Из уютного тепла постели неохота вылезать. Будильник в мобильном телефоне жены звякнул, и она, дыша сонным теплом, пробормотала: Тебе пора. Да, да, я знаю - ответил он, чувствуя, как терпкие капельки слов растекаются в воздухе. В них было нечто малиновое, или так, слегка окровавлено, окрасил их толстый кошмар, из-под власти которого я ещё не выбрался?
Одеяло откинуто, ноги коснулись пола. Коридор, где витают тени стихов, отразился в старинном, к потолку уходящим зеркале, прежде чем стать реальностью.
В ванной кафель блеснул световоротом термосного нутра. Освежит ли вода?
Кофе с привычным бутербродом, и взгляд за окно, где слоится осенняя хмарь, мало считаясь с красотой листвы.
Но если ты во всём провидишь сад, не надо новостей, не надо и наград:
Одежда, уютно-привычно облегающая тело, несколько шагов к постели, <Пока> - жене, и тёплые шарики её ответа, медленно плывущие в воздухе.
Холодновато на улице. Большая лужа у подъезда ещё увеличилась за ночь. Ладно.
Пересекая теченье машин, попадаю в уютно-тихую систему московских дворов, где раскрашенные гномы из гипса глядят на обновлённую спортплощадку.
Новый поворот открывает бульвар, стекающий к массивному красному очень старому храму. Вокруг него кладбище, но его не видно - ограда высока. Вороны, естественно, грают.
И вот оно - родное, ненавистное учреждение: массивные кубы, узурпировавшие пространство, тусклый блеск стёкол, лестницы и коридоры.
Толстое стекло вахты, уютная комнатка, синевато освещённая изнутри. Круглая пластиковая коробочка с ключами.
В колоннах и лестничных перилах весёлые зайчики световых бликов.
Я открываю читальный зал, вешаю на рогатую вешалку плащ, и отправляюсь курить.
А то, что всё исчезнет дымом - невыносимо. Нет, не так: дымом - нелюдимым, дымом - керосином:
Навес для курящих в середине квадратного двора. Мох в щелях плит бархатно зелен. Морось - как небесная поросль.
Вернувшись в зал, он (что-то двоится, лопается в сознание автора) садится на вертящийся стул к синеватому, почти гостиничного виду столу, и:начинает ждать клиентов.
Желтоватые газеты свешиваются с полок у него за спиной, он знает об их реальности(а я?).
Кругленькая милая Женька шумно открывает дверь, и говорит:
-Привет.
-Привет, - отвечает он, не оборачиваясь, ибо в мозгу ветвится новый стих. Привет муаровому свету, привет осенней золотой листве, которой лучше нету:
-Почту разобрал?
-Сама разбери! -я перебрасываю толстый коричневый пакет.
Дальше описывать?
Хлопанье дверей, медленное наполнение зала, синие лампочки над столами, периодический поиск книг, абсолютно неинтересных, ибо ВУЗ - экономический, лица читателей, пятнами вмещённые в реальность моих стихов.
К полудню всё кончится, ибо он работает на полставки.
Анализ пути домой уместится в восемь зарифмованных строчек, а точку поставит обед. Сытно дымящийся рассольник, как средоточье ближайших перспектив, и курица,
Возлежащая на картофельно-морковных кругляшах. Зевота пополам с глотаемым сигаретным дымом, и сон, тихо крадущийся - откуда? Из поэтических недр?
Это называется проза. Никогда не писал. Медленное вызревание неизвестно чего, сладко заполняющее мой мозг.
А сон и вообще весьма поэтичен.
А проза скучна, как ловля рыбы, когда хочется смотреть на птиц.
Пусть проза переходит в поэзию: Поэзия простого дня в чертах осеннего огня занятно это или нет? а снилась сказочная нер-па, говорящая со мной. Я встал, реальности чужой:
Представь себе мыслящие камни. Не хватает воображения.
