Пока Мёкё охотился за Билей в туалете, в Чочко-сае произошло событие, которое, как нашествие Чингисхана или рождение Христа, разделило эпохи знаменитого и уважаемого аила на две половины: до и после.
Началось с того, что в дом к Самын заглянула секретарша Аким Акимыча Кундуз. Она попросила хозяйку дома выйти во двор, мол, там большое начальство прибыло к ней и хочет с ней поговорить. Удивленная Самын, торопливо приведя себя в порядок, выскочила наружу. Во дворе стоял собственной персоной Аким Акимыч в сопровождении трех молодых людей, явно городских киргизов-чиновников. Чуть в стороне от них держался тощий черноглазый иностранец со стриженой бородкой, худой, как у цыпленка, шеей. Он был одет в черный костюм, скорей всего недавно приобретенный, потому что на костюме виднелись магазинные складки и висел на иностранце мешком. В руках этот человек-птичка держал очень солидный с виду черный кейс с золотыми замочками. Настоящее кожаное чудо с королевскими вензелями.
Глава района сухо поздоровался с хозяйкой дома, потом жестом руки показал на гостей из столицы:
- Вот приехали по твою душу. Твое имя Самангуль Элебаева, правильно? А пятнадцать лет тому назад тебя звали Самын, по-русски Соня, правильно?
Недоумевавшей до этого момента Самын вдруг стало жарко и в горле пересохло. Отчего взволновалась сама не поняла. Вместо ответа, как заводная кукла, кивнула головой.
- Здравствуйте, - протянул руку, здороваясь, один из столичных чиновников, - меня зовут Касен, я из МИДа.
- Эсен, - поздоровался второй, тоже протягивая руку, - я из орготдела аппарата шефа. – И поднял многозначительно палец кверху.
- Макен! – просто кивнул головой третий. – Международный отдел аппарата шефа. – И тоже для формальности поднял палец кверху.
А Самын до фени какой там «аппарат», какой там «шеф». Ничего не понимая, что ей говорят, продолжала, изображая приветливость, тупо кивать головой.
Первый, мидовский работник, судя по всему самый младший по рангу из чиновьей тройки обернулся к иностранцу и заговорил с ним на арабском языке. Тот вдруг ответил ему на ломанном русском:
- Я все поньял. Это и есть госпожа Сонья – Самьин. Разрьешите мине обращать слова високочтимой ссяйида Сонья?
- Пожалуйста! – поспешно согласился Касен, потом вспомнив о своих старших товарищах, вопросительно посмотрел на них, правильно ли он поступил, разрешив говорить напрямую.
Те успокаивающе молча кивнули головами.
- Високочтимая ссяйида, - обратился к Самын иностранец. – Ви помнить его величестьво шейх Ассалям бин Халифа аль Табаби?
- Кого, кого? Я не знаю никакого шейха аль вашего… - Тут Самын запнулась. Дорогие читатели, давайте простим Самын, что она с первого раза не смогла произнести трудное имя арабского парня, с которым когда-то общалась на «великом и могучем» языке, приобщившего не только Самын, но и всех киргизов к достижениям мировой цивилизации.
- Я поньимаю вам трудно говорийт имья нашего монарха. Когда он учился здесь в авья училище летчиком, его звали Салим, Саша.
- Саша?! – взволнованно воскликнула Самын и, забыв о присутствии официальных лиц, запросто хлопнула себе по ляжкам. – Конечно, помню! Салим, Салим… был мой близкий друг…
- Его величестьво шейх Ассалям бин Халифа аль Табаби послал миня к вам с порьючением. Мой эмир посилает вам привьет и хочьит узнать о здоровьи… - тут посланец шейха, смутившись, запнулся, потом деликатно кашлянув, закончил фразу, - своей дочери Хамсигуль…
О-о! Какая восхитительная воцарилась тишина! Физиономии чиновников во главе с Аким Акимычем вытянулись. По их реакции стало ясно – они не знали об истинной цели приезда шейхского посланника! Если дочь Самын Хамсигуль – дочь шейха аль Табаби, то кто ж тогда Самын? Жена его королевского высочества?! Нет, что-то господин приезжий путает. Самая последняя замарашка-свинюшка Чочко-сая (Свиной лужи) и вдруг арабская королева?!
