Пока Мёкё охотился за Билей в туалете, в Чочко-сае произошло событие, которое, как нашествие Чингисхана или рождение Христа, разделило эпохи знаменитого и уважаемого аила на две половины: до и после.
Началось с того, что в дом к Самын заглянула секретарша Аким Акимыча Кундуз. Она попросила хозяйку дома выйти во двор, мол, там большое начальство прибыло к ней и хочет с ней поговорить. Удивленная Самын, торопливо приведя себя в порядок, выскочила наружу. Во дворе стоял собственной персоной Аким Акимыч в сопровождении трех молодых людей, явно городских киргизов-чиновников. Чуть в стороне от них держался тощий черноглазый иностранец со стриженой бородкой, худой, как у цыпленка, шеей. Он был одет в черный костюм, скорей всего недавно приобретенный, потому что на костюме виднелись магазинные складки и висел на иностранце мешком. В руках этот человек-птичка держал очень солидный с виду черный кейс с золотыми замочками. Настоящее кожаное чудо с королевскими вензелями.

А теперь об усадьбе Вампира. Скорее о заборе, окружавшем его территорию. Описывать всю усадьбу у нас в дастане места не хватит. Поэтому расскажем про забор и как Мёкё-мститель проник на территорию своего теперь заклятого врага Абиля. Со стороны усадьба Вампира смотрелась очень внушительно, не хуже особняков новых русских в Подмосковье или новых казахов под Алма-Атой. Мощный забор из жженых кирпичей убегал высокой лентой с металлическими пиками наверху вдаль к горизонту. Через каждые двадцать метров на башенках были установлены видеокамеры наружного наблюдения. Не поленился Вампир развесить по всей длине забора и таблички с предупреждением, что во дворе злые собаки.

А теперь об усадьбе Вампира. Скорее о заборе, окружавшем его территорию. Описывать всю усадьбу у нас в дастане места не хватит. Поэтому расскажем про забор и как Мёкё-мститель проник на территорию своего теперь заклятого врага Абиля. Со стороны усадьба Вампира смотрелась очень внушительно, не хуже особняков новых русских в Подмосковье или новых казахов под Алма-Атой. Мощный забор из жженых кирпичей убегал высокой лентой с металлическими пиками наверху вдаль к горизонту. Через каждые двадцать метров на башенках были установлены видеокамеры наружного наблюдения. Не поленился Вампир развесить по всей длине забора и таблички с предупреждением, что во дворе злые собаки.
Но Чочко-сай не Арагатасай в пригороде Токио. У нас другие нравы и свои представления что можно, и что нельзя. Вампир, хапая для себя непомерно громадный участок бывшей общинной земли, сделал одну ошибку – поставил забор, перекрыв сельскую тропинку по которой всегда ходили люди. – «Ну и что! – может сказать кто-нибудь из читателей. – Не то что тропинки, целые дороги сейчас перекрывают новые буржуи. Его право, если это его собственность».

Говорят, умный человек влюбившись – глупеет. А с Мёкё как? Он и так глупый, дальше некуда. Или Природа – большая хохмачка и ради веселья на планете иногда может все смешать, перевернуть с ног на голову? Например, влюбленного дурака превратить в умного? Не знаем, может быть, где-нибудь за границей такие случаи и бывают, но только не у нас. Мёкё как был идиотом, так и остался, несмотря на свою любовь к внучке Чоке. После увиденного в парке, другой в момент отрезал бы всякие отношения с бывшей любимой, и в знак презрения немедленно завел бы не один, а сразу несколько романов с первыми попавшимися чувихами. Да так круто, чтобы предавшая тебя когда-то девица лопнула от зависти на месте. Но Мёкё куда там! Он, как последний лопух, пошел унижаться перед Каной к ней домой.

