В конце мая нас послали в Липецк, на новую строительную площадку. В гостинице «Металлург» нам отвели второй этаж, с оборудованной кухней и столовой. Иногда француженки (жены специалистов) ходили на местный рынок в надежде купить бараний окорок – любимое блюдо во Франции. Особенность этого блюда заключается в том, что его запекают так, чтобы мясо оставалось розоватым. Когда мы приехали на обед, то жены моих коллег нам подали такую баранину. Заведующая кухней доложила дежурной по этажу, что «французы едят сырое мясо»! Дежурная вызвала врача и медсестру. Сидят они в соседней комнате и ждут, чем закончится история с «сырым мясом».
После обеда разговор на работе шел о том, что вечером доедим оставшийся кусок мяса. Однако, этого не случилось: врач высказался за то, чтобы это мясо было допечено, иначе – «Кто его знает»?
Такая же история произошла с листочками одуванчика. Тоже были вызваны врач и медсестра, которые сидели в комнате – «на всякий случай». Многие из моих коллег отнеслись с иронией к такой предусмотрительности персонала. Они не понимали, что персонал отвечал перед начальством за наше здоровье. Они не обратили внимания на то, что, кроме ответственности, было и человеческое отношение!
Наше пребывание в гостинице «Металлург» носило временный характер: на другом конце города достраивались жилые дома. Один из них предназначался для иностранцев.
Мы переехали в этот дом осенью. Пока стояла хорошая погода, у нас не было никаких проблем. Но, с наступлением холодов, мы оказались без отопления. Нам сказали, что котельную нельзя ввести в эксплуатацию – не хватает каких-то частей. В квартиру принесли несколько радиаторов «солнце», которые были включены денно и нощно. Внутренняя отделка квартиры была сделана неряшливо. Двери выполнены из картона, приклеенного на деревянную раму. Замка нет, изнутри дверь закрывалась на крючке, а снаружи она притягивалась за веревочку. На ванную комнату полагается 100 плиток. Я пересчитал и нашел 100. Зато как они были налеплены: и вкривь, и вкось! Неужели нельзя работать более аккуратно?!
Работа на монтажной площадке спорилась, и мы были на грани опережения графика, но оказался пробой с поставкой труб. Заводское управление не могло решить вопроса, кому следовало бы их поставить: заводу или монтажной организации.
Спор о трубах дошел до Москвы, и приехало начальство. Первым делом оно потребовало протоколы заседаний. А протоколов не было! Мы работали «на доверие» и никаких протоколов не составляли. «Что же я подошью к делу? – пожаловалось начальство и уехало обратно.
А вопрос с трубами остался открытым!
К сожалению, на строительной площадке произошел несчастный случай: в конце рабочего дня советский монтажник, работавший на блоке разделения, оступился, пролетел три этажа и погиб. На следующий день прибыл на строительную площадку судебный следователь осматривать место происшествия. Вслед за ним приехал полковник милиции Липецкого района. Он посмотрел на каркас холодильного блока и зашел в наш барак.
– Покажите мне ваши инструкции по монтажу холодильного блока, – попросил полковник. – Покажите также и инструкции по безопасности.
Я достал с полки папку с документами и положил ее на стол перед полковником. Он ее быстро перелистал и отложил в сторону.
– Она на французском языке, а этим языком я не владею.
– У нас вся документация на французском языке. Русский текст мы передали покупателю.
С этого момента начался тщательный, но корректный по форме допрос. Передо мной был профессионал, задававший вопросы таким образом, чтобы я запутался в моих ответах. Постепенно начальник милиции отвел разговор от несчастного случая к моей персоне. Я заметил начальнику милиции, что моя личная жизнь не связана с несчастным случаем и что мы сможем вернуться к этому вопросу, если таково его намерение, позже. Уходя, полковник милиции сказал, что он очень интересуется жизнью французов, как на стройке, так и в домашней обстановке, и что приедет на днях в гостиницу с визитом.
В назначенный день для похорон за мной заехал начальник цеха с двумя помощниками. Кладбище находилось за городом. Мы присоединились к похоронной процессии, Впереди, как обычно, шел оркестр. За ним родственники и близкие. Потом шли плакальщицы. Их крики и выкрики, причитания, душераздирающий плач не могли не отразиться на общем настроении провожающих.
В какой-то момент в толпе началось заметное движение. Сначала люди перешептывались, поглядывая в мою сторону. Потом открыто заговорили о том, что «они, иностранцы», приехали сюда «пить нашу кровь», что их пора отсюда вымести метлой и т.д.
Я с детства не люблю толпу – она бесконтрольна!
Кто-то из толпы меня дернул за рукав. Я оглянулся. Оказалось, что это был начальник цеха, который, оценив обстановку накаленной, предпочел усадить меня в машины и увезти в гостиницу.
