Страна медленно сползает в кризис. Если он не проявился еще столь явно в фактах и цифрах, он уже в разгаре в разговорах, ожиданиях и опасениях. По телевизору могут показывать духоподъемные репортажи о преодолении мелких трудностей, гнобить эгоистичных американцев, якобы давящих друг друга в очередях на распродажах, но люди в России знают: надейся на лучшее, готовься к худшему. Впрочем, и сами чиновники уже говорят о непростых временах. О нелучшем сценарии для России сказал Аркадий Дворкович, понизил прогноз на 2009 год Минэкономразвития. Сдержан в оптимизме был премьер на своей «Прямой линии».
Правительство, по отзывам экономистов, неплохо и оперативно справилось с первой, сентябрьской волной кризиса. Но это был аврал, а теперь требуется планомерная работа, основа которой – реалистичное знание действительности.
…Этот кризис уже назвали очистительным. Пока мало что доказывает этот эпитет, но понижательные тенденции в экономике неизбежно высветят сферы, которые успешно функционировали лишь благодаря избытку денег, а не эффективности, востребованности или грамотному менеджменту. «Где тонко, там и рвется», гласит старая присказка. Но вот приведет ли все это к тем действиям, в которых российская экономика нуждается, еще вопрос.
Многое зависит от того, как класс принимающих решения будет трактовать те или иные тенденции в экономике и социальных настроениях. Сокращение штатов можно воспринимать двояко: хозяину наплевать на людей, он думает лишь о том, как сохранить свои прибыли – это одна постановка вопроса. Предприятие работало неэффективно, не говоря уже о скрытых платежах, которые экономика могла вытягивать лишь благодаря большим деньгам. Это уже иная постановка вопроса, и она требует действий, не связанных с обвинением Соединенных Штатов в создании кризиса. Смогут ли ее осознать и признать при выработке антикризисных мер? Или любые сокращения будут трактоваться как заговор, снижение производства как подрыв, инфляция и динамика курса как происки?
Поэтому качество работы и последствия принимаемых шагов будут определять три ключевых параметра. Первый – надвигающиеся трудности покажут, сколь в реальности прочны основы российской экономики, удалось ли ее, диверсифицировав, защитить от переменчивой мировой конъюнктуры или же мощь последних лет была колоссом о нефтегазовых ногах. Второй момент – трудности высветят качество решений, принимаемых властями, продемонстрируют способность видеть истинные причины и последствия. Наконец, третий фактор – в какой социальной обстановке решения будут приниматься и на кого рассчитываться.
Есть опасения, что в период сложностей больше всех вновь пострадает средний класс. На то есть несколько причин. Богатые выживут, просто вместо двух «Кайенов» придется купить один. Вместо двух домов в Европе купить один. Вместе 5-комнатной квартиры приобрести 4-комнатную. У слоя действительно богатых давно выработан рефлекс недоверия и к отечественной экономике, и к отечественной власти, поэтому, извлекая прибыли в России и даже реинвестируя в Россию, они не забывали создавать активы в Европе, которые и в кризис подвержены меньшему риску.
Средний класс, даже если в последние годы позволял себе приобретения вне родины, источником этих приобретений все равно видел лишь свою активность в России. В основном же средний класс потому и является опорой всех экономик, что он есть самая патриотичная прослойка. Представители среднего класса на родине живут, работают, строят дома, растят детей, вкладывают в будущее. Именно они заинтересованы в спокойном и стабильном развитии страны. И… именно поэтому их могут нынче не принять в расчет.
Дело в том, что в традициях власти – обращать внимание в первую очередь на «социально опасные» слои населения. Это бюджетники, пенсионеры, работники отсталых предприятий-гигантов, иногда сотрудники госструктур. Именно они были наиболее уязвимы в 1990-е, именно в них видят источник социального напряжения при возникновении новых трудностей. И на их настроения ориентируется власть в своих действиях.
На федеральном и региональном уровнях уже тщательно мониторят ситуацию, чтобы не допустить массовых увольнений или неплатежей, которые могут привести к социальным протестам. Правительство заверило, что «все, что связано с повышением социальных пособий, пенсий, -- все будет исполняться», с 1 января увеличивается пособие по безработице и т.д. Недаром и предвыборный период в России, сколь спокойным и предсказуемым он ни был, изобиловал популистскими решениями, немотивированными подчас индексациями, умиротворением невыигравших. Это – привычка, инстинкт.
Впрочем, основанные на опыте. Средний класс за все эти годы не продемонстрировал, что с ним нужно считаться. В последние годы «средний класс фактически обрел социальную гегемонию и политическую власть, - заявил недавно первый замглавы президентской администрации Владислав Сурков.
