Летом 2001 года в Петербурге, в очередной раз состоялся фестиваль документального кино - (посвящен нацистским парадам) и <Олимпия> (посвящен Берлинской Олимпиаде 1933 года, из двух частей - <Праздник красоты> и <Праздник народов>). <Олимпию> мне удалось посмотреть. Фильм показался несколько скучным (я вообще не любитель телевизионного спорта), но эстетичным и вполне отвечающим задачам <монументальной пропаганды>. Самой девяностолетней Лени устроили торжественную встречу (слов нет, незаурядная личность и когда-то очень красивая женщина). Ей вручили почетный приз "Кентавр" и памятную медаль за выдающийся вклад в киноискусство.

Этот культурный факт очень резко осудил политолог Сергей Кургинян, отметив, что Ленинград - город, испытавший ужасы блокады, а фестиваль открылся аккурат 22 июня.

При этом всякие импровизации исключались напрочь. Михаил Литвяков (основатель и бессменный руководитель <Послания к Человеку>) - многоопытный советский кинодокументалист, отлично знающий, <что можно, а что нельзя> (правда, потом кое-кто говорил, что из-за Лени фестивалю сократили финансирование).

Еще несколько лет назад подобное и представить было нельзя, ни в России, ни в мире. Московские депутаты даже принимали закон, направленный против фашистской символики, от свастики до ликторских пучков. Особо почему-то были выделены <пучки> (может быть потому, что само слово <фашист> и происходит от латинского <пучок> - отсюда же и механизм фашина). Ликтор, как известно - офицерское звание в Древнем Риме и, скажем, половина петербургских парков имеет на своих оградах эти самые пучки (примета классицизма).

Но все в мире течет, все меняется, в том числе и в культурном мире. Голливуд один за другим запускает кинопроекты о Гитлере. Да и успех <Эвиты> с Мадонной в главной роли наводит на размышления (Эва была супругой аргентинского президента генерала Перона, мечтавшего под патронажем Германии возглавить всю Южную Америку и двинуть войска против США). По одному из отечественных телевизионных каналов демонстрируется фильм о молодости Муссолини, где образ дуче представлен вполне положительно (правда, телевидение не выдержало, и программа вырубилась <по техническим причинам>).

Теме Второй мировой войны посвящена многочисленная образовательная и отлично иллюстрированная книжная продукция типа <Секретные летательные аппараты Третьего рейха>, <Униформа вермахта> и др.

Уже в перестроечные годы большим успехом пользовались книги Виктора Суворова (в миру Резун): <Ледокол>, <Последняя республика> и др. Сквозная цель всех этих трудов - доказать, что Гитлер напал на СССР, чтобы опередить нападение Сталина. (Как в фильме <Кин дза дза>: <А где ваша планета? - Ее плюкане трансплюкировали. - За что? - А за то, что мы их не успели>).

Суворов приводит массу доказательств, которые выглядят вроде бы убедительно. К лету 41 года советские войска были сконцентрированы у самой западной границы, что <неудобно для обороны, но необходимо для нападения>. Я, конечно, не военный историк, но идея неготовности СССР к войне (к которой он готовился не один десяток лет!) и крайней доверчивости Сталина всегда казалась сомнительной (хотя часто это списывают на традиционный отечественный бардак).

Сталин, по Суворову, не верил, что Германия нападет на Советский Союз потому, что якобы Гитлер не готовился на тот момент к войне на Востоке (а <была только масштабная и очень быстрая концентрация немецких войск>). А Гитлер <не готовился, но напал>. Это, в принципе, можно обосновать, исходя из различия типов личности вождя и фюрера. Сталин, по Карлу Юнгу был представителем <типа царя>, и все тщательно планировал. Шаман Гитлер же часто поднимался (или опускался) в трансцендентные миры, откуда и мог поступить внезапный импульс к атаке.

Правда, германская стратегия блицкрига была разработана еще в конце 19 века Шлиффеном, и предусматривала быстрый разгром Франции и стремительную переброску войск против России.

Суворов, конечно, утверждает, что ему больно писать об этом, но у него <открылись глаза> и т.д.