Впечатление от похорон было удручающим. Во-первых, хоронили человека, с которым мы встречались каждый день! Во-вторых, осталась молодая вдова с малолетним ребенком! И, наконец, раздирающие душу плач и стоны плакальщиц! Они мне напомнили мое детство: я слышал, при погребении мусульман, точно такой же плач, такие же стоны, такие же причитания!
На следующий день появилась недоброжелательная статья в местной газете. Писали о том, что иностранцы поставили недоброкачественное оборудование, что они пренебрегли техникой безопасности, что они…
И все в таком роде.
Я позвонил в редакцию газеты и попросил опровергнуть написанное. На это мне ответили: «Это не для вас, это для внутреннего потребления!».
Как я до этого не додумался раньше?!
Начальник милиции сдержал свое слово и «приехал с визитом к французам». Но приехал не один, а с директором гостиницы «Металлург». Мы сели за стол и нам принесли бутылку замороженной водки, разные салаты и колбасные изделия. Полковник милиции начал разговор о несчастном случае на стройке. Он объяснил, что сварщик, работавший наверху каркаса, сдвинул решетчатый настил, чтобы было легче работать, и что проходивший в этот момент монтажник не обратил внимания на сдвинутый решетчатый настил, наступил на него и провалился. Таким образом, это действительно несчастный случай, где нет прямого доказательства вины, и дело закрыто. «К такому заключению пришла следственная комиссия» – сказал полковник.
– Мне доложили, что вы в ладу с заводом и что скоро закончатся монтажные работы. Так ли это?
– Оно и так, и не так. Если нам не поставят вовремя трубы, то мы сядем на мель. Завод и монтажная организация не могут договориться, кому их поставлять.
– Ну, у нас без таких споров не обойтись. Стройки у нас большие, все хотят все получить вовремя и, конечно, бывают срывы. Кстати, вы инженер?
– Нет, я не инженер.
– Так как же вы руководите стройкой?
– Во-первых, не я руководитель стройки – для этого у нас есть старший инженер. Во-вторых, не обязательно иметь диплом инженера, чтобы разбираться в чертежах.
– Вон как! А у нас это невозможно! У нас все стремятся получить диплом инженера: одни ходят в университеты, другие – на вечерние курсы.
– Нормально, что люди стремятся получить высшее образование. Это – общее явление для всех стран. На Западе считают, что карьера человека с дипломом зависит от его способностей и желания улучшить свое социальное положение. Условия для этого созданы, а остальное зависит от личной инициативы. В Советском Союзе дело с продвижением обстоит по–иному.
– Это как так, по–иному?
– Я вам приведу ряд примеров. Зарплата инженера – будь то в Липецке, будь то в Новороссийске – одинакова: сто двадцать рублей. При такой системе оплаты труда нет конкуренции между предприятиями и, следовательно, нет стимула. Исключение составляет заполярный круг, где труд оплачивается гораздо лучше, чем в остальных регионах страны. Другой пример: зарплата рядового монтажника может достигнуть 400 - 500 рублей. Почему такая разница? Не в том ли, что монтажник работает сдельно? То есть, чем быстрее и чем больше он сделает, тем выше его заработок! Не зависит ли это от личной инициативы? Ведь одни соглашаются работать сдельно, другие нет. Это говорит о том, что без личной инициативы обществу или стране грозит интеллектуальный застой, своего рода умственная атрофия. Согласны?
– Это не так, как его описываете вы. Мы живем коллективом. Вся страна живет коллективом. Поэтому у нас нет места выскочкам, индивидуалистам. Благодаря нашему коллективу, мы смогли, первыми в мире, запустить, обогнав Америку, первый спутник земли! Это как, по-вашему, пример личной инициативы или нет?
– Прошлое нам говорит о том, что бывают периоды, когда у разных людей появляются похожие мысли, идеи, сюжеты. Бывает, что у одного появилась идея, другой ее обогатил своими замечаниями. В результате выработалась четкая мысль по поводу определенного сюжета. Наверное, так было у Менделеева, Павлова, Капицы, Туполева, Королева и др., у которых были ценные сотрудники. Сообща, они продвигали идеи и доводили их до реализации. Однако если во главе любого коллектива нет сильной личности, то такой коллектив обречен на прозябание…
– …Там, где есть коллективная жизнь, – продолжал я, – обязательно есть коллективное государственное имущество. Я заметил, что у людей нет бережного отношения к государственному добру. Например, я видел, как тракторист толкал шестиметровый швеллер в канаву. Видел, как механик разбивал стекло на третьем этаже машинного зала и спускался в столовую по приставленной лестнице и т.д. Я мог бы привести массу таких примеров.
– Как вы расцениваете жизнь в Советском Союзе?
– В каком плане?
