубине души. Письмо написано размашистым почерком, легким и выдержанным стилем. Никаких просьб, никаких намеков. А в письме все ж таки что-то было... Я его перечитал несколько раз и всегда приходил к одному и тому же выводу: в письме что-то есть, нечто такое, что я не могу уловить!
«Может быть, что это была реакция человека, который долгие годы находился в семейных тисках, который истощился морально и физически в связи с болезнью мужа и который вдруг оказался освожденным от долга и обязанностей» – подумал я. Но это никак не проливало свет на то, почему я почувствовал, что в письме было «что-то»!..
мне не объяснило почему я почувствовал, что в письме было «что-то»!..
Постепенно-постепенно – не спеша и не торопясь – мы «выяснили» наши отношения. Молва о нашей совместной жизни разлетелась по всем знакомым местам. Каждый встречный и поперечный хотел знать, когда и где будет свадьба, кто будет свидетелем и т.д.

Наша совместная жизнь не имела «узаконенного» существования, что, как положено «в хорошем» обществе, не обошлось без вопросов и критики: «Почему они не ведут себя «как все»? Что они хотят скрыть»?

Сегодня я могу объяснить, почему мы выбрали такой образ жизни, и могу ответить на все, остававшиеся в тени, вопросы.
Во-первых, мы не были приверженцами церковности. Жильберт была католичкой, а я – православным, что не мешало нам относиться с уважением к вероисповеданию других.
Во-вторых, надо было разрешить вопрос чисто материального характера, а именно: Жильберт получала пенсию покойного мужа, на которую могла скромно жить без особых забот. Если бы мы вступили «в законный брак», Жильберт была бы тут же лишена этой пенсии. Если бы, по логике вещей, я «ушел» из этого мира раньше Жильберт, то моя пенсия перешла бы к моей первой жене – в размере, пропорциональном совместно прожитым годам. В таком случае Жильберт оказалась бы без средств существования и оказалась бы на улице!
Думаю, что этих аргументов было вполне достаточно, чтобы поступить так, как мы это сделали.

Жильберт обладала таким обаянием, что была моментально принята «как своя» моими детьми. Она объединяла всех – будь то по случаю дня рождения одного из нас или именин, или по случаю церковного праздника (и католического, и православного). Любо было смотреть на молодых и принимать участие в их разговорах и рассуждениях. В политичемких вопросах, как принято, молодежь была скорее на стороне социалистов, в то время как мы с Жильберт придерживались иных взглядов. При таком раскладе мнений могли возникнуть нежелательные споры в наладившейся семейной жизни. Поэтому было принято единогласное решение – никаких разговоров, никаких споров на политические темы!
Жильберт, по неизвестной мне прчине, немного недолюбливала свое имя и попросила, чтобы впредь обращались к ней в сокращенном виде: Жижи!