- А где твоя дочка? Забыл как зовут, – вдруг дрожащим, потерянным голосом заговорил глава района. – Зови.
- А вот она, - сказала Самын, выудив из-за своей спины, прятавшуюся там, смущенную Хамсигуль. – Поздоровайся с арабским дядей. Он приехал по поручению твоего отца Салима.
- Его величества Ассалям бин Халифа аль Табаби! – поправил Самын иностранец и, шагнув к девочке, поприветствовал ее церемонным жестом. – Здравствуйте, принцесса. Ваш отец, король нашей страны, просил передать Вам, что очень любит Вас.
Хамсиша от волнения вся зарделась, щеки стали пунцовыми, не выдержав всеобщего внимания к ней, отвернулась, уткнувшись в грудь матери. Самын крепко обняла ее, потом в сердцах бросила приезжему:
- А где же Салим все эти годы был? Что ж раньше не вспоминал свою дочь, раз он так любит ее?
- Извьините, пожалюста, високочтимая ссяйида Сонья! Ви правы, Его Величество Вам не писаль и не приезжаль, потому что не хотел расстраивайт Вас. Он не имьел права говьёрить о Вас своему отцу. Тепьерь он стал эмиром нашего королества. Старый король умер, тепьерь никто не ругайит Его Величество. Он менья посылайт к Вам, Хамсигуль целовайт, деньги давайт.
- Какие еще деньги? – смутилась Самын. – Моя дочка не голодайт.
- Извьините, високочтимая ссяйида. Да, да! Ваша дочь хорошо кушайт. Его величество приезжайт, дочку забирайт. А где хороший дом? Ньет! Надо хороший дом получайт.
Тут в разговор вмешался Касен, напряженно, как и все остальные, следивший все это время за странной беседой. Он что-то спросил на арабском, потом поняв, что хочет сказать посланник шейха, обратился к Самын:
- Уважаемая эжеке, ваш бывший друг стал королем у себя в стране. Поэтому прислал человека сказать о своем возвышении. Шейх хочет приехать за своей дочерью, но он, - Касен кивнул на посланника, - говорит у вас плохой дом. Вам, чтобы встретить шейха надо будет купить новый дом.
- Ну вот еще чего выдумал Салим. Где я деньги возьму на новый дом?! А потом я никуда не собираюсь переезжать из родительского дома.
- Эжеке, - наклонился к Самын Касен, чтобы она, тупица, четче слышала. Аким Акимыч и двое «столичных», сгорая от любопытства, тоже, не сговариваясь, дружно придвинулись к матери Хамсигуль. – Этот человек в своем кейсе привез вам от вашего бывшего приятеля 1 миллион долларов! Он хочет, чтобы вы построили новый дом для встречи Его Величества.
Самын испуганно уставилась на «мидовца», потом нерешительно спросила:
- А этих денег хватит на строительство дома?
Чиновники нервно и завистливо расхохотались. Касен посмотрел на Самын, как на последнюю мырку, потом вздохнул, про себя подумав: «везет же дуракам!».
- Хватит, эжеке! На тысячу дворцов, таких как ваша хибара, хватит.
- Будет тебе, городской братишка! Зачем смеяться над простой женщиной? Думаешь, я не знаю, что такое настоящий дворец? Пойди, посмотри дом Вампира, а потом смейся.
- Чей дом? – вытаращив глаза, переспросил Касен. – Какого еще вампира? У вас, что тут, ха-ха, вурдалаки водятся?
- А как же! – хитро прищурившись, похвасталась Самын. – Самый что ни на есть настоящий вампир с вот такими красными глазами! Раньше при советской власти он только по ночам у людей кровь сосал, а теперь и днем никого не боится. Совсем обнаглел, байке!