– Находите ли вы, что есть свобода?
– Я вам напомню слова Ильичева, сказанные на съезде журналистов и писателей, которые процитирую по памяти: «У нас полная свобода слова для тех, кто объективно описывает нашу социалистическую реальность, и никакой свободы для тех, кто ее отрицает!» Что же касается вашего вопроса, то я на него ответил бы, если бы мы были во Франции. Здесь же я гость и техник. Поэтому здешние политические вопросы и проблемы меня не касаются. Считаю, что каждая страна живет так, как она хочет или как она может.
– Скажите, откуда вы знаете русский язык?
– Я окончил русскую гимназию в Болгарии.
За разговором, я не обратил внимания на то, что мы опустошили бутылку водки и что наши тарелки опустели. Недостаток был возмещен. В последующем разговоре, я сказал, что бегал на вечерние курсы международного коммерческого права, что меня интересуют богословские вопросы, что из моей комнаты исчезло Евангелие.
– Вы его кому-нибудь дали и забыли?
– Да нет, я его никому не давал. Скажите, пожалуйста, почему вы пришли с директором гостиницы? Мы второй час сидим за столом, а он не произнес ни одного слова. Он исполняет роль немого свидетеля?
– А ему не полагается говорить!..
На второй день после нашей «беседы» Евангелие очутилось на моей ночной тумбочке.
Я познакомился с руководителем монтажной организации – Андреем, с известной громкой дворянской фамилией. Он произвел на меня впечатление человека открытого, прямого. И мы подружились. Я ему подарил фирменную электронную зажигалку, из-за которой у него были крупные неприятности с милицией.
– Понимаешь, – сказал Андрей, – за последнее время наша милиция обнаглела. Один тип из этого ведомства ходит в ресторан и заставляет других за него расплачиваться. Нас было несколько человек – мы обедали. Недалеко от нас сидел этот тип. В какой-то момент я зажег сигарету. Подходит тип с сигаретой во рту и просит дать ему зажигалку. Что я и сделал. Он зажег сигарету и начал крутить и рассматривать зажигалку со всех сторон.
– Хорошая зажигалка, откуда она у тебя?
– Французские коллеги подарили.
– Почему они тебе ее подарили?
– Это не твое дело.
– Ладно, ты оплати мой счет, и все будет в порядке. Иначе…
– Ничего я платить не буду. Теперь времена уже не те – Сталина больше нет, плати сам!
Прошло несколько дней после этого рассказа. Андрей подошел ко мне и сказал:
– Слушай, Анатолий, завтра день монтажников – мы не работаем. Приходи, мы сыграем в настольный теннис, купим билеты на послеобеденный сеанс в кино и вместе пообедаем.
Я пришел в назначенный час. Познакомился с Сашей, которого многократно видел на стройке, но никогда с ним не разговаривал. Чуть выше среднего роста. Назвать его худым нельзя, но и полным его не назовешь. Выбритый, с гладко зачесанными волосами и с тонкими усиками под американского киноактера Гэбл. Внешне он казался человеком холодным, неподступным.
Мы сыграли несколько партий в настольный теннис, потом пошли
всей гурьбой за билетами в кино и вернулись в ресторан пообедать. Было одиннадцать ночи, когда мы встали из-за стола. Конечно, были «в форме» и нас тянуло скорее на сон, чем в кино.
Монтажники жили в общежитии рядом с рестораном.
– Ты куда собрался? – спросил меня Саша. – Никуда ты не пойдешь, а останешься с нами. Вот твоя койка, ложись и спи!
– А как хозяин этой койки?
– Он устроится. Ложись!
Я лег и моментально заснул.
Меня разбудил яркий луч утреннего солнца. Вокруг меня все спало. Посмотрел на часы и решил, что успею сходить к себе, привести себя в порядок и вовремя быть на работе. Так я и сделал.
Обхожу строительную площадку, а монтажников не нахожу! Пришло время обеда. В наш барак врывается Саша.
– Ты что сделал? Где ты был все утро? Мы все углы облазили, даже в милицию обратились «по нашему каналу». Ты понимаешь, где ты находишься? Ты в Советском Союзе, а не под десницей Парижской Богоматери!
Саша отошел и обнял меня, сказав, что могло кончиться по-иному.
– Толя, наш праздник будет через год. Если ты будешь на празднике, то не забудь нас предупредить, что ты уходишь! – подхватил один из компаньонов, и все рассмеялись. Бригада состояла из десяти человек, не считая Сашу и Андрея.
Как у Дюма: один за всех и все за одного!
Ребята, я вас не забыл!
Как полагается, при гостинице «Липецк» был ресторан «Липецк». В этот вечер я пошел ужинать без французских коллег. Народу много, почти все столики заняты. Обращаюсь к девушке (ее звали Машей) и прошу ее найти мне место. Она указала на «столик на четверых» – за столиком сидели два офицера.
