Советский Союз разрушил рок-н-ролл!


Одни считают его непревзойденным гением, голосом №1 на профессиональной сцене. Другие, отдавая должное его таланту, награждают эпитетами, из которых самое приличное слово — «гадский». Одни его боготворят, другие «не переваривают», остальные боятся. Он умен, бескомпромиссен, резок и словом владеет, как пулей. «Дедушка русского рока», диссидент от музыки, правдоискатель по жизни и бунтарь-одиночка. Александр Градский.

Сегодня артисты управляют миром

– АЛЕКСАНДР Борисович, помните, как петь начали?

– Лет в десять. Но хреново... Ха-ха-ха! Между прочим, в детстве у меня был такой же тонкий голос, как у Робертино Лоретти. Помню, как с песней «Ленин всегда живой, Ленин всегда с тобой» я пришел пробоваться в хор Дома культуры. И меня даже приняли. Но я ее спел один только раз. Что интересно, потом, годы спустя, ее автор Серафим Туликов был единственным воздержавшимся при приеме меня в Союз композиторов.

– Вы в детстве семь лет занимались скрипкой. Наверное, напрочь были лишены простых детских радостей – футбола, дворового хулиганства...

– Нет, ничего этого я не был лишен. Именно поэтому, может быть, скрипач из меня и не получился. На занятия я тратил не 7–8 часов в день, а 2–3. Я всегда занимался спортом. Сначала футболом, потом волейболом, борьбой, каратэ. Тем не менее музыкальную школу я закончил, получил диплом и, видимо, какие-то надежды подавал. Но к тому времени уже появились «Биттлз». И скрипка мне помогла, конечно, но тут же начала мешать, потому что какая скрипка, когда... «Биттлз». Уже ни о какой скрипичной карьере речи быть не могло.

– Завязать на время с классической музыкой – это было осмысленное решение? В 14-то лет!

– Ну и что! Я был уже взрослый, мама умерла, и я себя чувствовал человеком ответственным. В 14 лет я уже играл рок-н-ролл в ансамбле польских студентов «Тараканы», в 16 – организовал группу «Славяне», а чуть позже – группу «Скоморохи», которая первой в СССР сделала рок-программу на русском языке.

– Рок в 70-е в СССР был под полузапретом. Тогда благодаря чему к вам пришла такая популярность?

– Благодаря песне Али Пахмутовой «Как молоды мы были», которую я спел, и фильму «Романс о влюбленных», к которому я написал музыку.

Востребованность была в такой степени велика, что мне платили самые высокие гонорары. Начиная с 1975 г. я был одним из, может быть, двух-трех самых высокооплачиваемых артистов во дворцах спорта. Почему? Да потому, что я в любом городе мог собрать любые залы. Например, давал 20 с лишним сольных концертов в питерском зале «Юбилейный», где было шесть тысяч мест. По три концерта в день. Итого 18 тыс. человек в день.(!) Сегодняшним гастролерам такие цифры и не снились, они даже не понимают, что это такое.

– Интересно: высокие гонорары – это сколько?

– Я не хочу об этом говорить.

– И все-таки... Существовали же официальные расценки филармоний – потолок не более 30 руб. за сольный концерт.

– Я получал полторы тысячи рублей в день за три двухчасовых сольных концерта в трехоктавном диапазоне. Тогда никто столько не получал… Но, кстати, даже и сейчас так никто не работает. Послушайте, допустим, на какого-то артиста идут люди. Он чувствует себя королем. Он задает вопрос: «Почему я получаю ставку 10 руб., и он получает ставку 10 рублей. Но на меня приходит тысяча человек, а на него – два человека. Значит, я не поеду просто так – воруйте!» И ему воровали, и мне воровали. И всем воровали. Так происходит и теперь – каждый артист знает, сколько он «стоит». Но сейчас это все, так сказать, законно. А тогда – не совсем законно, но справедливо.

– Кстати, о законности. Куда смотрела партия и ее главный боевой отряд в лице КГБ?

– Здесь надо просто точно ставить акценты. В нашей стране все музыканты, да и все люди искусства привыкли исходить из того, что раз они такие замечательные и талантливые, то государство должно им помогать – предоставлять площадки, платить гонорары и так далее. Когда государство им вдруг говорило: «Ребята, нам не нравится ваш жанр, да и лохматые вы все какие-то, пошли вы...», это считалось притеснением. Если не помогают, значит, «тебя душат». И возникало ощущение, что, дескать, ты не можешь пробиться. На самом деле причина была в другом: ты плохо играешь, и люди не хотят тебя слушать. А если люди тебя хотят слушать, поверьте мне, пробиваться – это как щелчок. Любой администратор, зная, что на эту группу побежит народ, вывернется наизнанку. Это первое. Другая ситуация – это КГБ и идеология. Мне кажется, что вообще Комитет всех нас немножко упустил. Они не поняли значение этой музыки. А рок-н-ролл, в чем я глубоко убежден, развалил и СССР, и коммунизм. В том смысле, что освободил мировоззрение людей. Не диссиденты, не ЦРУ, а рок-н-ролл! Нас просто проворонили.

– Неужели, по-вашему, музыка так влияет на сознание людей?

– А вы посмотрите, что сегодня творится. Артисты управляют миром. Сегодня от слова какого-нибудь Эрика Клэптона зависит в тысячу раз больше, чем от слова президента Буша. А от слова сэра Пола Маккартни – тем более. Потому что на какого-нибудь президента 90% населения земли реагирует со скептицизмом, а на Пола Маккартни – по-другому. Вот и все.

– Вы хотите сказать, что Александр Градский был опасен для советского строя?

