Главной интригой прошедших выборов вновь был уровень явки. Точнее, нет, конечно, не интригой. Задачей что ли, целью, базовым смыслом. С того момента, как были отменены требования к минимальному порогу явки, чтобы признать выборы состоявшимися, одной из основных задач стало - ирония политических решений - обеспечение максимально высокого уровня этой самой явки. Зачем?

Ответ на поверхности - чтобы завысить стартовый кредит доверия. В новейшей российской электоральной системе считается, что чем выше процент проголосовавших, тем активнее граждане вовлечены в общественную жизнь; тем большим доверием априори наделяется победивший.

Подспудно всегда есть второе объяснение: высокая явка - один из показателей, по которому можно оценить дисциплинированность регионального истеблишмента, его готовность сотрудничать с центром, степень лояльности федеральному курсу. 80, 90 процентов населения пришло на выборы, 60, 70 процентов дали победителю - значит, хорошо поработали местные власти, не зря занимают свои посты. В свою очередь, местные власти это тоже прекрасно понимают: обеспечили процент - с большим пониманием отнесутся и ко многим другим вопросам-просьбам-намерениям, на что-то закроют глаза. Не обеспечили - могут при случае напомнить, что плохо «справлялись с поставленными задачами», без должного внимания относились к «ключевым для страны вещам».

Незадолго до выборов возникла еще одна тема, тоже, скорее, раскрученная искусственно, нежели возникшая из жизни. А именно: свой ли у Медведева рейтинг или сугубо «путинский»? Что, в свою очередь, должно дисциплинировать преемника или развязать ему руки в плане самостоятельных поступков.

А между тем, если взглянуть на ситуацию под другим углом, то и процент явки, и процент отданных голосов можно назвать весьма вредными факторами для победившего. Почему? Потому что слишком обязывают, слишком лишают свободы маневра. Конечно, при условии, если победитель намерен что-то делать.

Россия относится к странам, которые миновали стадию цензовой демократии, сразу учредив прямую и для всех. Таким образом, сразу возник мотив «воли большинства», «массового рейтинга», «народных чаяний и наказов». Но большинство право далеко не всегда. Особенно в российских условиях, в которых большинство формируется из слоев, которые требуют либо защиты социального характера, либо протекционизма характера политического.

Так получилось, что все последние годы дисциплинированно голосуют либо те, кого дисциплине учили еще во времена советского строя, либо те, кто приравнивает голосование к долгу, а не осознанной воле. Но природа их запросов своеобразна. Истеблишменту впоследствии нужна гарантия своей сохранности в верхних слоях принимающих решения. Дисциплинированным и уязвимым социальным прослойкам нужны же, прежде всего, действия, которые не потревожат их сегодняшнего спокойствия. Подчас, кстати, достаточно мрачного и реакционного по своей природе. Плюс к этому нужно добавить эффект завышенных ожиданий, которые становятся в некотором роде ловушкой для победителя. От него ждут, что дальше будет еще лучше и еще стабильнее. И он и только он - залог этих ожиданий и их исполнитель.

Между тем, подходит время некоторых действий, которые могут - по крайней мере, на некоторое время - поколебать спокойное самодовольство общества. Например, по любому нужно в ближайшие годы срочно заниматься пенсионной реформой. Нужно реально приступать к масштабному реформированию инфраструктуры, причем самого разного свойства - от государственных институций до коммунальной сферы. Уже заявленные как темы ближайшего будущего забюрократизированность всего и вся, а также антикоррупционные действия сопряжены с довольно серьезными действиями. Если, конечно, заявленное действительно хотят видеть исполненным, а не набором отчетов ведомств о проделанной работе. Если заявленная гуманизация правосудия не обернется только новыми ужесточениями УК и УПК. Если выраженное беспокойство за экологию не окажется лишь поводом для пересмотра лицензий на месторождения. В частности, та же экология - это другие стандарты, новые требования к автопрому (крупный частный, государственный и окологосударственный бизнес), к мегаполисам (мэры-политики с ярко выраженной партийной принадлежностью) и даже, страшно сказать, к ТЭКу.

То есть, в сущности, если заниматься реализацией заявленного по серьезному, окажется, что то тут, то там затрагиваются интересы (или то, как они сегодня видятся и осознаются) именно тех, кто поддержал, или тех, кто значительную долю этой поддержки обеспечил. Под угрозой оказываются привычный взгляд на вещи и манера работы, ставшие нормой в последние годы. И весьма скоро обнаруживается, что победитель находится в вилке требований элит и социально депрессивных.

Следует помнить еще об одной особенности сегодняшних волеизъявлений: отдавая свои голоса, представители большинства прослоек ориентируются на то, что их прежде всего не будут трогать. Негласное соглашение звучит так: мы соглашаемся с вашими политическими правилами в обмен на то, что вы не лезете в нашу жизнь; вы там у себя делаете, что считаете нужным, мы тут у себя живем, как хочется нам. И до следующих выборов, пожалуйста, нас не беспокойте, мы уже исполнили свой долг, как вы же нам его разъяснили.

Только на этом не достичь никакой заявленной модернизации, инновации, лидерства. Вот и получается, что иногда лучше чего-то не иметь, чем иметь чрезмерно.

Преемник уже не может существовать лишь в статусе «стабилизатора», окруженного ореолом безоговорочной поддержки и согласия; этот этап пройден, лозунги исчерпаны, аргументы отработаны. Приходящий по своей роли будет обязан предложить пакет созидательных действий.

А для этого нужна не толпа пассивного большинства. Нужна команда деятельного меньшинства.