– Разрешите сесть за ваш столик, если эти места не заняты?
– Нет, они свободны – садитесь.
Я сел. Подошла Маша, и я заказал, не помню уже что. Разговорились. Оказалось, что офицеры-летчики провели несколько дней в Крыму и завтра должны явиться в часть. В какую – я не спрашивал, я знал, о какой части шла речь.
На столе стояла бутылка крымского вина.
– Вы знакомы с крымским вином?
– Нет, не приходилось.
– Так познакомьтесь.
И мне налили стакан этого вина.
К нашему столику подошел мужчина и, обращаясь к Маше, сказал: «Принеси мне что-нибудь поесть на этот столик, я быстро вернусь». Мужчина исчез.
– Это ваш приятель или ваш знакомый? – спросили офицеры.
– Нет. Я его никогда не встречал и не видел, – ответил я.
Незнакомец вернулся и буквально «плюхнулся» на стул.
– Послушайте, товарищ, – обратился один из офицеров к незнакомому гостю, – вы сели за наш столик, не спросив, есть ли свободное место. Вот наш гость (показывая на меня) попросил разрешения, а вы…
– А я? Я этого товарища знаю, он каждую субботу играет в шахматы в городском саду. Вот я и пришел сразиться с ним. Я для этого снял номер в этой гостинице. Мы поужинаем и поднимемся в номер.
– Я с вами не знаком, никуда я подниматься не собираюсь, и ни в какие шахматы играть мы не будем, – сказал я.
– Ну, как так? А я забронировал номер на третьем этаже. Сыграем – посмотрим кто кого.
– Я вам сказал, что я играть в шахматы не собираюсь.
Мне очень захотелось рассказать ему сказку на «чи»:
«Чи вам сказать, чи вы поймете,
Чи вас послать, чи вы сами пойдете»…
Но воздержался!
– Что это вы к нашему гостю пристаете? – спросил офицер. – Он ведь вам четко ответил, что он вас не знает и что в шахматы играть не собирается.
Незнакомец встал из-за стола и сказал: «Я на несколько минут».
– Не теряйте золотое время, – сказал офицер, обращаясь ко мне, – уходите, пока его нет!
– Я расплачусь и пойду.
– Уходите, мы сами рассчитаемся с девушкой.
Я поблагодарил офицеров и вышел из ресторана. Было за полночь. На дворе была лютая зима. Улицы завалило глубоким снегом. По протоптанной дорожке не было места для двоих. Не успел я завернуть за угол, как меня догнал незнакомец. В моей голове закрутились странные мысли: «Кто этот незнакомец? Почему он привязался ко мне? С какой целью?»
Пока мы были в ресторане, мне показалось, что незнакомец был под градусом. «А сейчас, в пустынной улице, за полночь?!.. Кто его знает!»
Идет он почти рядом со мной. Я насторожился: «Малейшее подозрительное движение с его стороны, и я ударю ребром ладони по горлу – а потом разберемся», – решил я.
– Раз вы не хотели играть в гостинице, то будем играть у вас, – заявил незнакомец.
Мы подошли к «моему» дому. Дверь еще была открытой: Клава знала, что я еще не вернулся. Я нажал на кнопку звонка. На пороге появилась Клава.
– В чем дело, Анатолий?
– Вот тут незнакомый человек кого-то спрашивает, – ответил я.
Клава стала поперек входных дверей: «Вам кого нужно»?
Я быстро поднялся в комнату, задвинул щеколду и выжидаю, что будет дальше. А дальше был настойчивый стук в дверь, на который пришла Клава и пригрозила незнакомцу вызвать милицию, если он не уйдет из этого дома.
– Я его все равно найду, – были последние слова моего любителя играть в шахматы, – в любой час и в любом месте.
Клава, милая и любезная женщина, была «сторожем» в нашем подъезде. Кроме того, она не отказывалась от побочной работы: кому постирать, кому погладить, кому принести молоко для детей. Конечно, это ей приносило неплохую прибавку к ее скромной зарплате.
Не обходилось у нас и без неожиданностей. Я попросил Клаву постирать мои рабочие брюки и объяснил: «Это стиральный порошок; налейте немного воды в ванну, насыпьте «самую малость» этого порошка, дайте раствору немного постоять, после чего можете приступить к стирке». Прихожу вечером с работы и направляюсь в ванную. Открываю дверь и попадаю в облако пены, а дальше вижу какую-то фигуру, которая машет руками, как ветряная мельница. Клава мне рассказала всю историю. Оказалось, что «самая малость» Клаву не удовлетворила, и она подсыпала «совсем немного». Когда начала стирать, то порошок превратился в пену. Клава растерялась и решила эту пену смыть. Открыла кран. Пена начала вываливаться из ванны и заполнила комнату. Только к утру она осела. Зато, как только открою кран, она снова появляется, и никак с ней не разделаться!