– В том-то и дело, что они-то решили, что «он не опасен». А оказалось, что опасен именно для этого общества, и не я один. Для уродства! Потому что в советском обществе были какие-то вещи, я продолжаю так считать, очень положительные. Но были глобальные вещи резко отрицательные. И положительные вещи от того советского общества я в себе сам сохранил...

– Какие, например?

– Например, товарищеские отношения, взаимовыручка, когда не все меряется деньгами. Мне никакого проку не было поддерживать Макаревича или Гребенщикова, других ребят... Мне просто казалось: пускай это не очень хорошо сыграно и спето, но это идейно мне близко, значит, надо пытаться их пробивать... Еще мне удалось в себе сохранить некий самодостаточный «вещизм». К примеру: я сегодня достаточно обеспеченный человек, но могу спокойно ездить на самой обыкновенной машине, на которой ездит самый обыкновенный замдиректора какого-нибудь сраного ООО. У меня нет этого пафоса, как у сегодняшней двадцатилетней молодежи. У них райдеры на гастролях такие, что у принимающей стороны хронические головные боли. Ну где им взять 600-й «мерседес» в каком-то Ижевске. Для меня не так важна внешняя составляющая моего приезда. Важно – какие люди «на тебя пришли».

Могу спеть хоть на дне рожденья проститутки

– КТО, по-вашему, на сегодняшний день является законодателем мод и вкусов на российской музыкальной сцене?

– 95% нынешних так называемых звезд шоу-бизнеса созданы искусственно, благодаря руководителям телеканалов, которые их «крутят», и музыкальным критикам, которые пишут, какие они «супер». На самом деле, эти «звезды» ничего собой не представляют и проваливаются с треском на первых же гастролях. Только в одном случае за последние 5–7 лет телевидению удалось обмануть аудиторию. Я имею в виду проект «Фабрика звезд». Я поздравляю тех, кто придумал эту штуку, потому что им удалось задурить голову всей стране. Хорошо, молодцы! Только я не удержусь от того, чтобы назвать их мерзавцами. То есть мерзавец может быть молодцом... А мерзавцы потому, что отравляют вкус и цвет сразу нескольким поколениям – двум-трем как минимум.

– А это нормально, когда в одном концерте выступают те самые 95 процентов... и вдруг выходит Градский?

– Я уже давно себе сказал, что должен на это отвечать: «Мне все равно». А все равно или не все равно – это большой вопрос... Я профессиональный человек, я могу выступить где угодно – хоть в шахте, хоть на дне рожденья проститутки, где угодно... Я заставлю слушать себя всех.

– Приходилось... на дне рожденья?

– Было что-то в этом роде. Это нормально, когда тебе платят. Шаляпин пел на таких вечерах – уж на что великий исполнитель. Важно, чтобы ты после этого не садился ни с кем за стол, не был «вась-вась». Отработал, получил деньги, сказал: «До свиданья!» Люди к этому уже привыкли – даже самые что ни на есть крутые.

– Итак, популярность вам принесли фильм «Романс о влюбленных» и песня «Как молоды мы были»...

– Ну конечно! Пять раз в течение года это было показано по телевизору. Для меня этого оказалось достаточно. Сегодня пять раз в день показывают Киркорова, и то этого иногда бывает недостаточно... Ха-ха-ха!

– Как же получилось, что вы пишете музыку к фильму Кончаловского и почти одновременно женитесь на бывшей жене его брата Никиты Михалкова?

– Это случайность, конечно. Когда я Настю Вертинскую первый раз встретил, я даже не знал, что она была женой Никиты. Я увидел: классная, умная женщина, очень красивая, подумал, дай приударю. И получил от ворот поворот. В первый момент... Это был или конец 1975 или начало 1976 года. А потом мы встретились в Крыму и как-то вот так сошлись.

– Борис Хмельницкий, женатый в ту пору на Марианне Вертинской, рассказывал, что испытывал дискомфорт от «звездного» окружения. Вертинские, Михалковы...

– Я не испытывал никакого дискомфорта. Потому что я был не просто рокером, я был суперпопулярным рокером уже в то время. И мне было абсолютно плевать на «значение» Михалкова, Вертинского, Вертинской и всех их, вместе взятых. Для нас этот свет или полусвет, как она сама говорила тогда, это все была какая-то ерунда советская, в том же ряду, что комсомол, партия, профсоюзы. Мы на это смотрели свысока и поплевывали. У нас была совершенно другая, своя собственная, жизнь. Я просто помню, как на нашей с Настей свадьбе... каково было отношение ко мне со стороны ее друзей, коллег по сцене, Олега Табакова...

– Негативное?

– Оно было не негативное, а такое, дескать, «наша гениальная Настя вдруг вышла замуж за какого-то молодого рокера. И с чего это она вдруг?» Жалели... А потом произошла замечательная, смешная вещь. Мы как-то в очередной раз поссорились, не разговаривали, Настя плохо себя чувствовала. В это время состоялся мой сольный концерт в ЦДРИ – Центральном доме работников искусств. До этого у меня не было концертов в Москве – не разрешали официально. Были только подпольные выступления в каких-нибудь клубе, институте, ДК МАИ. И вдруг меня приглашают в ЦДРИ. С подготовкой, хорошими билетами... И вот когда Настя пришла больная, с температурой под 40, и ее не пускали, она продиралась через все заслоны... А в зале было мест 800 и на улице – около 2 тыс. человек. Когда она увидела ажиотаж, что творился в зале и за его пределами, была просто потрясена. После этого мы две недели были в идеальных отношениях... Но потом поссорились опять, и уже навсегда. Сейчас об этом весело вспоминать. Она об этом вспоминать не любит, считает наш брак ошибкой. А я считаю, что никаких ошибок в жизни не бывает – все очень полезно.