Камень - сгусток силы, крепкая субстанция;
камень в руке пророка, пророк, побиваемый камнями:
Скол малахита на моём столе, Дымчато-белые разводы внутри зелёных структур. Немая сила -
добрая причём - исходящая от зелёного в прожилках камня.
Сколько раз, идя по дороге, презрительно, носком
ботинка отбрасывал ты коричневатые, жёлтые,
в крапинках камешки? Может быть рвалась при этом
незримая нить?
Плоские камни, в детстве пускаемые по поверхности
водоёма. Сколько подскочит раз? Круги неизвестности.
Густо-зелёный, острый высверк изумруда. Сапфир, глубокий, как мозг. Царь-алмаз
Тайна камней, как вечная тайна небесного молчания.
Город, различимый в янтаре:
Душа в расчёсах:Роль пастуха, а рядом - такие храмы, такая
мраморная белизна. Такая поэзия!
Его зовут Герострат.
Ядовитая зелень луга, мирно пасущиеся:ну пускай, овцы.
Где взять мазь, чтобы смягчить расчёсы вечно ноющей души?
Раны не прижигают огнём. Когда Герострат, ходил по городу,
великолепная архитектура, мощью своей спорившая с небесной лепной синью, томила его. Герострат - это имя антисозидания.
Храм, избранный им, имел деревянные вставки - выверт судьбы, нелепость. Как могут сгореть монолиты мрамора, эти отшлифованные громады? Как может войти в голову мысль остаться во времени не через труд и поэзию, а через уничтожение? Имя его не Герострат, а - тщеславие.
И тем не менее - Герострат.
Какой-нибудь дом в провинции. Переулок, естественно,
узок, а церковь - старая, мрачноватая, в закаморах -
высока. Асфальт переулка разбит и выщерблен.
На стене дома - двухэтажного, жёлтого - возможна доска в память местного краеведа.Колонка на углу, и когда соседка набирает воду, ведро блестит в солнечных лучах. Во дворе сушится бельё. Старая скамейка, вросшая в землю. Лопухи, огромные, как слоновьи уши.
Не обожгись - тут много крапивы. Крашеная красным лестница на второй этаж сильно скрипит. В одной
из комнат - круглый стол, фикус в углу; ковёр с итальянкой, собирающей виноград, висит на стене. Комод пузат. Из окна видна церковь. В этой квартире жили старики. А может быть и не жили. Может быть мне
только кажется, что я тут бывал:
Теперь, когда мышцы потеряли упругость, взгляд - зоркость, но мозг не утратил хитроумия - оглядывая свой боевой и водный путь, он понимает, насколько богатой была его жизнь. Схождение в Аид, где цвели нежные асфодели, а души мерцали драгоценной
рудой, и хлев Цирцеи, где тела его друзей
сжимались, превращаясь в хрюкающих свиней;
чудовище, всасывающее в себя корабли, и другое -
шестиглавое, с острыми мечами зубов; огромный
циклоп, вонючая его пещера с острыми камнями,
вращающийся единственный глаз; Навсикая,
нашедшая странника на берегу - измождённого,
просолённого, опутанного водорослями:
Одиссей понимает, что был счастлив, но не может
знать, что его судьба уже не принадлежит ему,
став темой величайшей поэмы.
Когда поэт Михаил Гипси, издавший книжку футуристических стихов (без рифм, конечно) в лиловой обложке - говорил молодой женщине, что не может жить без неё, она смеялась.
И действительно - как так не может жить в Торжке в 1908 году? Где жизнь сама столь конкретна, что кажется можно её порезать на ломти и взять в руки. Где в грибном ряду рынка продают хрусткие солёные грузди, а жёлтые дома в два, а редко три этажа, прочно хранят в себе слои уютного, тёплого, пёстрого быта с тяжёлыми пирогами, самоваром, овально отражающим любое лицо, и лоскутными одеялами:
Тем не менее, поэт говорил, а молодая женщина смеялась.