Клава согласилась постирать и погладить мое белье. «Клава, белье нейлоновое, его нельзя кипятить и нельзя гладить горячим утюгом». Дня через два Клава приходит с бельем и говорит: «Я разнесла стираные вещи, все совпало со списком. А вот у вас что-то не совпадает». В руках Клавы был какой-то шарик. Она мне его показала и спросила: «Не ваши ли это трусы»? Это, действительно, были мои трусы, и нательник без одного рукава – тоже мой!
Я обратил внимание старшего инженера на некачественную сварку трубы.
– Смотри, в этой трубе будет давление 16 атм. и шов вряд ли выдержит.
– Если возникнет сомнение, я поставлю человека около этого шва.
Последние испытания были закончены, и установка вошла в эксплуатацию. Около злополучного шва стоял человек. Прошел день. Прошел второй. Наступила третья ночь. Человек у злополучного шва присел около столба и задремал. Тем временем вокруг шва появились капли аммиака. Потом образовалась лужа. Человек около столба превратился в труп. Под утро аммиачный туман проник в заводскую столовую. Медсестра схватила связку противогазов и побежала в диспетчерскую, но не добежала…
К заводу подъехал автобус с утренней сменой. Тут же подъехал и другой автобус. Оба автобуса попали в аммиачный туман. Возникла паника. Разворачиваясь, автобусы зацепились друг за друга. Люди начали выбивать окна и выпрыгивать из автобусов. Среди вырвавшихся из тумана были раненные…
На следующий день после этого происшествия в наш барак зашел сгорбленный, с ушедшей в плечи шеей, старший инженер.
– Ужасное происшествие! Погибло пять человек! Были серьезно раненные, – начал он. – Я, как старший инженер, ответствен за все, что происходит на строительной площадке. Но я не могу усмотреть за всем. Когда ты обратил мое внимание на некачественную сварку, я проверил сварщика. Оказалось, что он выполнил работу в соответствии с ТУ, на самом низком уровне, дозволенном этой инструкцией. Против инструкции я не могу пойти – она утверждена государственной инстанцией. В данном случае я абсолютно беспомощен!
Вечером друзья привезли старшего инженера домой в нетрезвом состоянии.
Алеша Грызлов был главным инженером-механиком на липецком металлургическом заводе. О нем говорилось разное: одни говорили, что он не разговорчивый, другие говорили, что он часто «того», и щелкали себя по горлу. Однако находились люди, правда, они встречались редко, которые говорили, что у него золотые руки.
Во время обкатки газовых компрессоров мы столкнулись с неприятным явлением. Поршни этих компрессоров были снабжены графитными кольцами американского производства. Неприятность заключалась в том, что кольца изнашивались очень быстро и что их надо было выписывать из США.
Я дежурил в ночной смене.
Около полуночи зашел Алеша. Обошел все компрессоры, проверил датчики температуры и сел за стол.
– Хочешь закурить? – спросил он.
Мы закурили.
– Послушай, Анатолий, с вашими кольцами вы далеко не поедете – они некачественны. Я отлил в мастерской кольца особого сплава и хотел бы их проверить в рабочем режиме. Предлагаю остановить обкатку компрессора, и я поставлю кольца моего сплава. Одно условие: никому не говорить, до поры до времени, о подмене колец.
Утренняя смена обошла все датчики и вписала данные в соответствующую графу. В обед и вечером было проделано то же самое. Сопоставляя записанные данные, начальник машинного цеха заметил, что температура четвертого цилиндра стабильна уже второй день, в то время как раньше она поднималась по мере износа поршневых колец.
Внезапно это явление стало предметом разговоров и догадок.
Было решено остановить компрессор и посмотреть, что происходит. Посмотрели и увидели, что это не американские кольца. Откуда появились такие кольца? Естественно, что никто не мог ответить на этот вопрос, кроме Алеши и меня.
– Откуда они, не имеет значения, – сказал Алеша, – важно, что они есть и выполняют свои функции как надо.
По ходу Алеша заменил все остальные американские кольца, и поршни заработали в нормальном режиме. Москва, узнавши о таком нововведении, потребовала, чтобы Алеша изготовил подобные кольца и для них!
Я сообщил своему начальству о том, что произошло с кольцами, и намекнул, что Алешины кольца спасли фирму от дополнительных расходов. Мне посоветовали подарить Алеше электронную зажигалку. На это я ответил, что давать такой подарок превышает мои компетенции, и предложил это сделать самому начальству, когда оно приедет в Липецк. Алеше я ничего не сказал – мне было стыдно за фирму!
