В этот предрождественский вечер двадцать четвертого декабря 2000-го, за семь дней до вступления в третье тысячелетие, я шагал по заснеженной улице, кутаясь в шарф от леденящего лицо снега. Погода была — жуть! Стужа, тьма, метет кругом! На улице ни машины, ни души! Уставший, но довольный, что сумел отпроситься с дежурства, я очень надеялся успеть домой до двенадцати. Pавернул в проулок. Еще два квартала — и дома. А там любимая, елка, стол… Что?!! Завернув за угол, я поспешил, было, вперед по переулку и только тогда, с задержкой, осознал произошедшую нестыковку в своем сознании. Явную нестыковку того, что я увидел и того, что должно бы быть. В сознании у меня запечатлелась ужасная картина, которую я уловил там, на дороге. И картина это никак не сочеталась с тем, что должно было бы быть в этот предрождественский вечер 2000-го… Сначала я решил — показалось. Померещилось. В такой пурге недолго. Но все же развернулся и прошел обратно. Но не показалось, нет. Отчаянно торча бородой и задираясь раскинутыми валенками, на самой середине заснеженной улицы лежал Дед Мороз.
Я подошел. Дед Мороз лежал на спине. Мешок с подарками валялся неподалеку. Лежал волшебник на снегу и смотрел в небо остекленевшим взглядом. А во взгляде было удивление. Сильное удивление, что кому-то все же оказался он не мил. И этот кто-то разобрался с ним как следует. Борода его съехала и теперь комично росла из носа. Красный накладной нос, напротив, торчал во рту… Конечно, это был не настоящий Дед Мороз. Конечно, нет! Молодому человеку, что скрывался в его тулупе, было лет двадцать пять, а, скорее даже двадцать. Мне показалось, что такого просто не может быть. Такого не бывает! Дед Мороз должен вот-вот ожить, или все это должно вот-вот исчезнуть, пропасть. Я так хотел, чтобы все это мне лишь почудилось, осталось страшным сном и только! Но Дед Мороз по-прежнему терзал душу раскинутыми валенками и своей съехавшей на нос бородой.
Это же даже в такую погоду старый добрый волшебник спешил к нам, ко всем, с подарками, даже в такую метель и вдруг… Нет! Не хочу! Я закрыл глаза, но все равно, отчаянно торча бородой, по-прежнему лежал на снегу мертвый Дед Мороз. Просто валялся, как никому не нужная, глупая, старая, забытая игрушка. Глаза его слезились, вьюжный снег нагло тыкался ему в лицо. А ведь где-то его ждали. И все еще ждут. Но все, что мог он сейчас — он делал. Даже сейчас. Все выше драл свою бороду, и все больше зано-сился снегом. Добрый милый Дед Мороз!
Я побежал к телефону-автомату. Он не работал. Тогда я побежал по переулку. Пробежал один квартал и осмотрелся. Кругом ни души. И тут… на пересекавшей дороге, чуть в стороне, еще чуть в бок… что это? О, нет! Там лежал еще один Дед Мороз. Я подбежал к нему. Рассудок мой отказывался верить. Да. Это был еще один Дед Мороз. Абсолютно неживой, как и первый. Только на этот раз — не молодой человек, а загримированная под волшебника девушка. Шапка слетела с ее головы, и рыжие кудри трепались на ветру. Но вот зато борода… да, борода у нее была на месте. И красный нос тоже. Абсурдный, гротескный Дед Мороз в полудевичьем-полустариковском обличье.
Слезы выступили у меня на глазах. И вот тогда мне вдруг стало действительно страшно. Где-то здесь, должно быть, притаился маньяк. Маньяк, охотившийся на Дедов Морозов, а, быть может, и не только на них, — сейчас, в это последнее рождество второго тысячелетия. И тут я услышал крик. Вернее — стон. Наполовину крик, наполовину стон. Не раздумывая, я бросился на звук. Сейчас я был готов сразиться хоть с дюжиной маньяков, убивающих старых, добрых, любимых Дедов Морозов!
