Памяти Александра Зиновьева
Человек, для которого мышление стало родом занятий, делом жизни, скончался на 84-м году от рака мозга. Мог мальчишкой помереть от голода, сгинуть в сталинских лагерях, погибнуть на фронте в воздушном бою, пасть жертвой агентов КГБ – и на родине, и в эмиграции, в Германии. Но судьба Александра Александровича Зиновьева, автора интеллектуальных бестселлеров, самый знаменитый из которых – «Зияющие высоты», стала сама по себе сюжетом, не менее фантастическим, чем придуманные, вымышленные им. Он был приговорен в 1978-м к высшей мере, лишению советского гражданства. Спустя 21 год вернулся в совсем другую страну и с той же страстью, с которой обличал советских вождей, бичевал новую номенклатуру. По поводу одной из публикаций, в 94-м, даже прокуратура что-то пыталась возбудить. Обошлось. И на сегодняшнюю нашу действительность Зиновьев смотрел мрачно. И от будущего добра не ждал: «Россия уже пошла по определенному эволюционному пути, и с этого пути ее никто не свернет... Если взять советский период, тогда доминировала деловая, работающая часть граждан. Паразитарная часть была незначительной. Сегодня тон в обществе задают отнюдь не производители материальных и духовных ценностей. На переднем плане совсем другая публика». Вот так – сплеча, наотмашь! Впрочем, как и в конце 30-х, и в середине 50-х, и в начале 70-х.
Зиновьев создал свой мир – как есть мир Достоевского, мир Кафки, мир Андрея Платонова. Опровергнуть этот мир можно лишь отрицая, вместе с творцом. А для этого надо быть равновеликим Зиновьеву. Прожить его долгую, трагическую и страстную жизнь.
Теперь она завершилась. Четыре десятка книг, сотни статей, лекции, картины (он и живописцем был мощным и таким же мрачным). Но главное – физическое присутствие Зиновьева на протяжении многих десятилетий в пространстве русской мысли. Он менялся, но во все времена оставался непримиримым врагом любой системы, в которой обнаруживал признаки лжи, абсурда, плоских и пошлых догм. Всего, что мешает мыслить и облекать мысли в обжигающие глаголы.
Умер великий гражданин России.
Зиновьев родился в 1922 г. Во время войны был летчиком, 31 боевой вылет, орден Красной Звезды, закончил войну в Берлине. Доктор философских наук, профессор логики, признан выдающимся ученым в области теории знаков и теории индукции. В 1976 году опубликовал небывалый по смелости анализ существующего в России строя – сатирическую эпопею «Зияющие высоты», за что был изгнан из СССР в 1978 г., провел 21 год в изгнании. Написал более 40 книг: «Светлое будущее», «Гомо Советикус», «Иди на Голгофу», «Катастройка», «Глобальный человейник», «Запад и мы», «Россия на распутье». В 1999 вернулся на Родину, анализировал современный строй столь же критично, как некогда социализм. В последние годы жизни выявил социальные законы, приведшие к глобальному кризису общества.
За тридцать лет работы Зиновьев создал многотомную историю общества, над которым ставят один эксперимент за другим, которое проходит процесс дегуманизации во имя прогресса. Это народная трагедия, написана она языком, представляющим смесь языка Зощенко и Герцена, – то есть языком народных сказок. Ничего подобного в литературе не было – сравнить не с чем. Поскольку Зиновьев понимал свою миссию отчетливо, он работал день и ночь, таких примеров мало. Пользовался репутацией бескомпромиссного человека, неуживчивого, одиночки.
Зиновьев оказался диссидентом дважды – сначала выступил против социалистического строя, потом – против того, что пришло ему на смену. Сначала критиковал Россию, а потом – Запад. В последнем разговоре обозначил актуальной проблемой – дегуманизацию европейской культуры. Говорил, что сегодня надо бороться за возрождение европейского гуманизма. Считал, что Россия гибнет, переживал происходящее сегодня – как непоправимую беду.