Прошло какое-то время. Обкатка компрессоров подходила к концу. Следующим этапом предусматривалась пробная работа на газе. Но до этого этапа не дошли. Начальник машинного цеха обратил внимание, что в одном из цилиндров высокого давления «что-то стучит». Остановили компрессор, разобрали цилиндр и решили разрезать полый поршень. Разрезали и… нашли болт, превратившийся в шар от постоянных ударов о стенки поршня!
Скандал!
Приехало начальство из Москвы. Оно вынесло заключение, что это не саботаж, а диверсия, и обвинило нас, приехавших на пусконаладочные работы, в нелояльном отношении к Советскому Союзу. Высказанные обвинения серьезно затронули самолюбие французов, и они решили вернуться во Францию.
– Скажите им, что они под контрактом и не имеют права покидать работу без нашего согласия.
– Это не совсем так, – возразил я, – у вас контракт с фирмой, а не с ее служащими. Кроме того, с визами у нас все в порядке и мы можем беспрепятственно уехать во Францию. К этому добавлю, что фирменные гарантии будут сняты, если оставшиеся работы будут произведены без необходимого контроля иностранных специалистов.
– Ну, это мы еще увидим!
Вечером я пошел на почту отправить телекс моему начальству с описанием случившегося. Дежурная взяла мой текст, покрутила его и спросила:
– А что здесь написано?
– Скажите, пожалуйста, вы являетесь почтовой службой или чем-то другим? Если хотите знать, что здесь написано, посадите переводчика за занавеску, и он вам все расскажет. Я же не переводчик.
Через три дня получаю телеграмму от моего директора: «Я в Москве и жду вашего приезда». Наконец, Москва согласилась на мой приезд. При встрече с директором я подробно рассказал об инциденте и показал копию отправленного телекса. А директор мне показал полученный им текст и добавил: «Так как я ничего не понял, решил прилететь в Москву и выяснить эту историю на месте».
Между обоими текстами не было ничего общего!
– Позвоните директору «Техмашимпорта» и скажите ему, что я готов его встретить.
Через час мы были в кабинете директора «Техмашимпорта», который очень любезно встретил моего директора и высказал сожаление, что слова опередили его мысль и что инцидент, происшедший на Липецком заводе исчерпан.
– Если бы вы, господин директор, не принесли извинения, то я все равно вас попросил бы это сделать, так как я прилетел в Москву только ради этого!
Директор «Техмашимпорта» отлично владел французским языком.
На следующий день мой директор вылетел в Париж, а я вернулся в Липецк.
На заводе электрик машинного отделения старался меня убедить в том, что в Советском Союзе нет воров. В газетах тоже писали, что в стране нет воров. Но изредка появлялись целые колонки траурных объявлений: «Лейтенант…погиб в борьбе с преступниками… и был посмертно награжден»…
Электрик устанавливал аппарат, измеряющий степень закручивания вала во время его запуска.
Аппарат установлен. Осталось только его подключить к сети. Электрик взял катушку с проводом и пошел в коридор разыскивать штепсельную розетку. Вернулся, закрыл двухстворчатую дверь и подключил провод к аппарату. Щелк, а тока нет! Электрик пошел проверить, но далеко не пришлось идти: его кабель был обрезан сразу же за дверью!
– Кто-то не вовремя пошутил, немного погодя он вам отдаст отрезок кабеля, – утешал я.
Но кабель никто не вернул!
На складе хранились маленькие вентили приборов для анализа. Мой коллега мне сообщил, что он видел, как сторож клал эти вентили в карман. Я моментально пошел проверить. Действительно, вентили были в карманах сторожа. Мы договорились, что вентили перекочуют из карманов на полку и что впредь карманы сторожа в рабочее время будут зашиты. До тех пор, пока сторож будет соблюдать нашу договоренность, история с вентилями останется между нами. Если же…
Щит управления состоял из двух частей, и были они окрашены в разные цвета. Пришла женская бригада маляров с воздушным компрессором, шлангами, распылителями и с баком краски.
– Все готово? – спросила бригадирша.
– Нет! – ответил я.
– А что еще?
– Приборы не закрыты.
– Какие приборы?
– Те, что на щите!
– Давайте, девчата! Закрывать приборы – не наше дело!
Щит управления был перекрашен за час. На следующий день, когда краска подсохла, пришла другая бригада с ножиками и тряпками и начала соскабливать краску с приборов. Эта работа было закончена к обеду следующего дня!
Был выходной. Мы пошли посмотреть на рыбаков. Сидят, опустив удочку в прорубь, и переговариваются. У каждого на груди висит кружка. «Для чего эта кружка»? – заинтересовались мои коллеги. «Потерпите – увидите», – ответил я. Дыр насверлено большое множество. Француз решил заснять это необычное для него зрелище. Попятился, наступил на край дыры. Лед не выдержал, и француз провалился по самые плечи. Кинокамера пошла ко дну. Сбежались люди и с осторожностью, чтоб самим не провалиться, вытянули несчастного. Тут же его усадили в трамвай и повезли домой переодеться и согреться. Слышу комментарии пассажиров: «Странные они люди, эти французы, неужели они купаются одетыми»?!