Я пробежал два дома, выскочил на перекресток, и моим глазам предстала ужасная картина. Мальчик и девочка лет двенадцати обступили с противоположных сторон еще одного Деда Мороза, который отчаянно пытался защититься от них мешком с подарками. В руках у подростков были длинные ножи. Как во сне я отметил про себя, что у девочки не было руки. Девочка сделала выпад. Дед Мороз испуганно дернулся, и в этот момент мальчик с другой стороны пырнул его ножом. Дед Мороз вскрикнул и стал оседать. Медленно-медленно. Мне показалось, что он оседал несколько минут, но на самом деле все было, конечно, гораздо быстрее.
Я стоял парализованный — я, маленький мальчик, которому только что прочитали на ночь страшную-престрашную сказку. Девочка подскочила к лежащему на земле доброму волшебнику и единственной рукой сорвала с него бороду.
— И этот не настоящий! — воскликнула она. Она произнесла это с такой обидой, так разочарованно, что мне показалось, она сейчас заплачет. — Я так и знала! — и она, со злостью пнув лежащего на снегу волшебника ногой, заплакала.
— Не переживай! — сказал мальчик. — Может быть следующий будет настоящим. Когда-нибудь мы все-таки поймаем настоящего, и тогда он исполнит твое желание…
Я стоял так, наверное, несколько минут. Может быть часов. Не знаю. Потом пришел в себя. Телефон! Я побежал к автомату на углу. Едва не поскользнулся на приступке. Автомат не работал! Тогда я побежал по переулку. Пробежал один квартал, осмотрелся. Кругом по-прежнему ни души. И тут я снова услышал крик. Не раздумывая, я бросился бежать. Телефон! Телефон! — кричал кто-то внутри меня. — Скорее! Скорее! Скорей же ты, калека несчастный! Алло? Алло!? Полиция? Служба спасения?.. Алло, черт возьми!!! От моей медлительности сейчас зависели жизни многих. Многих Дедов Морозов. Я должен был прекратить этот страшный сон. Прекратить во что бы то ни стало!
Я пробежал два дома, выскочил на перекресток, упал, вскрикнул, дико неуклюже вскочил, как папуас, впервые попавший на лед, поскользнулся, снова упал… Я снова был маленьким испуганным мальчиком.
Весь мокрый, возбужденный я заскочил в свой подъезд, вбежал по лестнице и ворвался в свою квартиру. Под елкой валялся еще один Дед Мороз. Крошечный, точно такой же… Прокля-тье! Телефон!
Я схватил трубку и без разбора принялся нажимать какие-то клавиши… Все без разбора. Я был слишком возбужден.
— А где подарки? — жена радостно выпорхнула из кухни.
— Убили… убили Деда Мороза! — растерянно пробормотал я, прижимая к уху непослушную, противно гудящую на разные лады трубку.
Она грустно улыбнулась, видимо приняв это за отговорку.
— В таком случае, мой руки и...
И тут... тут я увидел в заснеженном окне два белых силуэта. Это были они. Они вдруг тоже заметили меня, парализованного, одиноко маячившего сквозь промерзшее стекло, в ужасе глазевшего на них, и стрелой кинулись наутек. Они бежали легко и свободно. По заснеженным улицам, по переулкам, по площадям. В страхе и ужасе разлетались от них во все стороны Деды Морозы. А они, взявшись за руки, обиженные на весь мир, бежали, бежали, бежали...
Быть может, в поисках очередного Деда Мороза? Настоящего?
Быть может.
Снегурочка
За окнами ночь беспородная,
Лохматая снежная тьма...
Шевелится мысль греховодная
В уютных развилках ума.
Тепло, одеяло атласное.
И вдруг...
Из обманчивой тьмы
Снегурочка вышла - прекрасная,
Напрасная жертва зимы.
Проклюнулся месяц над крышами...
Кричу, отлипая от снов:
"Растаешь!"
Она не услышала
Моих замороженных слов.
"Растаешь!"
Я ручку оконную
Рванул, убежал из тепла...
Душа отлегла полусонная,
Из пяток наверх поползла.
Снежинки метались холодные...
Привидилось?
Нет?
Не пойму...
...Гляжу и гляжу в беспородную
Лохматую снежную тьму...
Угробив себя за копейки,
Hе надо стоять за ценой,
Выпив жуткое пойло,
Hе надо чувствовать вкус.
А если что-то глухое
Hочует над головой,
То нет большого резона думать,
Что это младенец Исус.