Многие усмотрели в поведении великого логика – непоследовательность. Те, кто считали себя демократами, были разочарованы. Как можно критиковать Запад, к которому мы стремимся всей душой? Ведь благо и цивилизация там – а он что говорит? Между прочим, говорили они, именно Запад его и приютил – а он? Либеральные мальчики решили, что мэтр диссидентства изменил себе. Зиновьев как раз себе никогда не изменял. Просто он боролся не с социализмом, а с социальным злом. Боролся не за капитализм, но за истину. Видел благо не в Западе – а в гуманизме. Ценил не цивилизацию – но совесть.
Те, кто вчера юлил и лебезил, искал подачек начальства – сегодня увидели себя более прогрессивными, чем Александр Александрович. Оснований достаточно: теперь у нас новое прогрессивное начальство. Нашлось много охотников пинать мертвого льва – вот от живого они хоронились по норам. Отечественные коллаборационисты, готовые кланяться любому сильному, почувствовали за собой моральное право пенять Зиновьеву – негоже выступать против цивилизации, которая нас кормит! Никто не сказал себе, что если в его жилах и бегает одна капля храбрости, то лишь оттого, что существует Зиновьев – человек, который эту храбрость производит в количестве достаточном для большой страны. В глухие трусливые годы этот человек сделал то, что мы все хотели сделать – а боялись. Шептались по кухням и считали, что делаем достаточно много, – ведь мнение-то имеем, пусть и спрятанное. А он распрямился во весь рост – и сказал громко. Впрочем, тогда его сочли выскочкой. А сегодня-то мы, служилые интеллигенты, и сами витийствуем – социализм сдох, нес праведливость отменили! А то, что несправедливость бывает разная, – мы знать не хотим. И уж совсем некстати, если находится такой скандалист, который опять лезет вперед, снова строит баррикады. Да не ко времени это, что же ему все неймется? Наверное, сошел с ума.
Проблема в том, что главная беда – не сталинский режим, не коммунистическая идеология, даже не тоталитаризм. Главная беда – моральная неполноценность, позволяющая мириться с сегодняшним злом, если оно непохоже на зло вчерашнее.
Социальная несправедливость принимает разные формы, унижение человека – всегда мерзость, чем бы необходимость унижения ни обосновывали.
Зиновьев остался самим собой и, закономерно, оказался в одиночестве – по той же самой причине, по какой он остался один в 70-е, когда выступил против социалистического режима. Он всегда шел поперек, говорил вопреки общему мнению. Толпа никогда не бывает права, даже если это прогрессивная толпа. Следует отстаивать разум, даже если всем кажется это занятие неразумным. Собственно говоря, дар Зиновьева состоял в том, чтобы брать на себя ответственность за время и за народ, – безразлично, хочет того народ или нет. Это долг солдата, а Зиновьев и был русским солдатом. Это кодекс рыцаря – он и вел себя как рыцарь из средневековых баллад и легенд. Что бы ни случилось, в каком бы обличии ни предстало зло сегодня, можно быть спокойным: есть тот, кто встанет у зла на пути. Многим эта последовательность мешает. Казалось бы, все читали Шварца, а вот поди ты – после смерти дракона нуждаются не в Ланцелоте, а в президенте вольного города.
Зиновьев не пристроился ни к одной партии – если служил чему-то, то служил России. А служить России часто приходится вопреки ей самой. Именно этот тип мыслителя – и этот способ его приятия обществом – для нашей Родины характерен.
Законопослушная образованщина 70-х называла его выскочкой – а любой из них, соглашателей, знал, что так же рядили их коллеги о Чернышевском, сосланным в Вилюйск. Либеральная чернь 90-х объявляла его сумасшедшим, хотя любой из них, трусов, проходил в школе историю Чаадаева, объявленного сумасшедшим по той же причине – разногласий с общественным мнением. Демократические фундаменталисты 2000-х отлучали его от демократии, хотя знали о прецеденте отлучения от церкви великого христианина – Толстого.
Место Александру Зиновьеву в истории определено – он займет его в ряду великих русских мыслителей: Чаадаева, Герцена, Толстого, Чернышевского. Он – совесть России, а за эту роль приходится платить. Он и платил.