К нам был приставлен, «в роли няньки», мужчина средних лет, но уже с заметной проседью. Звали его Николай Сергеевич. Человек общительный и словоохотливый. Но пройдоха, каких я редко встречал. Его официальная роль заключалась в том, чтобы встречать приезжающих или сопровождать уезжающих и заботиться о том, чтобы у нас «все было в порядке». Приезжает ли новый техник или кто-то уезжает, Николай Сергеевич ведет его в «Березку». Берет то, что ему хочется (например, меховую шапку жене или дочери) и «жертва, припертая к стене», расплачивалась валютой. Французских специалистов было около сорока человек. Каждый из нас внес какую-то лепту в благосостояние Николая Сергеевича и его семьи.
Однажды он меня пригласил к себе, чтобы пообедать в домашней обстановке. Жил он в нашем доме, этажом выше. За столом я познакомился с братом его жены. Человек с виду был хмурый – казалось, что он чем-то или кем-то очень и очень обижен. Разговорились.
– С приходом Никиты Сергеевича к власти Советский Союз внешне переменил свое отношение к Западу, – начал он. – Наступила эра «мирного сосуществования». По форме эта перемена выражается в том, что мы закупаем на Западе заводы для развития нашей промышленности. А закупаем в таком количестве, что не успеваем их монтировать и пускать в эксплуатацию. В результате у нас целые заводы ржавеют под дождем и под снегом. Кто будет расплачиваться за такой убыток?
– Ну, положим, – попробовал вмешаться в наш разговор Николай Сергеевич.
– Не мешай! У нас это так. Надо же кому-то правду говорить! Суть же сосуществования заключается в том, чтобы развить нашу промышленность до уровня западных стран и тогда…
– Степа, перестань наговаривать. Тебе следовало бы поменьше пить и дышать носом, – сказала сестра.
И Степа ушел в себя, не договорив начатую фразу.
В том, что рассказал Степа, не было никакого секрета: все знали, что закуплено много заводов, что эти заводы лежать под снегом и что они еще пролежат не малое время, пока до них доберутся монтажники.
Если доберутся…
В доме для иностранцев жила большая группа австрийцев, которые работали в доменном цехе. В частности, устанавливали автоматизацию подачи руды и кокса. Неделю тому назад группа специалистов, закончив монтаж транспортной ленты, покинула Липецк. Конец монтажа совпал с Международным днем женщин. Австрийцы решили отметить оба события, пригласив своих переводчиц и нашу группу с нашими переводчицами.
Руководительница нашей группы переводчиц (приехавших из Киева) почему-то отклонила это приглашение. Переводчицы австрийской группы передали руководителю группы, что они очень сожалеют, но по стечению обстоятельств не смогут быть на вечере!
Наконец, австрийские и французские специалисты с женами собрались в нашем пищеблоке. Заказали две дюжины шампанского, которое воткнули в снежный сугроб у самых дверей ресторана: чтоб охладилось, пока мы будем ужинать!
После ужина установили проигрыватель, повесили репродукторы, принесли пластинки с танцевальной музыкой и пошли за шампанским.
А шампанского в сугробе не оказалось!.. Остались только гнезда от «ушедших с кем-то бутылок»!
Через неделю после несостоявшегося вечера с шампанским из Москвы приехала комиссия принимать работу австрийцев. Она обошла площадку, заглянула в место хранения руды и кокса и подошла к пульту управления транспортной ленты.
Руководитель австрийской группы предложил начальнику комиссии нажать на зеленую кнопку. Начальник нажал, и лента бесшумно понеслась вверх!
И вдруг… одна дыра… другая дыра… еще одна дыра…
Австриец нажал на красную (аварийную) кнопку, и лента остановилась. Подбежали члены комиссии и увидели, что дыры имели форму обувной подметки, вырезанной ацетиленовым резаком.
В результате, график эксплуатации цеха был сорван. Австрийцы заказали новую ленту, за которую будет рассчитываться завод валютой. Уехавшие австрийцы были вызваны обратно, что увеличило валютный расход заказчика!
И все это из-за нескольких подметок!..
Мы сидели в компрессорном зале и курили.
– Анатолий, вот Саша – «киповец» – был в Париже и привез нам фотографии. Правда ли, что парижане живут бедно?
– Откуда у вас такие сведения?
– Саша нам так объяснил.
– Где Саша? Давайте его сюда!
Позвали Сашу.
– Вот объясни Анатолию, что ты нам говорил про парижан.