Эсен, Касен, Макен в недоумении уставились на главу района. Тот аж позеленел от злости. Но ругаться с Самын при чужих людях не стал, еле, бедняга, сдержался. Наклонившись к Эсену из орготдела, шепотом пояснил о ком идет речь. Теперь пришла очередь меняться в лице Эсену. Он в свою очередь шепнул Макену, а тот Касену. Молодые люди, поняв что к чему, обалдело уставились на Самын. Куда подевалась их столичная спесь, шутливо-снисходительные улыбочки на лицах? До них, видимо, дошло, что при этой женщине, надо держать язык за зубами и на всякий случай не расслабляться! Первым очнулся Эсен, строго посмотрел на своих коллег, потом кивком головы дал команду Касену закругляться с визитом. Тот обратился на арабском к посланнику шейха. Человек-птичка встрепенулся, он кстати ничего не понял из разговора Самын с чиновниками, продолжая радостно улыбаться, спросил у «мидовца»:
- Как мне передать деньги?
- Давайте мне, - мгновенно протянул руку Аким Акимыч.
- Может, байке, МИД по всем правилам оформит? – остановил его Эсен.
- Конечно, - неожиданно покраснев, торопливо согласился Касен, - давайте я возьму деньги!
- Ньет, ньет! – вдруг запротестовал посланник. – Мне корьоль сказаль, чтоби я деньги отьдал високочтимой ссяйиде Сонья!
- Ну, хорошо. Пожалуйста. Отдавайте ей, - растерялся, еще больше покраснев, «мидовец» и нервно пожал плечами, видимо, стараясь показать арабу, что его «паршивый» миллион долларов ему до лампочки.
Сразу видно еще молодой и не обученный!
Тут заговорил, до того молчавший, неторопливый и многоопытный Макен из международного отдела. На английском. Посланник шейха после его слов засомневался, невольно прижал кейс к груди, словно он сейчас его уронит и кейс каким-нибудь невероятным образом бесследно исчезнет под землей.
- Я ему сказал, чтобы он положил в банк, под гарантии министерства иностранных дел, - пояснил Макен Аким Акимычу смысл своих слов, сказанных на английском. – Дельный и простой вариант.
- А он что? – прищурился глава района.
- Пока, как видите никак. Вцепился в кейс, словно у него кто-то собирается отобрать.
Аким Акимыч не дурак. Его на мякине не проведешь. Он мгновенно без перевода сообразил, что дурные шейховские деньги, которые он уже мысленно присвоил себе, эти аппаратные волчата из Бишкека хотят умыкнуть себе прямо из-под его носа. Технично и культурно. На евроуровне! Что ж, он противопоставит сегодняшним молодым хищникам свою старую испытанную комсомольскую тактику «не дают – хватай-бери, бьют – дай сдачи и рви», перед которой никто не устоит! Решено – сделано!
Щелк! В главе района как будто невидимый тумблер переключился. Глаза заискрились, весь он стал таким радушным и добрым, что если кто его оттолкнет от себя, тот последний негодяй и невежа. Настоящий артист! Вот у кого надо учиться артистам театра – нашим беднягам скоморохам, мнящими себя профессионалами! Он шагнул к посланнику шейха, заключил его в свои широкие объятия и не давая опомниться, взял из его рук кейс и отдал это кожаное чудо Самын. Та снова растерялась, не зная что делать с предметом, от которого за километр несло заморскими духами и к которому, наверное, нельзя было прикасаться, не вымыв руки. Что забавно, Самын так и сделала: вначале отдала кейс Акимычу (разбойник, но все же свой!), суетливо протерла руки о подол платья, потом опять взяла себе, суеверно повторяя при этом «бисмилля, бисмилля». Ну, а что дальше? Что делать с кейсом дальше, Самын не знала. Так и стояла бы истуканом, хлопая глазами неизвестно сколько со своим «бисмилля», если бы не подсказка Акимыча.
- Открой чемоданчик, - шепнул он, жарко дыша прямо в ухо Самын, - проверь, деньги на месте?