После утренней молитвы девочки ушли домой, а Самын по своей инициативе осталась помогать Апыш-эже. В аилах у нас еще такой атавизм остался. Наверное, далекий пережиток общинного строя. Тебя не просят, а ты остаешься и помогаешь, пока руки не отвалятся. А нашей тетушке Апыш как раз нужны были добровольные помощники. Потому что к ее дому, несмотря на раннее время, начали собираться люди. Кто на машине, кто пешком. Причем, не наши аильские, а чужие. Откуда они узнали, что Ясновидящая вернулась, когда свои чочко-сайские о ее возвращении еще не догадывались, загадка. Приезжие неторопливо заполняли двор, тихо, в полголоса здоровались друг с другом, потом спрашивали, принимает ли почтенная Общающаяся с Духами. У многих в руках были пластмассовые бутылки с водой. Как-то так получилось, что на многие вопросы пришлось отвечать Самын. Она чаще всех выходила из дома, к тому же ее простоватое лицо, по-видимому, располагало к ней приезжих.

Благодаря некоторым философским беседам местных титанов мысли, вы, конечно, читатели догадались, что Чочко-сай был ко всему прочему еще и самым политически продвинутым аилом Кыргызстана. Все пропагандистские новшества наш знаменитый Чокунакун, начиная со времен партийной молодости, вначале испытывал у себя на родине, а потом уже бесценный опыт распространял по соседним селам и районам. Это в его время был разбит обширный парк с обилием гипсовых (ранний период – ренессанс) и бетонных (поздний период – декаданс) скульптур. Тут были и пионеры с горнами, пловчихи с веслами, летчик с пропеллером, затем вторая тематическая группа – чабан с баранами, доярка с ведром, целый выводок юннатов, с дарами родных огородов в руках. Сельскую группу рассекала на две композиционные половины широкая аллея передовиков колхозного строя, упиравшаяся в заросшую бурьяном клумбу, где на гипсовой лавочке беседовали два бородатых типа, похожие на бомжей (так осыпалась штукатурка со скульптур Маркса и Энгельса!).

Когда погоня, бежавшая шумной толпой за неизвестным нахальным похитителем чучуков, добежала до лежащей на земле Апыш-эже, то все решили, что она сошла с ума. Так она завопила, когда ее осветили фонариками.
- О-о, арбаки, Аллах всемогущий! Виновата я, виновата! Только не надо меня отдавать на съедение подземных гадов и червей!
Алмаш, Бурмаш, Джамаш – ее перепуганные и ничего не понимающие подруги, склонились над великаншей, чтобы поднять, но она еще сильнее и надрывнее запричитала, стала отбиваться руками и ногами. От ее безумных движений, опутавшие туловище склизкие колбасины еще крепче впились своими крупными суровыми нитками в тело женщины, затянув ко всему прочему еще и петлю на шее.

Автор этой заметки тоже не знает, как он покинет этот мир.
Но в одном он уверен абсолютно точно. Если его уход из этого мира будет преждевременным и насильственным, то произойдет это только вследствие происков англичан.
Нет, автор этой заметки не покушался на их общественный строй.
Он не подрывал их обороноспособности.
Но он выведал и всему цивилизованному, цивилизованному миру открывает самую главную их, англичан, тайну, содержание которой огромным черным пятном ложится на их репутацию и тяжелейшим камнем на их совесть, — их многовековую ненависть к единственному за последние века и, возможно, последнему Человеку в мире, на долю которого выпала участь родиться и умереть в их стране в городе Стрэтфорд-на-Эйвоне.

Понятно, что этим Человеком был В.Шекспир. Но то, что В.Шекспир был Человеком, до сих пор никому в мире непонятно именно потому, что это понимание ненавистно в первую очередь англичанам.
Точно, просто и, главное, быстро это доказывается на примере сонета 66. А главное в нем как раз и состоит в заявлении Шекспира, что он — Человек.

Мёкё – невольный виновник всего этого неожиданного бедлама, конечно, при первых же криках с упоминанием его имени исчез. И правильно сделал. Потому что одна из молодух, когда ей показали боорсоки с лягушкой, тут же опознала их и вспомнила, что тесто было принесено из кухни Мёкё. Люди, как ни странно, среагировали своеобразно: все почему-то облегченно вздохнули. Мол, всё понятно! А то уже кто-то успел пустить слух, что лягушку подбросили тайные враги Чокунакуна на будущих выборах. Правда потом, спохватившись, хором начали возмущаться, и вскоре несколько парней по поручению старших отправились на поиски Мёкё, чтобы от имени добропорядочных аильчан как следует намять ему бока. Что ж, привычное дело для чочко-сайских мужиков…