А в Рождество люди спят,
Укрывшись доброй травой,
А в Рождество люди спят
Под одеялом земного морга.
Убей меня, Санта Клаус,
Хотя ты сам полуживой,
Да спой свою песню
Язвительно громко.
А в потолке висит петля,
Под ней стоит табурет.
Всё кончилось хорошо -
Старый год оказался повешен.
В моих просторных мозгах
Множество лет
Хранится опиум-мак
И капли из лавровишен.
И не было лишних дорог,
Hо был иссушающий свет,
Просвечивал до костей,
До надоевших печёнок,
До внутренностей души,
До пиршества сигарет,
До чёрных мерцающих сгустков
В прокуренных лёгких.
А в Рождество люди спят,
Укрывшись доброй травой,
А в Рождество люди спят
Под одеялом земного морга.
Убей меня, Санта Клаус,
Хотя ты сам полуживой,
Да спой свою песню
Язвительно громко.
Убей меня, Санта Клаус,
Ты мне пожелай, как брат,
Пройти коридор
И вернуться к одной из комнат,
Ведь я виновата в том, что ты не виноват,
Hо ты спишь под одеялом
Земного морга.
А в Рождество люди спят,
Укрывшись доброй травой,
А в Рождество люди спят
Под одеялом земного морга.
А в Рождество люди спят,
Укрывшись доброй травой,
А в Рождество люди спят
Под одеялом земного морга.
30 лет назад ЦРУ засекретило покушение на Санта-Клауса
На протяжении 30 лет ЦРУ скрывало от американцев страшную правду о планах террористов. В докладной записке, направленной одним из ведущих аналитиков Центрального Разведывательного Управления в Белый дом, говорилось, что некая террористическая группировка планирует похитить и убить Санта Клауса и его восемь оленей.
"Неизвестная ранее террористическая организация "Группа Эбенезера Скруджа" планирует осуществить нападение на премьер-министра Северного полюса С.Клауса в ночь с 24 на 25 декабря 1974 года. Уже приняты необходимые меры безопасности, а господин С.Клаус уже предупрежден о грозящей ему опасности", - говорится в докладной записке.
Несмотря на очевидно шутливый характер этого документа, ему был присвоен гриф "совершенно секретно". Видимо, у тогдашнего директора ЦРУ Уильяма Колби и президента США Джеральда Форда с чувством юмора было туговато, пишет WorldNetDaily.
Записка о возможном покушении на Санта Клауса группой террористов имени персонажа сказки Диккенса стала достоянием общественности лишь в 1999 году, когда по распоряжению президента Била Клинтона ЦРУ был открыт доступ к части архивов разведки. Однако даже в 1999 году обнародованы были лишь 5 строчек из всей докладной записки.
"Историки, которые изучали вновь открытые архивы, совершенно случайно наткнулись на этот странный документ и после длительного изучения пришли к выводу, что руководство ЦРУ действительно считало "бородатую" шутку про убийство Санта Клауса секретной информацией особой государственной важности", - говорит директор Национального архива служб безопасности при Университете им. Джорджа Вашингтона Томас Блантон.
"Эта история - хорошая иллюстрация того, что руководство некоторых американских ведомств страдает паранойей. Большинство документов получают гриф "секретно" потому, что выставляют на посмешище сильных мира сего", - считает Блантон.
В минувший четверг ВВС Дании признали свою вину в гибели волшебного оленя Санта-Клауса. Было решено выделить зарубежному Деду Морозу, пять тысяч долларов для приобретения нового животного.
Трагедия случилась в феврале 2005 года на ферме Олави Никаноффа, который в рождественскую пору подрабатывает Санта-Клаусом. У оленя Рудольфа случился сердечный приступ после того, как два истребителя Ф-16 с ревом пронеслись над фермой. Животное умерло со страху.
Никанофф потребовал возместить ущерб за погибшего оленя, так как он теперь не сможет работать Сантой во время предстоящего Рождества. К беде фермера военные отнеслись очень серьезно и проверили графики полетов и отчеты ветеринаров, после чего признали свою вину. Принято решение выплатить Никаноффу пять тысяч долларов — этих денег должно хватить на покупку нового волшебного оленя. Теперь к Рождеству в сани Санта-Клауса будут запряжены два оленя, как и полагается.