Он умер как солдат, выполнил долг до конца. Это была твердая, гордая жизнь. Он сделал больше, чем это в человеческих силах, написал безмерно много, работал до последнего часа. Был храбрец.
Лучшей памятью по Зиновьеву будут не слезы – надо жить так, как жил он: с сухими глазами, со сжатыми губами, с прямой спиной.
По смерти Александра Зиновьева у страны появилась внятная задача – быть достойной своего гражданина.
На 84-м году жизни скончался философ и писатель Александр Зиновьев
В 1939 году Зиновьев поступил в Московский Институт философии, литературы и истории. Там вступил в студенческую "террористическую группу", которая ставила целью убийство Иосифа Сталина. Был арестован, однако сбежал из-под следствия и скрывался
С 1978 по 1999 год Александр Зиновьев жил в Мюнхене, занимаясь научным и литературным трудом. В эти годы им были написаны "Коммунизм как реальность", "Светлое будущее", "В преддверии рая", "Гомо советикус", "Пара беллум", "Нашей юности полет" и др.
Философ и писатель Александр Зиновьев скончался в Москве на 84-м году жизни.
Как сообщили в четверг ИТАР-ТАСС в МГУ им.Ломоносова, профессором которого являлся Зиновьев, всемирно известный ученый скончался в среду вечером. Его жена Ольга сообщила, что писатель и философ умер от опухоли мозга.
Прощание с Александром Зиновьевым состоится в МГУ 15 мая.
В понедельник в главном здании МГУ коллеги, друзья, родственники и почитатели творчества смогут проститься с выдающимся философом и писателем. Панихида начнется в 12:00 в Доме культуры МГУ.
На траурной церемонии соберутся профессора философского факультета МГУ, друзья покойного, ученые Российской академии наук и просто ценители его творчества, рассказали на факультете.
Автор более 40 научных и художественных произведений, Зиновьев в конце 70-х был лишен гражданства и выслан из СССР за сатирический роман "Зияющие высоты". В период эмиграции жил в Мюнхене, откуда в 1999 вернулся на родину.
"Огромной потерей для отечественной науки" назвал смерть Александра Зиновьева его друг и коллега доктор философских наук Валентин Толстых. Ученый отметил, что он знал Александра Александровича как "совершенно уникального человека". По его словам, "Зиновьев - последний из старой плеяды нашей философской общественной мысли".
Вклад Александра Зиновьева в науку многогранен, особенно в развитие отечественной логики, в философскую критику реального коммунизма.
Как пишет La Stampa (полный текст на сайте Inopressa.ru), Зиновьев говорил, что не является жертвой режима, - "скорее режим стал моей жертвой". Следуя старому правилу русских правозащитников "в нашей стране надо жить долго", он прожил длинную жизнь, видел крушение коммунизма и оплакивал коммунизм.
Даже рак не сумел заставить его замолчать: до самого последнего момента Александр Зиновьев говорил, обличал, клеймил, демонстрировал свою глубокую неприязнь к тому, как проводится российская и мировая политика, к состоянию, в котором находится человечество, отмечает газета.
Антисталинист, который спустя годы сожалел о великом Советском Союзе, антикоммунист, который любил коммунизм, один из тех, кто, изгнанный за пределы родины, с такой же энергией клеймил западную систему. Он один из тех, кому не удалось прибиться к какому-то лагерю, став врагом для всех. Именно Зиновьев дал одно из самых убийственных описаний советской системы в "Зияющих высотах", именно он придумал презрительный термин Homo Sovieticus, но именно он клеймил перестройку Горбачева, называя ее katastrojka.
В 1990 году его враг Горбачев вернул ему гражданство (еще советское), но, в отличие от всех остальных страдающих ностальгией во главе с Солженицыным, он вернулся на родину лишь в 1999-м. В 1991 году от критики СССР он перешел к поддержке коммунистов в их антизападной установке, тогда он резко критиковал нарождающуюся демократию, Америку, частную собственность, и этим боевым настроем завоевал симпатии националистов. Но он опять разочаровался, развенчал миф о Святой Руси, объявив российское государство "практически мертвым" со своей обычной непреклонной жестокостью.