– Вы выступали на одной сцене и с Азнавуром, и с Кристоферсоном и с Лайзой Минелли. Она хорошая певица?

– Минелли – блестящая артистка, фантастически эмоциональная и изумительно энергетичная. Но петь не умеет. Кстати, ее мама Джуди Гарланд пела гораздо лучше... Просто в моем представлении умение петь – это встал ночью с кровати и... записал свою партию. У нас было так: каждый должен спеть несколько фраз песни Шарля Азнавура (он ведь армянин – Азнавурян), посвященной армянским событиям того времени, когда произошло землетрясение в Спитаке. Лайза шесть или семь раз спела, и все семь раз фальшиво. А я спел сразу. Когда она меня спросила: «Откуда ты такой взялся?», я сказал, что из России, она не поверила. «Там так петь не умеют!»

– Обидно! Как же так, а Шаляпин?

– Думаете, она знает, кто такой Шаляпин?! Минелли вдруг говорит: «Если ты русский, скажи мне durty words!» То есть, мол, скажи мне грязные слова на русском языке. Я ее отматерил, она как закричит: «Да-да, Барышников мне то же самое говорил!» Это было очень весело... А потом я уехал на разбитом такси в аэропорт и улетел домой. А она в огромном лимузине с девятью собаками, пятнадцатью телохранителями и четырьмя чемоданами направилась к себе в апартаменты. Шоу-бизнес. Чтобы быть богатым, необязательно хорошо петь.

Настоящий российский гимн – «Боже царя храни!»

– Говорят, вы строгий «режимщик»: если дня три назад выпили рюмку-другую, то не согласитесь давать незапланированный концерт?

– Не в той последовательности. Если я знаю, что у меня концерт, то я не пью.

– Тем не менее у вас все-таки был инцидент на эту тему – с Большим театром?

– А с Большим театром дружбы не получилось вот почему. Евгений Светланов позвал меня поработать в «Золотом петушке» как приглашенного артиста. И очередной спектакль был назначен, кажется, недели через три. Но мне вдруг звонят из театра: у нас замена, у нас вечером спектакль, будет австрийский посол. Я сказал, что вчера пил пиво, и отказался. Не могу же я экспромтом после вечернего возлияния петь сложнейшую партию с диапазоном в три октавы. О таких вещах надо заранее сообщать. К приглашенному исполнителю тоже нужно относиться с уважением. В Большом по этому эпизоду было разбирательство, и...

– Градского решили больше не приглашать?

– У меня несколько другая история, нежели с Волочковой. Настя цеплялась за то, чтобы быть в этом Большом театре, даже если ей не дают работать. А меня оставляли работать, а я сказал: «Пошли вы, ребята... вместе со своим Большим...» И они пошли... Смешно.

– Как свой голос оберегаете-лелеете? Не курите?

– Курил! И много. Потом бросил. Потому что я услышал, что это влияет на связки. Больше никак не «лелею».

– Судя по вашим словам, вы пашете, а на традиционных празд­ничных концертах по телевизору – кто угодно, только не Градский...

– Когда-то давно мы с Левой Лещенко выпили неплохо, и он так, по веселому настроению, сказал: «Правильно, Санечек, что тебя мало показывают по телевидению». Я спросил, почему. И он ответил: «Если бы тебя много показывали, мы все должны были бы застрелиться». Это было в шутку сказано – на самом деле я не уверен, что он так думает... Ну не показывают и не показывают – концертов-то у меня от этого не меньше.

– Бредовый вопрос, и все-таки. Допустим, президенту пришла в голову мысль – сделать Александра Градского министром культуры. Революцию устроили бы?

– А я бы не согласился! Не хочу... Это должность, где есть какие-то обязанности, а прав никаких.

– Вы довольно резко высказались по поводу российского гимна: «Русский гимн – это идиотизм!» Было такое?

– Мне не нравится сегодняшний гимн. Чем? Очень примитивная музыка Александрова – плохая, помпезная, однообразная, не воодушевляет...

– «Боже царя храни» лучше?

– Это гениальная музыка – божественная! Это настоящий гимн России... музыкальный. Текст – да, не годится – у нас не империя. Кстати, еще в 1998 г. я написал текст гимна на эту музыку Львова.


«Господи Боже наш!
Дай нам спасенье, веру, надежду,
любовь и мир.
Святый и крепкий наш,
дай нам спасенье,
Веру, надежду, любовь и мир».

Все! «Вера, надежда, любовь» – это бело-сине-красный флаг...

– Предлагали?

– Да. В комиссии у Волошина он был. И Волошин был вроде «за», насколько я знаю... Этот гимн будет гимном России, я не сомневаюсь в этом. Может быть, не именно этот текст, но похожий.

– Не раз слышал мнение, что свой великолепный потенциал вы реализовали процентов на 60...