Любопытно, что в разные времена количество оленей в праздничной упряжке Санты менялось. В самом начале 19 века вышла в свет поэма под названием “Ночь перед Рождеством”. На иллюстрации к ней Санта-Клаус был очень маленького роста и разъезжал на санях с восемью оленями. И только в 1860 году художник Томас Нэст в очередном переиздании поэмы изобразил Санта-Клауса в виде толстого бородача, живущего на Северном полюсе. Девятый олень по имени Рудольф, который, по традиции, ежегодно становится во главе знаменитой упряжки, появился только в 1949 году, когда Джонни Маркс написал песню "Рудольф - красноносый северный олень ".
Новый фильм студии Miramax "Плохой Санта" не так уж далек от реалий жизни, как может показаться нашему зрителю. Санта в картине матерится, напивается вдрызг, заводит любовную интрижку с барменшей и совершает вооруженное ограбление. Реальные люди в образе Санта-Клауса зачастую ведут себя так же. Каждый год костюм Санты становится рабочей одеждой преступников, а сообщения о правонарушениях, совершенных неизвестным в красном кафтане и с белой бородой, уже стали новогодней традицией.
Пару лет назад в бразильском городе Сан-Паулу Санта-Клаус расстрелял женщину. До этого он стоял на светофоре и раздавал водителям, останавливающимся на красный свет, леденцы. Полиция, конечно, составила фоторобот, но поиски оказались безуспешными. Стражи порядка Великобритании тоже так и не нашла Санта-Клауса, ограбившего банк в Исткоте в графстве Миддлсекс. Он спокойно вошел в банк, сложил деньги в красный колпак и так же спокойно вышел. Похожая история произошла в одном из отделений Union Bank в Калифорнии. Грабитель в костюме Санта-Клауса вошел в банк и потребовал денег. Этому Санте, который оказался бывшим полицейским, скрыться не удалось.
В Австралии вооруженному Санта-Клаусу тоже удалось ограбить банк. Правда, горе-грабитель, переодеваясь, забыл снять широкие красные штаны. Скрыться с места преступления он собирался на велосипеде – крутить педали в штанах не получилось. А в немецком Крефельде был задержан Дед Мороз, торговавший героином. Прямо в центре города.
Вполне понятно, что полицейские уже в каждом Санте видят преступника. В Канаде Санта-Клаус как-то был арестован по подозрению в терроризме. Основания для задержания были следующие – он носит бороду, ищет места скопления народа, размахивает руками, как бы подавая знаки, и говорит слова, которые могут оказаться паролем. А в Великобритании Санте, который собирал пожертвования для детской больницы, влепили штраф в 60 фунтов стерлингов за неправильную парковку.
Впрочем, в Санта-Клауса рядятся и "хорошие" стражи порядка. Сицилийские полицейские только с помощью кафтанов и накладных бород смогли арестовать считавшегося неуловимым мафиозо Франческо Фарину. Чтобы не спугнуть гангстера, колоритная "группа захвата" в течение двух недель гуляла под окнами квартиры Фарины. Когда в дом к мафиозо ворвалась толпа Дедов с мешками наперевес, тот от удивления сдался.
Польские "гаишники" тоже взяли на вооружение образ Санты. Работники дорожной полиции, переодевшись Санта-Клаусами, раздавали подарки водителям, которые соблюдали правила дорожного движения.
Между тем дети вообще могут остаться без любимого новогоднего персонажа. На Санту ополчились учителя, священники и даже государственные чиновники. Церкви Словакии и Чешской Республики, например, издали официальные рескрипты с призывом к верующим "запретить" Санта-Клауса. Его обвиняют в "воплощении дешевой коммерциализации Рождества" и в том, что "он хочет заместить собой Иисуса". А в Германии, Австрии и Швейцарии противники Санта-Клауса развернули целую агитационную кампанию. Людям на улицах раздают наклейки "Зона, свободная от Санта–Клауса" и брошюры, напоминающие, что "подарки приносит младенец Христос, а не иммигрант из Америки". Власти ЮАР, в свою очередь, позаботились о том, чтобы дети не могли написать письмо в Лапландию – адрес распространять запрещено. Объясняется это тем, что малыши, ждущие ответов и подарков, не должны чувствовать себя обманутыми.