Зиновьев предсказывал падение европейской цивилизации, которую убьют американцы, и бедствия для всех. Но на смертном одре, в последнем интервью два месяца назад он продолжал мечтать о том, что разум победит.
Зиновьев о российской власти
Вот что писал Александр Зиновьев о российской власти и принципах ее функционирования: "Любые выборы в современной России вообще ни в коем случае нельзя считать ни судьбоносными, ни переломными. Давайте зададимся вопросом: изменится ли сущность социальной организации российского общества от численных результатов выборов в Думу? Даже если бы туда пришли на все сто процентов коммунисты, власть от этого не улучшилась бы. И если там будут заседать сплошь "единороссы", тоже ничего не изменится. Дума будет функционировать так, как до сих пор.
Но важность выборов раздували специально, поскольку это - виртуальное явление, и ему надо было придать значимости. И в этом состоит одно из следствий контрреволюционного переворота 1991-1993 годов: во власти стал доминировать виртуальный, показной, имитационный уровень, а не глубокий, сущностный, как это было в СССР.
В чем это выражается? Возьмем власть. Президентская власть, аппарат его администрации - это имитация советского Кремля. Но это только жалкое подражание той власти. Советский Кремль был сверхвластью и подчинял себе все прочие аспекты власти в обществе. Он распоряжался всеми ресурсами, и он делал великую историю, а этот пигмейский аппарат создает только видимость деятельности.
Они всесильны назначить Ивана или Петра министром, губернатором, сенатором, но страну двигать вперед они совершенно не способны, бессильны. Здесь у них нищие, мизерные возможности. Это интеллектуально нищая власть. Нынешняя социальная организация характеризуется как гибрид остатков советизма, имитация западнизма и реанимация дореволюционного феодализма.
Что такое президентский аппарат? Это довольно крепкая и разветвленная административно-бюрократическая структура. Во главе ее стоит президент. Называют это исполнительной властью, имитируя западную систему. На самом деле это нечто другое. Создается видимость, что президент выбирается демократическим путем. Но вспомните, как Путин пришел к власти. Произошел верхушечный политический переворот, Ельцина убрали, назначили Путина, выборы при таком раскладе уже были фикцией.
На самом деле сложился аппарат власти, представляемый президентской администрацией, внутри которого власть конструируется и воспроизводится совсем не по демократическим принципам. Там производится отбор, назначения, никак не связанные с демократией. Президент назначает министров, полпредов в округа, во все органы власти отбирает своих людей. В эту властную структуру входят все силовые органы.
Вот это и есть реальная власть. В ней нет абсолютно ничего демократического, кроме показных, виртуальных президентских выборов. Эта система власти напоминает власть дореволюционной России, она ближе к самодержавию, чем к советскому сверхгосударству во главе с партийным аппаратом. И хотя предпринимаются попытки создать партию вроде КПСС, они обречены на провал, потому что совсем другая социальная основа была у Советской власти и существует у нынешней".
К представителям российской власти Зиновьев относился по-разному. В одном из интервью он признавался, что есть масса людей, которых он уважает: "Я с большим уважением отношусь к таким людям, как Сергей Николаевич Бабурин, Николай Иванович Рыжков, Исаков Владимир Борисович, люди, с которыми мы раньше встречались".
О Путине: "Я с большим уважением отношусь к новому президенту. Я думаю, что из людей, претендовавших на этот пост, это был наилучший вариант. Я могу сказать, что в той ситуации, которая сложилась, лучшую форму поведения, чем поведение Путина, я придумать не могу. У меня был всегда такой критерий оценки: если я был недоволен человеком, то всегда ставил себя на его место. Точно так же я поступал, когда оценивал действия Сталина".