– Глупость абсолютная! Тупость, чушь собачья. Когда люди такое говорят, они имеют в виду реализацию в средствах массовой информации. Но я тогда спрошу… Есть певица Алла Пугачева, которая всегда весьма и весьма была талантлива. Если начать разбирать, что она серьезного сделала после 84-го, выяснится, что в творческом отношении – 2–3 песни. И все. За 20 лет работы! А когда мы говорим о ней как о суперзвезде русской эстрады, Примадонне, ни у кого сомнений не вызывает, что она «полный вперед». Почему, если человек за 20 лет ничего не сделал вообще? Она что – спела что-нибудь, как Мария Каллас? Нет. У нее 3–4 песни Минкова, спетые замечательно, есть несколько блестяще сделанных записей в фильме «Король-олень», есть прекрасная работа в моей опере «Стадион», в фильме «Ирония судьбы». Но все это к большому искусству – настоящему свершению – отношения не имеет. В чем же тогда дело? Почему же этот человек – безоговорочная суперзвезда №1? Почему такая суперпопулярность, такой суперинтерес ко всем проявлениям ее жизни? Ответ: а кто его знает! Причем я тоже называю №1 – ее, но я не знаю, почему. То, что происходит с ее творчест­вом в последнее время, – это просто позор. И музыкальный, и интеллектуальный – какой угодно. «Король» забавляется... И почему я выпускаю пластинку за пластинкой, делаю свершение за свершением в музыке, а критики считают, что я себя не реализовал?! Вы чего? У меня 18 сольных альбомов, 3 балета, 3 оперы… Они изданы и регулярно продаются за деньги. Хе! Поставь на мое место Эрика Клэптона, он вообще ни одной пластинки бы не записал, если бы ему самому пришлось машину заводить по утрам при -25 градусах.

Женился на каждой, кто был мне интересен более трех часов

– КТО-ТО из известных музыкантов говорил: «Для того чтобы соблазнить женщину, мне необходимо довести ее до рояля».

– Это говорил знаменитый Додик – Давид Ашкенази, очень хороший аккомпаниатор. Аккомпанировал Шульженко. Был такой еврейский анекдот. Когда еврея-пианиста, щуплого, носатого, спрашивают, как он так может одну женщину за другой соблазнять, он говорит: «Мне главное – ее до рояля довести!»

– Александру Градскому было этого достаточно?

– Да, было иногда и этого достаточно. Вполне. Гитара, молодой, крутой. Рот открыл и... все. Ничего не надо делать. Как сегодня моему сыну... Он просто красивый парень – 25 лет, метр девяносто рост – ему даже петь не надо. Он просто улыбается, и все готовы... к нему быть благосклонными.

– У вас при слове «женщина» глаза загораются... Вы человек влюбчивый?

– Я люблю женщин! Я натурал. (Хохочет.)

– Со стороны кажется, что вы еще и воинствующий натурал.

– Это правда. Но иногда я останавливаюсь. Когда-то остановился на своей третье жене (аж на 20 лет). Сейчас остановился на своей девушке. Мы живем вместе уже четыре года. Не хочу подробнее распространяться на эту тему, но у нас все хорошо. Мою нынешнюю подругу зовут Марина. У нас очень большая разница в возрасте – ей 26 лет.

– Раньше вы часто говорили, что вы с женой вместе более 20 лет, у вас двое детей, и ничего больше в жизни для счастья не надо. И вдруг такая резкая перемена...

– Причина перемены проста – люди устают друг от друга, любовь уходит. Хотя этого можно было избежать, я считаю, но мы не смогли этого сделать. В результате сын живет со мной, дочь чаще со своим другом, они оба уже взрослые, в то же время дети прекрасно общаются с Олей (моей бывшей женой).

– Как-то вы признались, что каждый роман у вас заканчивается свадьбой...

– Роман – да, но не увлечение. Если я женщину не добивался в первые два дня, она переставала для меня быть интересной. Единственный случай в моей жизни был только с Настей, где я получил, как говорится, полный «отлуп». И только через полгода она сама меня нашла и, в общем, сама соблазнила. Я всегда мерил эти вещи так. Если мне с женщиной хорошо не только сейчас, но и через час, два, три, если я не хочу, чтобы она уезжала... Вот такое в моей жизни было всего четыре раза, и все. Первую мою жену звали Наташа. Мы были молоды и относились к этому несер­ь­езно. Наш брак продлился полторы недели. У нас с Наташей был роман, потом он стал затихать, и нам показалось, что если поженимся, то все вернется. Когда мы поняли, что у нас ничего не получилось, – разошлись. Сожаление по этому поводу было, но трагедии никакой. Брак с Анастасией Вертинской продлился три года.

– Раньше на вопрос «не собираетесь ли засесть за мемуары?» вы отвечали, что не пишете из соображений самосохранения. Если напишете – многим не поздоровится.

– Разные издательства мне предлагали написать и издать книгу. Я сказал: «Ни за какие коврижки. Не хо-чу! Вот когда руки-ноги отнимутся»...

– Ну а детскую мечту вы реализовали?..

– Конечно! Я могу сделать все, что хочу. Главная мечта заключалась в том, что я должен стать таким умельцем, чтобы для меня не было никаких преград. И я им стал. Я сегодня могу спеть и как Фредди Меркьюри, и как Паваротти. А этого не может сделать ни один певец в мире. Технически…

– Действительно вас можно разбудить в три часа ночи и…

– Да! Ни один певец не может сделать этого циркового номера. Я подчеркиваю, что это во всех смыслах цирковой номер – спеть одну вещь, как Паваротти, и другую – не хуже, чем Меркь­юри. Это – цирк! Но есть еще какие-то свои вещи, которые я пою только так, как я. И никто их не сможет сделать так, как я. Вот это, наверное, и останется. Я полагаю, что это главное.

– Как вам удается десятилетиями, не изменяя себе, гнуть свою линию при любом режиме?