Некоторые детские садики Австралии еще в прошлом году ввели запрет на изображение Санта-Клауса, который, по мнению воспитателей, оскорбляет религиозные чувства юных представителей мусульманских общин. В качестве альтернативы Санте предлагается политкорректный клоун. А в Новой Зеландии Санта-Клаусам запретили приветствовать детишек традиционным "Хо-хо-хо!". Власти страны считают, что крик может вызвать у посетителей "ненужный стресс". В Великобритании же Сантам запретили сажать детей к себе на колени и напрашиваться на поцелуи. Общественная организация Rotary International призывает следить за тем, чтобы контакт ребенка со сказочным персонажем ограничивался пожатием руки и воздушным поцелуем, да и то в присутствии по меньшей мере одного взрослого человека.
Все-таки хорошо, что преступлением наших отечественных Дедов Морозов пока остается опоздание на детский утренник, сексуальное приставание к какой-нибудь Леночке в роли Снегурочки, которая тому только рада, и лишняя выпитая рюмка на кухне с родителями, пока Леночка водит с детками хоровод.
Мария Киселева
Если вы поклонник детективной литературы, то обо мне, быть может, слышали: я Чарльз Майклдор. Меня иной раз спрашивают: были ли вы когда-нибудь лично свидетелем убийства, мистер Майклдор? Как правило, я отнекиваюсь, но дело-то как раз в том, что я был. Убийство, свидетелем которого я стал, оказалось странным, сложным, каким-то искусственно театральным, как те невероятные события, что я ухитряюсь изобразить в своих романах в моменты особого вдохновения. Если бы я писал об этом деле, я бы назвал рассказ "Убийство Санта-Клауса". Именно это и произошло.
Случилось это в самое Рождество 1939 года, первое военное Рождество. Мне было шестнадцать, нескладный возраст, и я, чувствительный и одинокий, был особенно неприкаян. Отец мой служил в колониальных войсках в Сингапуре, и, как правило, я проводил Рождество с хозяином дома, где жил, и его семьей. Но в этом году родители написали мне, что Виктор Майклдор, сводный брат отца, пригласил меня в свое поместье Марстон Тервилл в Котсволде. Указания дяди были предельно точны: я должен был приехать в сочельник поездом в 4.15 и уехать в среду, 27 декабря, утром. На станции меня встретит его секретарь-экономка мисс Мейкпис.
Ожидалось четверо гостей: майор Тервилл с женой, у которого дядя откупил поместье пять лет назад, пасынок дяди Генри Кондуэлл, известный летчик-любитель, и актриса Глория Белсайз.
Марстон Тервилл -- старинный помещичий дом XVII века. Его три крыла построены вокруг центрального двора. Мое первое впечатление от него -- нагромождение чего-то серого, каменного, придавленного, как и вся деревня, низкими облаками.
Дядя приветствовал меня в большом зале сидя у камина, в котором полыхало рождественское полено. Из тусклого декабрьского дня я, моргая от резкой перемены, попал в сверкающий всеми красками зал: на огромной рождественской елке пылали свечи в подсвечниках, сделанных из особой ваты под снежки; в камине металось мощное пламя, бросая отсветы на гладкую поверхность серебряной посуды. Гости сидели за чайным столом, подняв и не успев донести до рта чашки, точно в обреченном ожидании предуготованного им трагического действа.
Удивительны избирательность и прихотливость памяти: я хорошо помню, кто как был одет в тот сочельник. Я вижу Генри Кондуэлла в офицерской форме Королевских военно-воздушных сил, Глорию Белсайз в воздушном, золотистого цвета вечернем платье -- сквозь натянутую на груди ткань четко вырисовывались соски, и я с трудом смог оторвать от них взгляд. Вижу я и мисс Мейкпис, деловую, энергичную, некрасивую, в сером строгом, точно форма, платье. И Тервиллов в потрепанных провинциальных твидовых костюмах, а также дядю в безупречном смокинге.
-- Так, значит, ты сын Эллисон. Интересно взглянуть,что из тебя получилось, -- он смотрел на меня улыбаясь, жестко-насмешливо.