Как считал Зиновьев, "Путин сейчас действует в интересах той социальной верхушки, которая есть. Изменить этот строй уже невозможно. Но президент, стремясь упрочить этот строй, в качестве препятствия имеет этот же строй. Его поддерживали региональные руководители, и первые, с кем он вступает в конфликт, - это они. То же самое со Сталиным. Одно дело на бумаге быть за то, чтобы была демократия, за то, чтобы людей не арестовывали, а попробуйте в реальности обойтись без этого. В реальности во всем мире обходятся без арестов людей, которые ни в чем не виноваты".
Биография Александра Зиновьева
Александр Зиновьев родился в 1922 году в Костромской области в крестьянской семье. В 1939 году поступил в Московский Институт философии, литературы и истории. Там вступил в студенческую "террористическую группу", которая ставила целью убийство Иосифа Сталина. Был арестован, однако сбежал из-под следствия и скрывался.
В 1940 году ушел на службу в армию. Участвовал в Великой Отечественной войне, за боевые заслуги награжден орденами и медалями. После войны окончил философский факультет МГУ, одновременно учился на мехмате.
В 1954 году Александр Зиновьев вместе с Георгием Щедровицким, Борисом Грушиным и Мерабом Мамардашвили основали Московский логический кружок. В 1976 году Зиновьев опубликовал на Западе книгу "Зияющие высоты" - критическое исследование советского социального строя. За это он был исключен из партии, выгнан с работы, выслан из страны, лишен гражданства, всех научных степеней, званий и наград.
С 1978 по 1999 год Александр Зиновьев жил в Мюнхене, занимаясь научным и литературным трудом. В эти годы им были написаны "Коммунизм как реальность", "Светлое будущее", "В преддверии рая", "Гомо советикус", "Пара беллум", "Нашей юности полет", "Иди на Голгофу", "Живи".
За 15 лет своей вынужденной эмиграции Зиновьев написал 21 книгу, где был дан глубокий анализ состояния советского общества. Зиновьев - человек особый во многих отношениях, абсолютно независимый в своих взглядах и суждениях.
Александр Зиновьев был участником заседаний философского клуба "Свободное слово", созданного на волне перестройки Валентином Толстых. Точка зрения Александра Зиновьева, высказанная в его труде "Советское общество и советский человек" стала провидческой и широко обсуждалась на заседании клуба накануне обрушения СССР. В 1999 году Александр Зиновьев вернулся на постоянное жительство в Россию.
В Москве скончался известный российский философ и писатель Александр Зиновьев. Ему было 83 года. В конце 1970-х годов книга Зиновьева «Зияющие высоты», после публикации которой он вынужден был покинуть Советский Союз, считалась одним из символов философского пробуждения. В последние годы жизни Зиновьев, профессор философского факультета МГУ, пересмотрел свои убеждения.
О наследии Александра Зиновьева говорит Игорь Виноградов, главный редактор выходившего в советское время в Париже журнала «Континент», в котором в тот период печатались многие произведения Зиновьева: «Уход Зиновьева — это событие. Это крупная очень фигура, конечно, в истории России последних десятилетий, в истории ее интеллектуальной. "Зияющие высоты" — первая книга, с которой началась известность Зиновьева и за рубежом, и у нас, — замечательная книга, в ней было очень много правды, она блестяще написана была. Зиновьев человек очень умный. Его наблюдения над природой советского строя, природой общества во многом стали для людей того времени, для российской интеллигенции, для западной интеллигенции, которая знакомилась по такого рода книгам с нашей российской действительности, во многом просто откровением. Я высоко ценю эту книгу, считаю, что там действительно много замечательного.
К сожалению, мне кажется, что второй период развития Зиновьева, когда он повернул, можно сказать, на 180 градусов и то, что он раньше ругал, начал хвалить и видеть в этом некоторый смысл существования России, мне представляется уже очень огорчительным упадком его творческих возможностей. И, честно говоря, я, так сказать, не очень верил в искренность этого поворота, вызванного, мне кажется, разного рода обстоятельствами привходящего толка, а не честным и бескорыстным поиском истины».
— Если я скажу, что Зиновьем был крупным русским философом, вы согласитесь со мной?