– Это очень просто! Надо иметь эту линию и надо не гнуться вместе с линией партии и правительства. Ха-ха-ха! И тогда, кстати сказать, партия и правитель­ство тебя за это начнут уважать и даже давать тебе награды. Иногда…

Записал
Андрей КОЛОБАЕВ
http://www.argumenti.ru/publications/5353

Сьюзи Кватро: «Рок-н-ролл — это не протест, а возможность заработать»


Спустя 19 лет Киев посетила популярная рок-певица 70-х Сьюзи Кватро. В отличие от многих других рок-ветеранов, которые в разное время выступали на сцене Дворца «Украина», ей удалось собрать полный зал и показать такое шоу, что трудно было поверить в то, что ей 57 лет. Более того, внешне она выглядела безупречно и дать ей больше 30 просто язык не поворачивался — ей по-прежнему идут обтягивающие рваные джинсы и кожаный комбинезон. За день до концерта певица дала эксклюзивное интервью «i».

Вопрос: Девятнадцать лет назад вы уже были у нас. Какие сейчас у вас сложились впечатления от пребывания в Киеве?

Ответ: Я бывала в Киеве уже четыре или пять раз, точно не помню. Поэтому у меня впечатление, что я здесь все знаю и все видела. Первый раз я выступала здесь с концертом на стадионе. Но вообще как-то странно. Мне кажется, что я здесь была гораздо больше раз.

В: Вы на сцене с детства и уже в юности стали профессиональным музыкантом. Не влияет ли это долгожительство на энергетику ваших концертов?

О: В прошлом году в издательстве Hodder&Stoughton Ltd.вышла моя автобиографическая книга, которая называется Unzipped («Расстегнутая молния»). В ней я рассказываю об одном случае из моей жизни. Так вот, когда ябыла маленькой девочкой, наш доктор однажды сказал матери: «Никогда не давайте вашей дочке витамины, они ей без надобности». Так что я никогда не жаловалась на недостаток энергии, хватает мне ее и до сих пор.

В: Как получилось, что вашим любимым инструментом стала именно бас-гитара?

О: В детстве меня учили играть на фортепиано, на бонгах и других ударных инструментах, но так получилось, что к 14 годам я сама выбрала бас-гитару. Вместе с сестрами мы создали свою первую группу The Pleasure Seekers. Посмотрели по телевизору шоу Эда Салливана, вдохновились песнями The Beatles и пошло-поехало. Вседевушки получили возможность выбрать себе инструмент. Патти взяла гитару, Мэри Лу — ритм-гитару, Диана Бейкер — фортепиано, а Нэн Болл — барабаны. На бас-гитаре играть никто не захотел, вот она и досталась мне. И знаете, я не жалею, в своем выборе я не ошиблась. Позже моя старшая сестра Арлин сменила Диану за фортепиано. Группа стала называться Cradle, и мы начали наращивать свои профессиональные успехи.

В: Почему из США вы вдруг переехали в Великобританию?

О: Дело в том, что в 1971 г. мне предложили заключить очень выгодный контракт. Необходимым условием был приезд в Англию. Предполагалось всего-то небольшое трехмесячное путешествие…

С тех пор прошло столько лет, не верится! В Англии мне очень понравилось, там сразу удалось записать несколько дисков и создать свой ансамбль «своего имени», со стабильным составом.

В: Вы недавно посетили с турне Австралию — страну, в которой вас, пожалуй, больше всего любят…

О: Да, там я пробыла более четырех недель, и публика меня принимала, как всегда, чрезвычайно тепло. Прямо скажу: после таких гастролей можно с чистой совестью уходить на пенсию,— лучше не бывает. При этом две вещи из альбома Back To The Drive — Sometimes Love Are Letting Go и Walk Through The Fire With You стали там настоящими суперхитами, фаворитами среди поклонников. Украина тоже услышит эти песни в живом исполнении. Кроме того, я выступила с презентаций книги Unzipped, провела много автограф-сессий, общалась с читателями, отвечала на вопросы, дала множество интервью.

В: С альбомом Back To The Drive вы уже объездили множество стран. Как воспринимают его в мире?

О: Люди его уже полюбили. Когда мы продаемальбом после концертов, то он расхватывается за считанные минуты. (Еще перед началом концерта в Киеве этот альбом был раскуплен практически целиком.— Авт.)

В: Кого бы вы отметили среди музыкантов нового поколения?

О: Немногих. Из современных групп мне мало кто интересен. Возможно,Red Hot Chilly Peppers. Сейчас музыка — это не то, что было раньше. Вообще, мне нравятся необычные люди, личности. Джексон Браун, например, The Eagles. Но много имен упускаешь. Понимаете ли, когда вы зарабатываете рок-н-роллом на жизнь, то, как правило, не слушаете его для того, чтобы расслабиться.

В: Можно ли назвать ваши песни песнями протеста?

О: Протест? Нет, мои песни другие. Они о том, что происходило со мной в реальной жизни. Скорее эмоции,а не протест. Мне кажется, что протест — это больше характерно для панк-рока. А рок-н-ролл — это музыка радости, праздника.

В: Как вы ощущаете себя знаменитой рок-звездой ушедшей эпохи? Испытываете ли ностальгию по тем временам?

О: Знаете, вне сцены — я вполне нормальный человек.И здесь мне снова хотелось бы возвратиться к своей книге. Она написана как бы от лица двух людей одновременно: маленькой девочки Сьюзи из далекого прошлого, живущей в провинциальном Детройте, и меня современной — рок-звезды Сьюзи Кватро. Обе они — это я, это двойственное ощущение себя. Таким образом янахожу в себе силы вновь и вновь выходить на сцену, хотя нормальный человек в моем возрасте давно прекращает это дело. Я остаюсь на сцене, а другой, нормальный человек в моем образе, как бы сходит с нее и оценивает, смотрит на меня со стороны. Для меня это очень важно. Наверное, это ощущение и пониманиеподдерживает меня в жизни. Поэтому я до сих пор жива.