Собственники обычного жилья, скромных автомобилей, небольших компаний. Врачи, преподаватели и офицеры. Квалифицированные рабочие. Сельские специалисты. Государственные служащие. Офисные работники… Их интересы стали целью политики последних лет. Их трудом, их знаниями и энергией обеспечен экономический рост».
Насчет последнего отчасти верно. А вот насчет интересов и целей – не совсем. Скорее, наоборот: все эти годы средний класс просто принимал то, что предлагалось или навязывалось ему сверху, лишь бы его не трогали и позволяли спокойно зарабатывать. Он не создавал запроса, он подстраивался под имеющиеся требования. Это был своего рода новый общественный договор с верхами: вы сами по себе; мы сами. Но теперь он может выйти боком именно среднему классу.
Вряд ли стоит ожидать неожиданного или нелояльного поведения от истеблишмента, будь он региональным, федеральным или даже корпоративным. Он будет сохранять стройность рядов, по меньшей мере, видимую стройность, до тех пор, пока это приносит выгоду. А ничто не дает оснований полагать, что выгодной скоро станет обратная тактика поведения.
Здесь и кроется еще одна опасность надвигающегося периода трудностей. Дело в том, что стабильность последних лет во многом атрофировала навыки принимать решения эффективные, качественные, а подчас и болезненные. Тщательно культивируемая идея стабильности сделала лишней способность критически оценивать факты, получать обратную связь, прислушиваться к посторонним советам. Любая реплика несогласия и даже сомнения приравнивалась к демаршу. Однако существование в «безоглядных» условиях весьма непросто, оно искореняет привычку поворачивать голову и видеть разные стороны жизни.
Поэтому очень трудно сказать, какова сегодня картина мира у прослойки принимающих решения. Не слишком ли велик разрыв между представлением о реальности и самой реальностью? Ведь, в сущности, практически не осталось методов сбора непредвзятой информации, оценки причин тех или иных настроений, расчета последствий. В такой ситуации весьма трудно принять решение, основанное на фактах и насущной необходимости, а не предположениях или собственных представлениях.
Некоторые выступления последних недель явственно показали разницу восприятия даже внутри самой элиты. Так, один политик относит к среднему классу тех, «кто занимал тысячи рублей на холодильник, квартиру, образование, на потребление». По его мнению, это рабочие, офис-менеджеры, малый бизнес.
Другой же относит тех, кто может «позволить себе иметь машину, покупать бензин», к людям с большими или «средними доходами», полагая, что именно от них нужно перераспределять доходы в пользу нуждающихся: безработных, инвалидов, пенсионеров, военных. Между тем, Россия уже вышла из категории стран, где богатство или даже достаток измеряется наличием машины в семье. Да и машины бывают разные… Если так по-разному чиновники оценивают простое транспортное средство, что говорить о более сложных категориях достатка и бедности.
Но тут есть еще одна сторона. Дело в том, что ряд политиков обладает фантастическими инстинктами. Они чувствуют народ и, принимая решения, не в последнюю очередь будут руководствоваться именно своим политическим чутьем.
Что можно сказать об этом, опираясь на прежний опыт? Первое – что особое внимание будет вновь придаваться настроениям в «социально опасных» прослойках, то есть в среде тех кто, скорее, потребляет, чем создает; кто задает консервацию или даже реактивное движение, но не работает на прогресс.
Второе – если кризис действительно примет опасные масштабы, необходимо будет найти и продемонстрировать виноватых. Это исконная национальная черта – не может так быть, чтобы было плохо, а виноватых при этом не было. Следовательно, виноватых найдут. Их ранг и количество будут определяться глубиной и долготой трудностей. Пока с ролью виноватого «успешно» справляются Соединенные Штаты, но не исключено, что этого окажется мало и понадобится «новый Чубайс».
Дисбаланс между «картинками», которые будут продолжать демонстрировать народу, и реальностью может внести еще большую неразбериху в ориентиры класса или прослойки тех, кто принимает решения. Система эманаций, звуков и символов, достаточно четко работавшая последние годы (во всяком случае, элита научилась «считывать» поступающие знаки и преломлять их на своем уровне), начала давать сбои. Многие уже выглядят дезориентированными или, по меньшей мере, растерянными. Почему? Потому что ныне никто не может ничего предугадать. Как недавно заметил один эксперт, «обстановка характеризуется отсутствием прогнозов и их невозможностью».
Потому что мы имеем систему, функционирующую на ручном управлении и основанную на субъективном понимании необходимости того или иного шага. Ближайшие годы покажут, сколь она соотносима с объективными законами развития экономики, политики, социума.