— Такое определение я бы все-таки, наверное, не дал. Он был, можно сказать, крупным мыслителем последних десятилетий. Что касается его профессиональных занятий, его занятий логикой и так далее, я просто здесь некомпетентен, не могу судить. Что касается историософии, историософской проблематики, культурологической проблематики, которая каким-то образом получила свое отражение в тех же "Зияющих высотах", то я не могу сказать, что это было что-то самостоятельное, самобытное, уж слишком оригинальное и что это была продуманная философская, историософская концепция. Это скорее была очень удачная попытка, в силу замечательных возможностей таланта Зиновьева реализовать и выразить на рациональном уровне, рефлексивно то, что очень многие чувствовали и понимали. Это было выражение некоторых интеллигентских умонастроений того периода.
— Переворот в мировоззрении Зиновьева, который произошел в последний период его жизни, — не уникальный. Может быть, это как-то связано с общественным контекстом, в котором живет России в последние годы, как вы считаете?
— Я думаю, что это как-то связано, конечно, с контекстом, но переворот-то произошел значительно раньше у Зиновьева, чем у других людей, о которых вы говорите. Тут мы можем вспомнить Владимира Максимова, первого редактора «Континента», основателя, учредителя «Континента», который после того, как началась перестройка, печатал какие-то вещи в коммунистических газетах. Но тут была все-таки в известной мере совершенно не такая позиция, как, видимо, у Зиновьева. Печатание, скажем, нападок Максимова на псевдодемократические наши реформы и реформаторов наших, молодых реформаторов, то, что они печатались в коммунистических газетах, совершенно не означало возвращение Максимова к коммунистическим идеалам, коммунистической идеологии. Это было вынужденной мерой, потому что, к сожалению, его просто не печатали.
Я не знаю так уж слишком много таких примеров, когда люди, которые первоначально были на позициях Зиновьева совершали потом поворот к коммунизму. Хотя оживление этих умонастроений, не означающих какого-то кардинального переворота, перерождения убеждений, а просто оживление в определенной части нашей интеллигенции, связано, мне кажется, с чисто социальной конъюнктурой нашего времени.
Вот — запись из архива Радио Свободы. Программа «Экслибрис», лето 1989 года. Александр Зиновьев читает фрагменты своей новой книги.
Сейчас я закончил еще одну часть цикла «Искушение». Это социологическая повесть о перестройке в провинциальном русском городе Партграде.
В Партграде состоялся суд над девяностолетней старушкой. Старушка пережила Русско-японскую войну, первую русскую революцию, Первую мировую войну, революцию 1917 года, Гражданскую войну, коллективизацию, индустриализацию, войну с Германией. Старушка пережила все стадии социализма: юношеского сталинского, переломного хрущевского, развитого брежневского, называемого теперь застойным периодом. И, само собой разумеется, она пережила из пережитого положительные уроки. Услыхав о новой революции, она накопила, сосредоточила, как выразился прокурор, мыла, соли и спичек с запасом на 100 лет. «Плевать мне теперь на вашу революцию, — думала она. — Я на один кусок мыла целую неделю проживу». Прокурор настаивал на том, чтобы старушке влепить 10 лет лагерей строго режима. Прокурор, настаивая на столь суровом приговоре, исходил из двух принципиальных предпосылок. Первое, старушка не маленькая. Вторая, чтобы другим старушкам неповадно было. Затем прокурор вскрыл глубокую связь между преступными действиями старушка и не менее преступными усилиями консерваторов замедлить ускоренное развитие страны. Старушку осудили условно. Это «условно» означает следующее. Если старушка переживет перестройку и вновь начнет аналогичным образом готовиться к следующему этапу на пути к коммунизму, то ее и на самом деле посадят в лагерь строго режима. Придя домой из зала суда, и вспомним о конфискованных ценностях, старушка утерла слезу и молвила: «Знала бы, что отберут антихристы, сама все заранее съела бы». И съела бы, наши старухи и не такое способны. «Ну, погодите, — сказала старушка со сталью в голосе, — я вам еще покажу». И погрозила кому-то скрюченным, морщинистым пальцем.
Андрей Шарый
http://www.svobodanews.ru/Article/2006/05/12/20060512092543467.html