Третий год моих работ по реставрации дома подходил к концу. За этот срок строительная организация завершила работы в подвале и дренажные работы вокруг дома, которые проводились чуть ниже уровня подвала. Кроме того, на выходе дренажной системы, в нескольких метрах от дождевой канализации, была установлена запасная шахта с автоматически включающимся насосом для сброса аварийной воды.
Все остальные работы – такие, как изоляция стеклянной ватой всех наружных стен, отопление, установка осветительных и отопительных приборов, санитарных узлов, побелка, покраска и прочее – были, большей частью, выполнены мной.
Конечно, Жижи тоже принимала участие в реставрации дома (к которому у нее не лежала душа!) – во всем том, что не касалось физических работ.
Итак, дом был закончен. Большой, светлый и сухой подвал. На первом этаже была большая гостиная с камином, рядом – просторная, полностью оборудованная кухня и большая столовая, в которой стояла мебель тридцатых годов, выполненная по заказу родителей и доставшаяся Жижи по наследству. Наконец, на втором этаже было три больших комнаты и две комнаты мансардного типа, а также ванная со всеми удобствами. Наружный размер дома – 10x10. Прилегавший к дому фруктовый сад был приведен в порядок.
По окончании всех работ в новом доме было решено встретить католическое Рождество. Все съехались с нескрываемым любопытством – никто еще не видел этот дом в законченном виде!
Канун Рождества. Мы сидим в гостиной за длинным и широким столом и ждем, когда часы пробьют полночь, после чего начнется традиционная раздача подарков.
– Кажется, все получили подарки и недовольных не оказалось, – сказал я. – Но остался еще один подарок, у которого нет хозяина. Вы все осмотрели этот дом и никто из вас не дал ему отрицательной оценки. Так вот, – и я достал ключи из кармана, – впредь этот дом будет полностью вашим, а я сохраняю за собой право участвовать в покрытии части расходов по его содержанию.
Воцарилась полная тишина... я выложил ключи от дома на стол и разлил шампанское. Вдруг, все сразу заговорили... «спасибо папа, но ты же знаешь, что мы работаем и что по субботам и воскресеньям мы участвуем в соревнованиях. Когда же мы сможем приезжать в этот дом?» Другие говорили, что они тоже работают и встречаются с друзьями и знакомыми или в субботу, или в воскресенье и что они не видят...
Я забрал ключи и... был вынужден продать этот дом в трудную годину экономического кризиса!
Моя милая Жижи старалась меня утешить, как могла.
О судьбе дома я не жалел. Но мне было обидно передавать чужому человеку вместе с домом мой трехлетний труд!

Венесуэла

Располагая временем и скромными средствами, мы с Жижи с удовольствием принимали участие не только в групповых путешествиях, но и в индивидуальных. Одно из таких путешествий мы совершили в Венесуэлу совместно с нашими соседями. Заранее заказали микроавтобус с водителем и гидом. Загорали, купались и с удовольствием отдавали должное простой, «народной» кухне. Были в Андах (вплоть до Мерида) и видели результаты трудов местных фермеров на высоте трех с половиной тысяч метров! Провели несколько дней в бывшем иезуитском монастыре, переоборудованном в отель для местной клиентуры. Новая администрация отеля сохранила довольно просторное здание, в котором изготавливалась монастырская мебель. Особенность этой мастерской заключалась в том, что через строение протекал небольшой ручей, который приводил в движение все машины, вплоть до лесопильной рамы.
Время, которым располагали наши соседи, истекло. Они вернулись во Францию, а за нами заехал мой одноклассник и увез к себе. Пробыв несколько дней в гостях и поблагодарив его за гостеприимство, мы двинулись на юг. В гостинице мы встретили гида (в то время и в тех краях турагенств еще не было), который предлагал прокататься по реке Оренок. На полпути он бросил якорь и тут же, рядом с лодкой, поставил стол, установил зонт, достал стаканы и ром и предложил нам составить ему компанию. Пока мы примащивались, гид отошел на несколько метров и нас сфотографировал!
Провели несколько дней в индейской деревне, которую начали преобразовывать в мотель. Было довольно неожиданно видеть туалеты для туристов в этом месте: все оборудование было привезено из Италии!
Из этой деревни совершили несколько полетов на вертолете к живописным водопадам, в том числе и к Ангелс (тысяча метров отвесного падения!). Мы заметили, что в этой стране нет железных дорог. Вместо них хорошо организованное обслуживание авиакомпаниями: самолеты прилетают и вылетают по расписанию и цены на билеты вполне доступны для населения.