Сюзан Кей Кватро родилась 3 июня 1950 г. в Детройте, США в семье музыканта Арта Кватроккио.
В возрасте 14 лет стала мультиинструменталисткой, освоив игру на ударных инструментах, фортепиано и бас-гитаре.
В 1972 г. выходит первый сингл Rolling Stone. Работа не принесла широкой популярности, но неожиданно заняла первую строчку в чартах Португалии. В 1973-м вышел первый альбом, названный именем исполнительницы — Suzi Quatro. На пластинке был ее первый хит — Can The Can, попавший на вершины чартов Европы, Японии и Австралии, а кавер All Shook Up чрезвычайно понравился самому автору песни — Элвису Пресли.
В 1976 г. выходит замуж за гитариста из своей группы Лена Таки (Len Tuckey).
23 сентября 1982 г. у Кватро рождается дочь Лаура, принявшая фамилию отца. А в 1984-м она второй раз становится матерью. На свет появился ее сын — Ричард Леонард.
В 1992 г. после 16 лет совместной жизни разводится с Леном Таки и в октябре 1993-го выходит замуж за концертного продюсера Райнера Хааса.
В 1999-м приняла участие в шоу This Is Your Life на BBC, а в 2000 г. начинает работать на BBC Radio 2. Она ведет еженедельное субботнее шоу под названием Rocking with Suzi Q.
15 июня 2001 г. Сьюзи Кватро становится бабушкой.
В середине февраля 2006 г., после перерыва, продлившегося восемь лет (после диска Unreleased Emotion, выпущенного в 1998 г.), состоялся релиз новой пластинки Back To The Drive, записанной в 2005 г.

Беседовал Сергей МИНАКОВ
http://www.eizvestia.com/soc/full/28047

Борис Гребенщиков: «Мантры – это рок-н-ролл»




В Праге состоялся необычный концерт – знаменитый российский рокер Борис Гребенщиков пел буддийские мантры в сопровождении чешских музыкантов. Альбом Гребенщикова с записями мантр вышел несколько лет назад и получил широкую известность за пределами России, в частности, в Чехии. Местные музыканты предложили Гребенщикову выступить вместе и во время весеннего турне по Центральной Европе была достигнута договоренность о буддийском концерте в Праге. Интерес к буддизму, как и к другим восточным религиям, был неизменной составной частью советской неофициальной культуры, к которой в семидесятые-восьмидесятые годы принадлежал Борис Гребенщиков. В репертуаре его группы «Аквариум» - множество песен с буддийскими именами, названиями и сюжетами. Мода прошла, Советский Союз распался, подпольная рок-культура перестала существовать, но буддийский элемент в творчестве и жизни Гребенщикова остался. Музыкант ездит в Тибет и даже переводит на русский некоторые книги по буддизму. Борис Гребенщиков рассказал в беседе с сотрудником Радио Свобода о социокультурной роли буддизма в позднем Советском Союзе и о причинах своего столь пристального интереса к мантрам.

– Борис, вы приехали в Прагу с не очень обычным концертом, вы будете петь буддийские мантры. Пение мантр на публике имеет терапевтический, эстетический или мистический характер?

– Дело в том, что всей этой истории с мантрами уже достаточно много лет. Потому что когда-то, лет восемь тому назад, меня поразила простая идея: хотя мантры по определению действительно имеют терапевтический эффект, настраивающий эффект и, в принципе, должны положительно влиять на всех, но почему-то они существуют только в страшно экзотическом виде, обязательно их поет хор монахов или кто-то еще, или под синтезаторы какие-то люди непонятные. И когда они поют, все время создается ощущение, что мантры - это что-то ужасно чужое, далекое и страшное. И мне показалась любопытной идея поговорить с тибетскими монахами и спросить у них, так ли они это все себе представляют. Я поговорил и многие ламы из тех, с которыми я говорил, сказали, что нет, конечно, мантры должны быть доступны для всех - в том виде, в котором люди могут их принять, потому что они все равно действуют хорошо. И я попробовал одну, другую, тибетцы это одобрили очень сильно, и я записал такой альбом и совершенно не представлял себе, что я когда-нибудь буду призван его петь. Но вот ребята здесь, в Праге, уже лет пять говорили мне, что было бы здорово такое устроить, вот весной я согласился и вот теперь пришел час расплаты.

– Таким образом, получается, что мантры выполняют функцию рок-н-ролла, который, с одной стороны, оказывает эстетическое, терапевтическое, мистическое и любое иное воздействие, но, в то же время, в рок-н-ролле есть интернациональный язык - английский. Здесь этого языка нет.

– Скажем, что мантрическое пение, оно чуть постарше рок-н-ролла лет на 800 и санскрит, в общем, тоже был интернациональным языком до английского, и на нем построены все языки, включая английский. Получается что мантры - это и есть рок-н-ролл, только немножко более изначальный.

Борис Гребенщиков и Кирилл Кобрин

– То есть, Вы, некоторым образом, приобщаетесь к корням, но только к корням, далеко от вас отстоящим, и предлагаете слушателям поступить таким же образом. Или они могут вообще ничего этого не знать?

– Они могут этого ничего не знать. Я просто думаю, что чем петь тексты "мальчик, девочка, тра-ля-ля", можно с тем же успехом петь "Ом мани падме хум", и это сочетание будет действовать лучше, чем "мальчик, девочка, тра-ля-ля" или "мальчик с пальчик, тра-ля-ля".