А потом кормила его шоколадом, отламывая от толстой плитки.
Вот она, книжка Михаила Гипси - я держу её, поэт не стал знаменит, нет-нет, а коричневая дарственная надпись моей бабушке, кормившей его шоколадом, выцвела и расплылась.
На столе тирана, в одном из залов бесконечного, лабиринтообразного дворца, где бессчётные белые бинты лестниц убаюкивают раны пространства - на этом столе,
Сквозь гроссбухи, тронутые нежной розовой плесенью, проросли красные, ребристые, фиолетовые грибы, Задумчивая вялая корова мягкими слюнявыми губами теребила миткалевые занавески с золотыми кистями.
Ни грибов, ни корову никто не трогал.
Офицер из высших - в мундире с бессчётными звёздами и ромбами орденов - склонясь к тирану - удобно, в зелёном халате сидящему в кресле - говорит минут 15.
- Ошибка исключена? - Абсолютно, мой генерал!( Естественно - Латинская Америка, пальмы в стрельчатых окнах дворца-замка.)
Офицер включает диктофон, и медоточивый голос первого адъютанта выдаёт такие рулады, что суть предательства становится очевидна. - А тут, мой генерал, - шепчет офицер, нажав кнопку и остановив запись - папка с материалами, изобличающими заговор.
Пухлая епископальная рука взмывает в воздух. - Иди. Я посмотрю.
Уже в машине, в роскошном авто, закурив, офицер позволяет себе улыбку. Долго и тщательно готовил он этот псевдозаговор,
Тщательно разбивал сад иллюзий, подбирал помощников,
Думал, кто подойдёт для подставы, комбинировал, искал. Тиран
Будет оплетён ложью, и, дёргая за прочные её нити, можно будет:о! Дух захватывает от перспектив.
Тиран, зевая, кидает папку с бумагами корове, сбрасывает на пол диктофон, раздавив его, идёт купаться в душистом, ароматном бассейне:
Сгущённая смысловая плазма платоновских рассказов, согретая теплом естества, всеобщностью, фантазиями( или провидением?)
Фёдорова?
Я добрался до ЧЕВЕНГУРА. Ощущение гигантской карикатуры на мироустройство, не люди - а <рыла>, неистовство словесной Босхианы. Прелестный свет рассказов потух под плитами
переогромленного абсурда.
И меня вновь зовут ТРЕТИЙ СЫН и ПУТЕШЕСТВИЕ.
2
ВИДЕНИЕ МАТЕРИ
От долгого трудного молитвенного напряжения женщина-мать
впала в подобие транса, где сквозь картины реальности, одетые сном проступали чистые огни света.
Большой белый ангел, знавший суть её молитв, взял её за руку и повёл коридором, стены которого были ядовито-красны.За одной из дверей её мальчик резвился, оседлав деревянную лошадку.За другой, он же, став бледным юношей читал толстую книгу. Потом была комната, полная сизого табачного дыма, где молодые люди жадно спорили о сущности мироустройства. Много ещё было дверей, но последняя открывала виселицу. Мать вскрикнула и очнулась.
Тяжело болевший маленький её сын был вне опасности.
Звали его Кондратий Рылеев.
3
СУМЕРКИ
Сумерки - время мысли, ибо утро обычно пронизано животным и сладким ощущением себя в теле жизни. Нежный муар сумерек легко отодвигаем, и тогда обнажаются во плоти
невиданные парадоксы, догадки, предчувствия, тайны.
А впереди - ночь.
Янтарём играет коньяк в графине на столике перед Баратынским.
Снег, идущий крупно, кипенно-белый, новогодний, ёлочный снег, изменяющий облик города. Воздух свеж и пахуч, а многочисленные глаза фонарей равнодушны к идущим мимо. Вдруг, после очередного поворота, некто - праздно гуляющий - видит тёмный массив собора:и - кто это мелькнул впереди?