Египет

Были мы также в Египте, посетили все исторические места, начиная с Каира и кончая Ассуанским морем с его ГЭС. Кроме общеизвестных мест, где находятся памятники древнего Египта и куда стекаются массы любознательных туристов со всего мира, нам хотелось встретиться и поговорить «с живым» жителем страны.
Под вечер, медленно спускаясь по Нилу, наш параходик причалил у небольшой пристани, и нам сказали, что завтра день свободный, день отдыха.
Мы моментально набросились на нашего гида с просьбой указать нам «симпатичный» ресторан, в котором бывает мало иностранных туристов.
– Идемте вместе, мы вас приглашаем, – сказала Жижи.
Нашему гиду было около сорока лет.
Мы сели в такси, пересекли центральную часть города и приехали в квартал с низкими домами, на крышах которых торчали прутья железобетонной арматуры, с узкими и грязными улицами.
В какой-то момент мы встревожились: «Гида мы не знаем и его намерения нам неизвестны. А что, если...»
– Это ресторан моей сестры, – сказал гид.
Нам подали вкусно приготовленную баранину, положили на стол только что испеченные коржи, предупредив: «Будьте осторожны, баранина и коржи очень горячие – их только что вынули из печи!»
Мои вопросы были связаны с постройкой гигантской Ассуанской плотины. Кое-какие подробности, связанные с этой постройкой, проскользнули в газеты, и каждый журналист приводил свои доводы. Одни писали, что Насер сделал неудачный выбор, обратившись к Советскому Союзу за помощью. Другие утверждали, что США, учитывая экономический эффект такого строительства для страны, «перетянули канат», заставляя Насера, за счет будущих доходов от плотины, вооружить Египетскую армию американской техникой!
Насер отказался стать «американской колонией» и предпочел связаться с Советским Союзом! Комментаторы отметили, что различие «между двумя колониями» заключалось в том, что Советский Союз предложил сорокалетний кредит (по 2,5% годовых!) за общий объем работ и поставок оборудования, причем погашение кредита вступало в силу после пуска ГЭС в эксплуатацию!
– Сказанное вами одновременно правильно и неправильно, – сказал гид. – Приведенные вами факты абсолютно объективны. Однако вы не учитываете положения Египта на мировом пространстве: у этой страны нет никакой возможности быть самостоятельной и независимой державой. Поэтому она, чтобы продолжать существовать, должна примкнуть к одному из существующих блоков.
– А как жило население до постройки плотины? – спросил я.
– Ни хуже, ни лучше. Разлив Нила удобрял почву, и крестьянский труд вознаграждался. Сегодня разливы прекратились. Вдоль берегов появились промышленные предприятия, которые вынуждены закупать сырье (кроме хлопка) в других странах. Бывшие крестьяне пошли работать на заводы. В начале промышленного периода возрасли цены на продовольственные продукты, среди которых хлеб занимает первое место. Однако производственные нормы зависят от международного требоввания, которые наша промышленность не выдерживает. Растет безработица и, параллельно, недовольство населения. Сравнительно недавно были снижены цены на хлеб. Если раньше зерна более или менее хватало от разлива до разлива, сегодня его не хватает и приходится его закупать в других странах. Эта операция финансируется за счет доходов, приносимых Суэцким каналом!
... Численность населения Каира перешло за черту четырнадцати миллионов человек. Вы, может, заметили, что на центральном кладбище народу всегда очень много. Можно подумать, что население приходит на кладбище почтить умерших. Это не так: людям негде жить и они устраиваются в склепах!
– Я прислушивалась к вашему разговору, – сказала сестра. – Мой брат в основном отвечал на ваши вопросы, но ничего не сказал о нашей семье – он не любит об этом говорить. Если позволите, я вас задержу на несколько минут.
... Наш покойный отец был египтологом. Однажды появилась коротенькая заметка в местной газете. В этой заметке говорилось о том, что наш папа нашел неоценимый клад. Спустя несколько дней после появления заметки бандиты напали на папу и увели его в пустыню, требуя, чтобы он им указал местонахождение клада. Как папа ни старался убедить бандитов, что найден клад археологического значения, они ему не поверили и убили. Затем они пришли к нашей маме и сказали ей, что папа находится в больнице в тяжелом состоянии. Конечно, мама побежала в больницу. Тем временем бандиты перерыли всю квартиру, но клада не нашли. Через два года после смерти папы мама тяжело заболела и скончалась в ближайшем госпитале...
– Довольно, – сказал гид, – прошлое нам не вернуть. Если у нас с тобой нет особого будущего, то есть каждодневность со своими радостями и печалями!

Было далеко за полночь, когда такси нас привез в отель. Мы поблагодарили гида и обменялись адресами. Прошло какое-то время после нашей поездки в Египет и мы забыли, что произошел обмен адресами. Гид нам позвонил и сказал, что он будет в Париже на следующей неделе и хотел бы нам представить свою будущую жену.