Дядя представил меня гостям. Тервиллы оказались мягкими, добрыми, глуховатыми, значительно старше, чем я их себе представлял. Меня ошеломила мужественная красота Генри; стеснительный, я едва не лишился дара речи от восхищения. Лицо мисс Белсайз было известно мне по газетам. Меня удивило, отчего она так возбуждена. Теперь я понимаю, что большую часть дня она была полупьяна, что дядя это видел и его это забавляло, он не пытался сдержать ее. Вообще наша компания была подобрана неудачно. Никто не чувствовал себя в своей тарелке, а я менее всех.
Первый признак надвигающегося кошмара, эта хлопушка с угрожающим посланием внутри, появился в семь часов. В Марстон Тервилле существовала давняя традиция: в сочельник из деревни приходили жители и пели рождественские гимны хозяину. Они пришли довольно дружно, цепочкой расположились у зашторенного окна. Огни в зале притушили. Я стоял между Генри и миссис Тервилл около камина и чувствовал себя как-то неловко в новоиспеченном смокинге, слушая, как деревенские голоса искренне и незатейливо распевают старинные гимны.
Затем Пул, дворецкий, и горничная обнесли их пуншем и сладким пирогом. И все же чувствовалось какое-то напряжение: им бы следовало петь для Тервиллов -- поместье попало в чужие руки.
Хлопушку мы увидели почти сразу. Она лежала на столике возле двери. Слишком большая, она, бесспорно, была сделана любителем, но со вкусом, из красной и желтой бумаги.
Мисс Белсайз схватила ее и закричала:
-- "Виктору Майклдору". Это вам, дорогой, кто-то дарит ее вам. Как забавно, давайте разорвем ее!
Она бросила хлопушку мне, и мы стали тянуть ее с двух сторон. Бумага с резким треском разорвалась, и какой-то маленький предмет выкатился на ковер. Наклонившись, я поднял его. В тонкую бумагу был аккуратно завернут изящный металлический брелок в форме черепа, вдетый в колечко. К нему была прикреплена бумажка, и, развернув ее, я увидел написанный крупными печатными буквами стих. Волнуясь, я громко прочитал его:
Майклдор, с Рождеством тебя!
Спать ложась, береги себя,
Крепко держись за брелок,
Час твой почти что истек.
Рождественские звоны -- сердцу отрада,
Но тебя призывают трубы ада.
Веселись, Майклдор, веселись,
В последний свой час помолись.
Воцарилось молчание. Генри спокойно сказал:
-- Кто-то из соседей недолюбливает тебя, Виктор.
Тут Глория завопила:
-- Это угроза, вас хотят убить! Та женщина, ведь она была среди певших? Та, чью дочь вы сбили, когда ехали на своей машине в прошлый сочельник? Кажется, ее зовут Сондерс, школьная учительница. Она была здесь!
Стояла мертвая тишина. Затем заговорил дядя, слова падали резко, словно удары хлыста:
-- Свидетель видел темный "Даймлер", но это была не моя машина. Моя не покидала гаража в прошлый сочельник. И Пул подтвердил это. -- Помолчав, он произнес: -- Ну а теперь не пора ли за стол?
Это был безрадостный ужин. Шумная разговорчивость подвыпившей Глории лишь подчеркивала общее уныние. За столом она рассказала мне еще об одном рождественском обычае дяди. Ровно в час, чтобы дать всем возможность заснуть или хотя бы лечь, он надевает костюм Санта-Клауса и разносит подарки гостям. Мы должны лишь повесить чулок у изножия кровати.
Оставшаяся часть ночи вспоминается мне отдельными яркими картинками. После ужина были танцы, Тервиллы добропорядочно кружились, Глория влюбленно прижималась к Генри. Затем устроили игру "Охота на зайца" -- еще одна рождественская традиция дяди. Он требовал, чтобы в игре участвовали все, кто находился в доме. Зайцем был я. К моей руке привязали надутый шарик и дали пять минут, чтобы я мог спрятаться где хотел. Целью было помешать добежать мне до дверей и проткнуть шарик. Этот эпизод был для меня единственной радостью за весь вечер.
Первыми ушли к себе Тервиллы, вскоре за ними последовали Глория и мисс Мейкпис. Я попрощался с дядей и Генри, угощавшихся напитками, в 11.45.