Быстро идущий человек в пальто и шапке манит меня следовать за ним. Да это ж отец! Пробую догнать, он оборачивается, улыбается и ускоряет шаг. Мы минуем тёмную громаду собора, и:я вспоминаю, что отец умер 20 лет назад, и я никогда не забывал об этом. Фигура впереди исчезает, и я вхожу в один из своих снов:
Разлив зеленовато-серой стекловидной воды соответствует белым рыхлым хлопьям знаменитого венецианского тумана:Тело, оставляющее следы в белизне возможно было чьим-то видением. Красный кирпич воспалён,
Осыпающаяся штукатурка едва ли помнит имперский мир, и угловатый поворот канала вряд ли откроет новую перспективу. Хребты Сан-Марко столь велики, что в них войдёт целая пещера. Ночью вода чернеет смолою в роскоши бессчётных огней, и золотые окна палаццо кажутся таинственными потусторонними мечтами:
Жильные стволы гробов. Чтобы текла монета, они требуют наполнения. День что ли не задался? Утром был куплен простейший, и даже выбор венков ограничился красно-зелёным примитивом.
Новый клиент был молод и вихраст, и сотрудница привычно Изобразила на лице скорбь.
-Меня интересуют костюмы, - сказал парень спокойно, так будто речь шла о грибах.
-Какой размер? - поинтересовалась сотрудница.
-На меня, - невозмутимо ответствовал пришедший.
Некоторое удивление она попыталась скрыть: Не расслышала?
-Ну да, на меня.
-Но:знаете:
-А что вас удивляет?
-Обычно:
-Ах да, - ответил он твёрдо, - просто я умею управлять своей смертью.
Гробы улыбнулись в ответ.
Вам доводилось иметь дело с людьми, делающими подобные заявления?
Обычный, серый, текущий дождиком день.
Попытка восстановить прошлое равносильна стремлению войти в снящийся лес - ирреальность его мерцанья тотчас ускользает из круга дневной памяти.
Поездка в Тулу тридцати (если не больше) летней давности.
Помню серую пыльную стену, всё длящуюся и длящуюся - и нет ей конца, и детский взор стремится зафиксировать чёрную птицу, усевшуюся на макушке стены.
Что это за стена? Может быть, Тульский Кремль?
Но - ярко, выпукло, вспышками разнообразных деталей - вспоминается музей оружие: крохотные дамские пистолеты, и массивные, туго блестящие кухенрейторы; странные формы современного спортивного оружия - будто представители фантастической фауны; маленькие, злобные <бульдоги>:
Снящийся лес памяти - зачем ты не отпускаешь меня?
:и соборы росли медленно, наполняясь соком смысла, мёдом веры; вера вообще была непреложной, как жизнь:
Каменные города игольчатой готики крупно встроены в небо.
Алхимик в лаборатории, заполненной причудливыми, изогнутыми, пузатыми сосудами, загадочными инструментами.
Сколь страшна чума?
Пьяный монах на осляти весело распевает.
Спор студиозусов в коридоре университета кончается ссорой.
Замок - как город в миниатюре, башни его, стены, которые невозможно разрушить.
Мерцанье мистических тайн.
Плод Средневековья:
Бор, отделённый от нас водохранилищем, меняет окрас на глазах. Облака, плывущие мерно и важно, кидают лёгкие летучие тени, и цветовые полосы пересекают бор, отливая то золотом, то охрой. Глубокая зелень сменяется нежной синевой, и вдруг бор напоминает гигантские заросли доисторического мха:или таинственный мозг, увлечённый сложными мыслями.
Где-то справа - Подзавалье, калужский микромир, деревня, вторгающаяся в город, и там - только частные дома, палисады, узкие улицы, горбатый рельеф; и облака текут по-прежнему, видоизменяя цветовую гамму бора.