– Хорошо. Но ведь есть довольно, мягко говоря, серьезная традиция священных песнопений и в других религиях. Почему именно мантры?

– Мантры - это единственный пример, где произнесенное словосочетание никак не зависит от языка, не связано с языком, потому что в этой традиции считается, что звучание мантр целебно действует на всех, а смысла, который присущ любому языку, в них как раз нет, потому что действует само звучание слов, даже, я бы сказал, слогов.

– Примерно так же действует опера. Мы же не понимаем, на самом деле, если мы не итальянцы, итальянских опер, да и когда поют русские оперы, в общем, сложно понять, о чем там речь.

– Это мне очень портит жизнь. Я пришел в Вену в оперу, и мне пришлось одним глазом глядеть на сцену, другим глазом все-таки в программку, мне было интересно, что же там происходит. Это мне испортило удовольствие от оперы. Поэтому я не хочу этого повторять.

– То есть мантрическое искусство более универсально.

– Да, в программку смотреть не надо.

– Эта «программка» записана вперед очень давно… Хорошо, тогда давайте немножко вернемся к истории, хотя буддизм, конечно, с «историей» не очень хорошо сочетается, но все-таки мы можем поговорить об этом... Вот Вы испытываете интерес к буддизму очень давно, насколько я знаю, где-то с середины 70-х.

– Скажем так, в середине 70-х меня больше интересовал сначала даосизм, потом индуизм, потом, честно говоря, за неимением какой-либо литературы по даосизму и индуизму, друг мне просто подсунул литературу по буддизму. Я говорю: "А про индусов нет?" Он говорит: "Нет про индусов, зато есть про китайцев и про японцев".

– Но в Ленинграде, где Вы жили, там же был мощный восточный факультет, который выпускал кучу специальных книг.

– А меня туда не пускали. Собственно, книг было не найти совершенно. Я до всего этого дошел значительно позже, тогда этих книг было не найти.

– То есть вы не понимали, что вы живете в самом буддистском городе России все-таки, и Бадмаев, и Щербацкой, и Дандарон жили же в Петербурге, и многие другие…

– Да, но они были очень хорошо скрытым сокровищем.

– Это середина или вторая половина 70-х годов. Но и после Вы этот интерес испытывали, судя по песням, постоянно. Потом появляются другие религиозные темы в конце 80-х - 90-е годы - православные и так далее. Не вытеснили ли они интерес к буддизму или Вы смотрели на все это скорее таким «универсалистским», органическим образом?

– Просто мне казалось, что эта ситуация аналогична ситуации с языками. Если я люблю русский язык, и мне он нравится, значит ли это, что я должен презирать английский? Мне кажется, нет. Мне кажется, что если я знаю русский, то знание английского только усугубит мою любовь к русскому языку, и я заодно буду наслаждаться их сравнениями и перекличками, и смотреть на русский с точки зрения английского, а на английский - с точки зрения русского. И буду в выигрыше. То же самое с религиями. Православие не проигрывает, если смотреть на него с точки зрения буддизма, а буддизм не проигрывает, если смотреть на него с точки зрения православия - и быть при этом не слишком невежественным человеком.

– Немногие православные с этим согласятся…

– К сожалению, православные ставят своей целью быть максимально неинформированными о том, что происходит во всем остальном мире, и желательно еще и анафеме его подвергать.

– То есть, это отсутствие просвещения в широком смысле, или с большой буквы – «Просвещения»?

– Я думаю, что да, но я не могу их ни в чем обвинить, потому что, если взять не очень грамотного человека, который поступил, скажем, в семинарию, я не могу с него требовать или просить, чтобы он знал историю Индии. Им ее не преподают, они не думают, что это нужно. Потому что его задача - это духовно окормить людей, которые приходят к нему в церковь, например, в какую-нибудь сельскую церковь. Вот они приходят к нему жаловаться, он их выслушает, причастит, пожурит, даст им отпущение грехов, в общем, его задача выполнена. Причем здесь Будда? Будда не входит в это уравнение никак. Но, честно говоря, мне повезло, я встречал очень хорошо информированных, очень хорошо разбирающихся в истории, в культуре священников, которые вполне отдавали себе отчет, что существует вот это, существует вот это и сравнивать их невозможно.

– Давайте перенесем наше внимание на историко-социальную тему. Какую роль играл буддизм в интеллигентских (отчасти андерграундных) кругах позднего Советского Союза? Этот интерес, наряду с интересом, конечно, и к индуизму, и к всевозможным мистическим течениям, и, безусловно, к православию - какую он выполнял роль? Был ли это род эскапизма, способ избежать, забыть о том, что окружает, или наоборот, способ пережить это?

– Насколько я помню, люди, которые занимались этим на поколение раньше меня, рассказывали, что в основном буддизм являлся мощным сексуально притягательным фактором.

– Из-за тантрического секса?

– Нет, даже без всякого тантрического секса. Просто, если сидит мужик с бородой и говорит, что он буддист, то любая девушка уже дрогнет сердцем, потому что он - умный. Я думаю, что в основном буддизм играл такую роль.

– А потом? Интересно, как эта роль изменилась в 90-е годы и сейчас. Все-таки, как это ни странно, но очень многие вещи, которые были популярны и в интеллигентских кругах в 70-е - начале 80-х годов, полностью исчезли с падением советского строя и с началом новой ситуации. Буддизм не оказался в этом ряду, он остался.