Самын, прижав заветный чемоданчик к груди, послушно побежала под яблоню, уселась на старый дощатый топчан. Толпа, привязанным хвостиком, за нею. Мы не оговорились. Пока тут Самын разбиралась с приезжими, что к чему, с улицы и вправду набежала толпа зевак, в основном молодежь. Всем хотелось знать: «Зачем Акимыч пожаловал к Самын? И что за гости приехали из столицы?». Обступили резвые аильские ребята со всех сторон, гурьбой нависли над толстухой. Некоторые пацаны умудрились со скоростью обезьян залезть на дерево. Девочек Самын во главе с Хамсигуль толпа оттерла назад и им пришлось бегать вокруг плотного кольца людей, выискивая лазейки, чтобы пробиться к матери.
- Момьент, момьент, момьент! – обращаясь к Самын, воскликнул человек-птичка и в его длинных выразительных пальцах сверкнул на солнце золотой ключик (не позолоченный, а настоящий!), который он вынул из кармана жилетки. – Високочтимая ссяйида ви мине разрешайт вам открывайт?
- Валяй! Давай посмотрим, что внутри, - пробормотала Самын и от волнения не узнала своего голоса.
Все происходящее вокруг теперь воспринималось ею, как сон, как наваждение.
Изящным движением посланник шейха открыл чемоданчик и восторженные кыргызбаи, и столичные, и местные чочкосранцы увидели перед собой на расстоянии вытянутой руки несметное количество денег! Живые американские деньги, новенькие пачки в банковской обертке, переливающееся на солнце благородной зеленью! 1 миллион долларов! С ума сойти!
Первым «свихнулся» Аким Акимыч. Он так побледнел и на лбу выступил обильный пот, что можно было подумать ему плохо и придется «скорую» вызывать! Но разве Акимыч слабак? Никогда не был! Он любого шкета, любого столичного шакала заткнет за пояс. И сейчас он грозно раскинул в стороны свои большие и сильные руки над толстухой и ее богатством, наподобие снежного грифа-жору, прикрывающего крыльями свою добычу от других стервятников. А глазами к деньгам прилип, что краном не оторвешь. Спасибо с цыплячьей шеей иноземцу, вовремя помахал он бумажкой и сверкающей ручкой в воздухе, иначе мы лишились бы главы района. У нас глазного доктора нет, кто бы потом вправлял Акимычу, вылезшие из орбит глаза?
- Високочтимая ссяйида, ви будет расписайт лэтер, о, простите, бумьягу, что ви получайт от менья деньги?
- Давай, – хрипло прорычал Акимыч. – Я распишусь! Я тут аким района. Кроме меня выше начальства нет! Я – шейх для здешних или эмир?
- Ви мюдюр! Как это бьюдет по-русски, я не знайт. Но только не шейх и не эмир!
- А какая разница, мюйдор-пийдор! Давай бумагу, ручку, будем закругляться!
- Ньет, ньет, ньет! - запротестовал посланник все с той же лучезарной улыбкой. – Пусть пьишет високочтимая ссяйида. – Он вытащил подушечку для печати и пока киргизы, вытаращив глаза рассматривали, что это такое и зачем она нужна, взял большой палец Самын, нажал им на подушечку, пропитанную мастикой, а потом прокатал палец по бумаге с арабской вязью.
Получился оттиск-подпись. Как сто лет назад в неграмотной дореволюционной Киргизии. Вот так! А зачем тогда шейхский «цыпленок» в черном, махал в воздухе ручкой? Оказывается, для собственной подписи. Расписавшись возле отпечатка пальца Самын, он попросил расписаться еще и Касена. Тот с неохотой расписался, предварительно о чем-то пробурчав на арабском. И что вы думаете? Этот жизнерадостный шейхский дохляк в ответ вдруг неожиданно вытащил из раскрытого кейса одну пачку долларов и вручил 10 тысяч, враз покрасневшему мидовскому работнику. Толпа возбужденно зашумела. Эсен, вскинув строгие брови, прикрикнул:
- А ну тихо! Па-пра-шу немедленно очистить двор! – Потом обернувшись к акиму района, добавил. - Байке, организуйте, пожалуйста, рабочую обстановку!