Стояли, оцепенев, у куста сирени. В сумерках, густо разведённых детской мечтой, ждали, когда пролетит тяжёлый, крупный майский жук.
Резко подпрыгнув, ловили, ладонью действуя, как сачком.
Плотный, как крупный жёлудь, опушённый, жук приятно скрёбся в ладони.
-У меня крупнее, - говорил один брат другому.
Бывало сажали жуков в спичечные коробки, и слушали, как они скребутся там. А потом отпускали.
А кто отпустит детские воспоминания?
Логарифмическая линейка - плоскостной, цифровой, знаковый мир, будто добавляющий измерение к реальности, а на деле - толкующий уже имеемые три:
Лоснящийся матовый баклажан - карнавальный нос крупного шута; венецианские щи, приправленные страстями.
Что общего между линейкой и баклажаном? То, что и то и то существует в реальности? А существует ли сама реальность?
Птица в темноте покидает ветку тополя, растущего около окна, и она качается, вздрагивает:
Канделябры ветвей:
Лёд блещет упругой синевой, играет тугим белым натяжением.
Предстоящее действие - искусство или спорт?
Туго закрученные прыжки рассекают воздух; плавное скольжение расходится кругами, и графика, возникающая на льду, абстрактна, как иная мысль.
Много пестроты вокруг; волны музыки:
Всё-таки это зрелище, то есть - апелляция к не слишком высоким человеческим чувствам.
Льдистая слава спортсменов:
Чуть в отдалении сидит от сотрудников на кожаном диване, и медленно, плавными движеньями набивает трубку.
Богатые апартаменты, старинные книги в шкафах, тёмная резная мебель.
За блестящим массивным столом четыре человека, разделённые лаковой гладью. Круглые шары фраз.
Быстрый взгляд на хозяина, медленно закуривающего трубку:
Как строятся переговоры?
Сшибка воль, сабельный блеск предложений, едкая кислота острот? Всё подходит - лишь бы был результат.
:который не стоит выеденного яйца.
Ровный гул голосов, пластающийся над столами.
Какой-то клуб - заводской, вероятно, по воскресеньям арендовал клуб нумизматов. Советские были пестро, в цвета радуги окрашивал коллекционный азарт.
Широкая лестница, ведущая на второй этаж, внезапно обрывалась целым садом коллекционеров; и столы, занятые старейшими членами клуба, уже с утра были отягчены рядами монет. Коробки, кляссеры, толстые каталоги в цветастых обложках.
-На двух Бартоков 500 лир Пия X?
-Неравноценно. - Стас одноглаз, но и живой глаз его не выражает никаких эмоций.
Выкипающий котёл страстей.
На почётном месте - неподвижный, как Будда, массивный телом Аркадий, с важным лицом средневекового курфюрста.
Ас - и чем его удивишь? Рядом его друг - херувимоподобный, курчавенький Доктор - подвижный, улыбчивый, хранящий монеты в пластиковых коробках.
Люди ходят от стола к столу, меняются чем-то; что-то покупают - мелькают заурядные современные банкноты. Увлечение, крепко пропитанное властью денег.
Сверкают крупные современные европейские коммеморативы.
Корабль клуба медленно плывёт к закату.
Тяжёлые старинные холсты, богатое масло в не менее богатых рамах; мягкие толстые ковры, поглощающие шаги, витые перила тёмных лестниц, серебро, канделябры, ветвистые, как оленьи рога. Кабаньи и лосиные головы - трофеи сомнительных успехов. Эрцгерцог пьёт мягкое густое вино, а Мария молча сидит в кресле. - У нас нет выбора, - тихо говорит эрцгерцог. И ещё тише, эхом Мария отвечает - Нет.
Слуги - камердинер и повар - бегут на звук выстрела, рогом прободавший тишину; бегут по коврам, поднимаются по лестнице, ломают дверь:
Грустная музыка любви. Трагичная мелодия невозможности быть вмести.