– Вот что интересно. Я не замечаю, чтобы что-то сильно изменилось с советских времен. Как это ни странно, как это ни парадоксально, но я вижу все то же самое, просто, может быть, на это надета немножко другая одежда, а в принципе все то же самое. И, боюсь, что Россия не менялась, осталась такой же, как до этой революции, как до той революции и как революции предыдущей, перед той.

– То есть это не «советское», а «русское», «российское»?

– Мне кажется, это «русское», и оно так и должно быть. Не всё мне в этом нравится, но, к сожалению, так оно и есть. Но и бог с ним, люди так живут и кто я такой, чтобы им говорить, что они живут неправильно. Но мне кажется, если кто-то из русских людей на самом деле всерьез займется буддизмом или, в общем, любой духовной практикой, он не будет заявлять о себе, он тихо уйдет куда-то под камень, потому что буддизм не требует рекламы, собственно, как и любая другая религия. Я думаю, что и христианские святые, по большей части, старались избегать публичности. Потому что, когда ты говоришь с богом, нужно ли тебе, чтобы про это писали в газетах? Думаю, что нет.

– Были такие святые, как Франциск Ассизский, но были и такие, как Игнатий Лойола.

– Я думаю, что такой паблик рилейшнз нужен скорее людям, которые не столько на самом деле, сколько для вида занимаются чем-то.

– Тем не менее, существует довольно мощная и исторически традиция социальной и политической вовлеченности буддизма. Проявляется она и сейчас. Возьмем для примера нынешние события в Бирме, когда десятки тысяч буддийских монахов вышли на улицы, возглавили движение протеста и больше всех пострадали в результате от военных. А это ведь монахи, хотя, конечно, в Бирме монахи - это особая, совершенно социальная группа, состав ее не постоянен, в Бирме миряне очень часто уходят в монахи на некоторое время.

– Совершенно верно.

– И все-таки, не этому же их учили!

– В общем-то, строго говоря, буддизм предполагает, что в первую очередь ты должен заботиться обо всех остальных живых существах. Потому что, конечно, есть школа буддийская, которая предполагает, что я спасусь, а все остальное гори огнем.

– Это и есть первые школы буддизма, почти вся Хинаяна…

– Да, но время показало, что выжила как раз школа, который призывает заботиться сначала о других, а потом уже о себе. Поэтому Махаяна так и распространена. Так что то, что они заботятся о других существах, это хорошо. Не знаю, насколько это принесет пользу другим живым существам в данном случае… Надеюсь, что принесет.

– Вообще разговор о «пользе» здесь несколько странен…

– Да. Но, если они вышли на улицы, значит, что-то им нужно, чего-то они хотят и явно они хотят не себе. Они могли бы спокойно в монастыре себе сидеть и все.

– Таким образом, мы можем сказать, что, в общем, социальная вовлеченность в буддизме такая же, как и в остальных религиях. В сущности, это вопрос просто отношения к другим людям поверх политических барьеров.

– В общем-то, да, я думаю, что в основе любой религии лежит одно положение - возлюби другого больше самого себя.

– Если вернуться к буддистским мантрам - от участия буддийских монахов в политических битвах. То послание, которое содержится в мантрах, которые вы поете в Праге, и которые есть на том альбоме, который вы записали несколько лет назад, оно адресовано всем?

– Без исключения. Но это не послание. Это скорее лекарство. Я не уверен в этом, но так говорят - эти мантры могут настроить тебя на более здоровый образ жизни, могут помочь тебе.

– На «здоровый» в духовном смысле?

– Да, на «здоровый» в духовном смысле этого слова.

– Без диеты.

– По крайней мере, хуже от них не будет.

– «Пост и молитва»1.

– Да, молитва и пост, пост и молитва во всех их видах.

– Тогда такой вопрос, завершающий эту беседу. Вы говорили, что буддийские мантры - это такой же универсальный язык, как рок-н-ролл, только постарше на восемьсот столетий. Есть ли перспектива у рок-н-ролла, - вне зависимости, как он будет называться потом, и будет ли он потом - совершить нечто подобное, или это невозможно, так как за ним нет религии, нет веры?

– Как сказать? Ведь, собственно, насколько я знаю историю, понятие священных слогов было выработано в Индии достаточно давно, минимум 4-5 тысяч лет назад, и опиралось на духовное провидение каких-то мудрецов, которые десятки лет сидели где-то в отшельничестве и на себе пробовали, как вот это подействует, как вот это подействует. Так же, как первый китайский император шел, пробовал травки, говорил: вот это будет чай, а вот это будет валерьянка, а вот это будет что-то еще. Я думаю, что просто рок-н-ролл не имел такой благородной цели. В то время как индийские аскеты пробовали на себе звучание разных вибраций, разных слогов и приходили к выводу, что этот действует так, а вот этот так, если их соединить вместе, то они подействуют вот так, и это будет всем полезно. Такова, по крайней мере, теория. А люди, которые писали первые песни рок-н-ролла, если взять всех этих авторов, которые сочиняли для Элвиса, Чака Берри, Литл Ричарда, они вряд ли задавались целью помочь всем живым существам. Скорее они задавались целью заработать немного денег на сегодня, чтобы, по возможности, хватило на завтра. Но при этом энергия у них была такова, что эти песни, помимо того, что заработали авторам и исполнителям немножко денег, они еще помогли сильно проснуться большей части земного шара. Так что здесь тоже действуют какие-то силы, о которых мы не знаем. И, честно говоря, я не уверен, что мантры лучше действуют, чем рок-н-ролл, но мне интересно попробовать…

1Цитата из песни Гребенщикова «Молитва и пост».

Кирилл Кобрин
16.10.07

http://www.svobodanews.ru/Article/2007/10/16/20071016114616890.html