<Эта книга принесла столько горя в мой дом! Мой отец - Резун Богдан Васильевич - прошел войну с первого до самого последнего дня, он был ранен несколько раз, и тяжело, почти смертельно. Его я сделал отцом предателя. Как он с этим живет? Не знаю - у меня не хватает смелости это представить... Кроме всего, я разрушил его представление о войне, как о войне великой, освободительной, отечественной. Мой отец был моей первой жертвой. Я у него просил прощения. Он меня не простил. И я снова прошу прощения у своего отца. Перед всей Россией. На коленях. Эта книга несла горе всем, кто рядом со мной. Чтобы написать "Ледокол", я пожертвовал всем, что у меня было: ради книги своей жизни, которая мне не дает ничего, кроме бессонных ночей и яростных нападок критики. Сейчас "Ледокол" признан во многих странах. Но не всегда так было...> (Виктор Суворов <Ледокол>).

Очень трогательно. Однако, концепция <Ледокола> подозрительно вписывается в русло идеологии последних лет холодной войны, политики окружения президента Рейгана, стремившегося поставить знак равенства между гитлеровской Германией и СССР, между фашистами и коммунистами (<лучше быть мертвым, чем красным>), между Гитлером и Сталиным. Отсюда, кстати, и раскрутка <Архипелага Гулаг>.

В России же, данный импульс подкрепляется и локальными социокультурными процессами. Право задавать идеологический тон здесь постепенно переходит от поколения шестидесятников (чьим типичным представителем можно назвать Сергея Адамовича Ковалева) к поколению золотой молодежи семидесятых, выросших на <Семнадцати мгновениях весны> и книгам о Штирлице.

<Семнадцать мгновений> - что называется <культовый фильм>, представляющий серьезное произведение искусства. Главный герой, блестяще сыгранный Тихоновым (если не считать его некоторой слащавости, направленной, видимо, на дополнительный успех среди обширной аудитории немолодых женщин) стал народным любимцем и героем многочисленных лингвистических анекдотов. Общее впечатление - <да, конечно, Штирлиц - советский разведчик, но все-таки, как ему идет черная форма!> (методика 25 кадра).

Более того, популярным персонажем (и тоже героем анекдотов) стал и главный контрагент Штирлица - шеф Гестапо, группенфюрер СС Мюллер. Уж он-то должен был воплощать ужас и мощь враждебного режима. Однако, в исполнении обаятельного Броневого, Мюллер выглядит, скорее симпатичным (несмотря на дежурные попытки придать ему некую страшноватость).

Поражает, сколь часто в кадрах крупным планом дается свастика. Кстати, увлечение этим символом у подростков и представителей многочисленных радикальных группировок берет свое начало, во многом, из любви к <первому отечественному сериалу>. Правда, дабы подчеркнуть свое отличие от германской свастики <слева направо>, некоторые отечественные романтики избрали альтернативный вариант <справа налево> (им видимо невдомек было, что в буддизме первый вариант означал <здоровье, мощь, процветание>, второй - <болезнь, упадок, смерть>).

Причем истоки такого художественного любования и интереса заметны уже в самих многочисленных повестях Юлиана Семенова <о Штирлице>. Вроде бы разоблачение, а на деле - популяризация. Зачем это было нужно автору? Трудно сказать. Попробую привести аналогию.

У известного писателя Леонида Юзефовича есть книга о бароне Унгерне <Самодержец пустыни>. Унгерн (из русских немцев) - фанатик, принявший ламаизм, <человек Традиции>, мечтавший уничтожить демократию и революцию во всем мире, вернуть к власти Романовых и маньчжурскую династию Цин и возродить империю Чингисхана (для себя самого). Он стал жертвой гражданской войны, хотя, на какое-то время ему удалось оказаться во главе Монголии. Его близкий немецкий родственник и однофамилец служил позднее в СС.

Примечательна подача материала Леонидом Юзефовичем. Книга талантлива, но часто впадает в кич. Террор Унгерна как бы смакуется автором. При этом многие факты подаются явно тенденциозно. Например, Юзефович пишет, что население Урги - столицы Монголии тяготилось прокормлением унгерновского отряда (всего-то полторы тысячи человек!), хотя ранее оно спокойно кормило пятнадцатитысячный китайский гарнизон).

Но, несмотря на все желание представить белого барона исчадием ада, постоянно сквозит подсознательная симпатия автора к своему герою. Писатель заворожен то ли арийской мужественностью <нового Чингисхана>, то ли эстетической красотой его идей. Полагаю, аналогичный случай мы наблюдаем и на примере творчества Юлиана Семенова.

Данное явление имеет и гораздо более значимый аспект. Через увлечение многими мастерами культуры <романтикой Второй мировой войны> можно увидеть преломленный интерес группы хозяев фемининного постиндустриального мира к стратегическому альянсу с элементами маскулинной Архаики против Большого Модерна.

Алексей Фанталов

Иллюстрация с сайта http://www.aktivist.ru/articles/a2014.asp?add=1