Чёрная зимняя ночь, обволакивающая уютный охотничий домик:
Яичница, вертикально встающая с тарелки, рассыпется гроздь. Гранатовых зёрен-брызг. Дуло винтовки превращается в чей-то глаз; а два полосатых окуня поглощают тигра. Яблоки, висящие в пространстве; яблоко, заменившее чьё-то лицо:Всё это - или нечто подобное - множась, суммируясь часто толчётся во всяком (почти) сознании, но, выплеснутое на холст или бумагу, даже с техническим мастерством, умаляет смысловые бездны, удаляя от катарсиса:
С бабушкой шёл через дачный посёлок к поселковому магазину, где она хотела купить чашку дочери - тётке моей в подарок. Бабушка, крупная, добрая, всегда создававшая уют, опиралась на палку и что-то рассказывала мне, младшему внуку. Война, трое детей - тётка моя родилась в сорок первом - муж погиб в первые дни войны, эвакуация - весь длинный тяжёлый путь не сделал её менее оптимистичной, меньше хлопочущей ради сытного, вкусного земного бытия. Бабушкины пироги и сладости! А на свадьбу брату она испекла 12 тортов! А со мною, младшим и любимым ( как утверждала мама) внуком сидела долгим детством, и её рассказы казались волшебными. Где ты теперь, моя бабушка? Я вновь иду по той же вьющейся, жёлто-коричневой дачной тропе, и вспоминаю, вспоминаю:
Это, конечно, великая проза - в прикровенной своеродности таинственно оживают слова первоначальными своими смыслами. Это чудовищная проза: ожившая Босхиана, круговорот потусторонних харь, еда-глина. Это великая проза: крепкокостная, жильная, тугая. Это невозможно читать: чудовищный низовой физиологизм: все жуют, хряпают, хрюкают, давятся. А что за фамилии персонажей: будто по словам саданули старой, чёрной, страшной кувалдой, сплющивая привычные связи букв. А диалоги? Так разговаривали бы шарниры с гайками, оживи они волею тёмного колдовства - тёплые люди из плоти и крови не могут производить таких реплик. Это великая проза: страшное свидетельство того, каким косным и безмысленным может быть человек без языка. Это невозможная проза: сверхматериальность её, жидкий воск, обволакивающий душу, лишающий её огней и лучений. Это великая проза отчаянья, придавленности к земле, тупой механистичности, неправильного в людях, нежного трепета, тайной мысли:
Изнеженный магараджа пухлой рукой в перстнях двинул коня, разрушая амбиции противника.
Изящество шахмат.
Древняя магия воздушных перемещений! И мощно сомкнутые ряды пешек всегда готовы к удару.
А мы не пешки?
Конь амбиций толкает вперёд, к смерти.
Симфоническая согласованность шахмат! Флейты твоей обороны, и главная тема - органичность ладьи, плывущей по волнам доски.
В жизненных шахматах нет победителей.
Искажёнными возрастом пальцами сжимает подлокотник кресла, а лицо сереет, когда вновь и вновь приходит это воспоминание.
Кто был тот нищий, с его попустительства отправленный на смерть? Слова его оживают в старом мозгу, и от них идёт сияние.
Роскошная вилла в зелёной пене богатого сада, бесконечное сине-прозрачное небо, долгая, богатая событиями жизнь - всё это сжимается до клочка боли.
И думает старик - а что было бы если бы он послал легионеров отбить того нищего? Легионеров, закамуфлированных под зилотов?
Пилат вздыхает тяжело, и больными слезящимися глазами всматривается в прошлое, какое не изменить.
Александр Балтин - член Союза писателей Москвы, автор 18-ти поэтических книг, свыше 170 публикаций в 64 изданиях России, Украины, Италии, США, лауреат международных поэтических конкурсов, стихи переведены на итальянский язык. Обсудить на форуме >> Оставить отзыв (Комментариев: 0) Дата публикации: 25.06.2008 19:21:27