Что делать, пришлось Акимычу заняться очисткой территории от посторонних элементов. Сами понимаете, когда берешь деньги, свидетели нежелательны. Нагай-опа народ побаивался, поэтому двор освободили довольно быстро. К тому же Акимыч действовал напористо – боялся, что без него столичные «джигиты» каким-нибудь новым, еще неизвестным ему приемом уведут деньги и ничего «район-байке» не оставят. Основания для беспокойства, конечно, были, потому что когда он подошел к топчану, из кейса выуживались еще две пачки – 20 тысяч долларов.
- Ээ-э, погодите! – торопливо заговорил Акимыч. – А эти деньги почему забираете?
- Эти деньги мы берем на расходы по оформлению документов на вывоз ребенка из страны. Вы должны, байке, знать, что это очень хлопотная процедура, - солидно ответил Макен, медленно и с удовольствием засовывая свою пачку денег во внутренний карман.
- Да-да, правильно! – засуетился тут же Акимыч. – Нам на месте, уважаемый посланник великого шейха, тоже предстоят значительные издержки по оформлению документов! Пожалуйста, и нашей администрации выдайте аванс, а то к приезду короля мы ничего не успеем…
И бывшему комсомольскому лидеру тоже досталось 10 тысяч долларов! Ох, и щедрая рука у шейхского посланника!
А как Самын, хозяйка кейса, реагировала на раздачу ее денег? А никак. Улыбалась, как блаженная и все! Она, по-видимому, не понимала еще величину, отданных молодым негодяям денег. Ну да ладно! От миллиона краешек убыло – невелика потеря! Только счастливая обладательница несметного по масштабам Чочко-сая богатства хотела закрыть кейс, как вдруг сверху упала сопля. Самын с шейхским посланником удивленно подняли к верху глаза и увидели мальчишек, сидевших на ветках. Пацана, у которого случайно сорвалась с носа сопля, Самын узнала сразу. Это у него летом на тое сватов у Чокунакуна Самын «позаимствовала» сопельки на заклейку лоскутов к своему платью.
- Шыралга, Самын-эже, - стесняясь, но в тоже время храбро напоминая о стародавнем киргизском обычае, пробормотал малыш.
Может быть в других районах Кыргызстана этот обычай, когда охотник обязан поделиться со своими односельчанами частью добычи, уже не практикуется, но у нас некоторые старинные обычае еще в ходу и не дай Бог кому-нибудь против них протестовать – не поздоровится! Но Самын, не потому что дедовский обычай вспомнила – она сейчас витала в облаках и была очень доброй – просто при виде симпатичного чабанского внука расчувствовалась:
- Ты только посмотри, он «шыралга» говорит! Иди ко мне, спускайся, я тебе тоже награжу денежкой.
Женщина вытащила пачку, на которую упала сопелька мальчугана, вынула оттуда «меченную» на 100 долларов купюру и вручила малышу, когда он спустился с дерева. Затем ей пришлось наградить такими же купюрами и других пацанов, которые вслед за товарищем подбежали с протянутыми руками.
Вы бы посмотрели в этот момент на посланника шейха! Он щедрость Самын по отношению к аильским детям растолковал по-своему и страшно обрадовался, решив, что «высокочтимая госпожа» раздает детям «садака» - мусульманскую милостыню! Выхватив из кармана фотоаппарат, иностранец стал поспешно снимать обязательную для богатых арабов «акцию благотворительности». Наверное, на родине отца Хамсигуль, на Ближнем Востоке, до приезда посланника в Чочко-сай, были разные разговоры относительно матери шейховской дочери и, возможно, высказывались сомнения о разумности, отправляемых в таком количестве денег? Иначе как можно было объяснить то необычайное вдохновение, с какой посланник шейха фотографировал именно факт раздаривания денег матерью арабской девочки? Потом он попросил Хамсигуль тоже подарить ребятам несколько купюр и запечатлел этот исторический момент в разных ракурсах? Кстати, посланник кроме денег привез еще много детских подарков. Основная масса, конечно, досталось Хамсише. Еле уговорили девочку переодеться в новое платье и попозировать для посланника. Он должен был увезти её фотографии отцу девочки.