Саша достал несколько фотографий и положил их на стол. На снимках три обувных магазина, на одном из центральных бульваров столицы. На витрине выставлены разные модели мужской и женской обуви. В магазине свет, но покупателей не видно.
– Не только нет очереди за обувью, но и в магазине никого не видно. Это значит, что у парижан нет денег! – заключил Саша.
– Дело обстоит по-иному, – сказал я. – Ты, Саша, упустил из виду, что эти магазины принадлежат частникам, а не государству; что хозяин несет все расходы, связанные с содержанием магазина, как-то: аренда помещения, государственные налоги, зарплата служащим и т.д. Если бы у этого магазина не было покупателей, он бы прогорел и закрылся. Однако такого не случилось. Знаешь почему, Саша? Потому, очевидно, что, покупатели заходят тогда, когда им это нужно. Кроме того, магазины, будь то в Париже или в провинции, завалены товаром. Следовательно, нет товарного дефицита. Понятно?
– Скажите, пожалуйста, правда ли, что стоимость машины во Франции равна, примерно, трехмесячной зарплате инженера?
– Все зависит от модели машины и от зарплаты. Оно, теоретически, так и есть, при условии, что не будет никаких других расходов.
История с пробитой рамой на московском заводе приняла серьезный оборот. «Техмашимпорт» попросил мое начальство приехать на дополнительные переговоры. Попутно вызвали в Москву и меня, как переводчика.
Кабинет директора завода еле вместил участников переговоров. У меня создалось впечатление, что собрались «коршуны», которые будут рвать тело фирмы по кускам.
Вдоль стены установили черные доски, на которых профессор физико-математических наук Баумановского университета выписывал какие-то непонятные для меня формулы. Потом профессор положил мел и повернулся лицом к аудитории.
– Мы с моими коллегами по университету пришли к выводу, что при расчете шага нарезки болта не была учтена специфика соединения, что привело к срыву самой нарезки.
– Что сказал профессор? – спросил мой директор.
– Я не понял и попрошу мне разъяснить историю с нарезкой.
– Господин профессор, мне предстоит перевести моему начальству ваше заключение, которое я не понял. Дело в том, что сразу после срыва противовеса был составлен протокол, в котором указано, что причина аварии заключается в недостаточной глубине высверленного гнезда, а вы указываете на дефект нарезки.
После небольшой паузы, профессор перечеркнул губкой выведенные им формулы, взял портфель и вышел из кабинета!
– Что вы ему сказали? – спросил директор фирмы.
Присутствовавшие «коршуны» один за другим покинули кабинет директора завода. Сам директор завода, Гаевский, подошел к моему директору и сказал:
– Я не знаю какова зарплата господина Максимова, но он заслуживает двойной зарплаты – он спас вашу фирму!
– Что вы сделали? – спросил мой директор.
– Ровно ничего, – ответил я.
На протяжении двух лет работы в Союзе (если не ежесуточно, то еженедельно) я «сталкивался» с сотрудниками органов безопасности. Наши столкновения, до определенного момента, носили странный характер. Было впечатление, что мы находились по обе стороны полированного стекла – были контуры, но не было четкого представления, с кем я имею дело. Напомню, что это были шестидесятые годы – годы мирного сосуществования! Это была эпоха внезапного наплыва иностранных специалистов, к которому власть не была подготовлена. Философия власти была такова: если мы применим к иностранцам наши, советские, правила, это может закончиться крупным политическим скандалом; если же мы «отпустим повод», то «выпустим из рук» свое население!
После некоторого колебания выход был найден: изолировать иностранцев от непосредственного контакта с местным населением!
Изоляция заключалась в том, что «в игру» были введены переводчики. С одной стороны, они переводили так, как это нужно было для власти, с другой – это был контроль того, что говорилось и с кем! Так обстояло дело с иностранцами, не владевшими русским языком. А как поступать с теми, кто владел языком да еще был русского происхождения?! Я, например, в переводчике не нуждался. Однако, в одну из моих командировок по стране, ко мне приставили переводчика, владеющего итальянским языком!
Иногда мне приходилось ездить в Москву. Каждый раз в моем купе оказывался спутник или спутница (да, спутница!). Я не успевал еще разложить вещи, как они угадывали, что я француз и что я работаю на Липецком заводе. Сначала меня поражала их «ясновидение», но потом я перестал обращать на них внимание. Но когда я ездил из Москвы в Липецк, спутники в моем купе не появлялись.
Другой аспект заключался в том, что иностранцы не были пронизаны «до мозга костей» животным страхом перед органами. Поэтому «в дружественных беседах» не было сильных и слабых, иностранцы «не дрожали перед властью», отстаивая свое мнение. Такие отношения «на равных» впервые появились в Советском Союзе!