У дверей комнаты меня поджидала мисс Мейкпис, она попросила меня поменяться комнатой с Генри. Ему отвели комнату с тяжелыми красными портьерами, но после катастрофы, случившейся с ним в июне, во время полетов над Южной Америкой, когда он чудом спасся из загоревшегося самолета за несколько секунд до взрыва, ему, вероятно, будет неуютно в комнате с пламенно-красными портьерами, сказала она. Боюсь, тогда я не понял, что она была влюблена в Генри, так же как не сразу дошло до меня и то, что Глория -- любовница дяди.
Сочельник кончался. Раздеваясь, я вспомнил, как прошел этот день, и решил, что, в конце концов, не так уж и плохо. Генри держался сдержанно, но дружелюбно. Виктор по-прежнему внушал мне страх, а вот в обращении со мной миссис Тервилл было что-то по-матерински ласковое. Она обратила мое внимание на стоявшую в нише, справа от камина, статую Девы. Она объяснила мне, что эту статую считают хранительницей рода Тервиллов и вот уже триста лет она уберегает их от всевозможных бед. А ведь их единственный сын служит в гвардии...
Я заснул почти тут же, но внутренние часы, регулирующие наше поведение, разбудили меня через два часа. Я включил лампу и взглянул на часы: без одной минуты час. Санта-Клаус, видимо, на подступах. Выключив свет, я лежал, вновь, как в детстве, чувствуя возбуждение, которое испытываешь в эту самую волшебную ночь в году. Санта-Клаус вошел быстро, бесшумно приблизился. Рука в белой перчатке опустила в чулок перевязанную коробочку. И так же тихо он вышел.
В шестнадцать лет человек нетерпелив. Я развязал ленточку: внутри была коробка с золотым портсигаром, на крышке были выгравированы инициалы "Г. Р. К.". Конечно же, это был подарок для Генри! К портсигару прилагалось послание:
"Счастливого Рождества! Проверять нет необходимости -- это настоящее золото. Но не надейся: это единственное золото, которое ты от меня получишь".
Как можно аккуратнее я завернул и завязал подарок ленточкой, положил его в чулок, улегся и заснул. Я просыпался той ночью еще раз, мне нужно было в туалет. Коридор был затемнен, как и весь дом. Я уже добрался до своей комнаты, когда вдруг заслышал шаги. Майор Тервилл и его жена в ночных рубашках тихонько прошли по коридору и юркнули в ванную. Он нес что-то завернутое в полотенце. Странно. Но вскоре я забыл обо всем, погрузившись в сон.
Когда я проснулся утром, у моей кровати стоял Генри. Протянув мне красиво завернутый сверток, он сказал:
-- Прости, что побеспокоил. Хочу обменяться подарками. Он взял свой и, не раскрывая его, наблюдал, как я разворачиваю сверточек. Дядя подарил мне золотые часы, завернутые в десятифунтовую банкноту. Увидев такое богатство, я просто обомлел. Генри сказал:
-- Любопытно, что он потребует за это. Не позволяй ему подкупать себя. Он для этого и использует свои деньги, играет людьми.
И в этот момент мы услышали вопли, несущиеся из дядиной спальни. В дверях мы столкнулись с Глорией, в розовой шелковой пижаме, с всклоченными волосами. Вперившись в Генри, она выдохнула:
-- Он мертв! Убит! Виктор убит!
Дядя лежал на кровати на спине, все еще в костюме Санта-Клауса. Рот его был полуоткрыт, точно в жуткой усмешке, нос по-птичьи заострился, руки по обе стороны тела казались неестественно белыми и тонкими, слишком худыми для массивного кольца с печаткой. И тут я увидел нож. Вонзенный в грудь, он пригвоздил к ней послание из рождественской хлопушки.
Генри обратился к Пулу:
-- Заприте дверь в комнату и никого не впускайте до прихода полиции.
Откашлявшись, Пул произнес подчеркнуто значительно:
-- Удивляюсь, сэр, отчего он не защищался. Ведь в ящике стола, что около кровати, мистер Майклдор всегда держал пистолет.
Генри подошел к столу и выдвинул ящик. Он был пуст. Пистолет исчез.
***
У вышедшего в отставку семидесятишестилетнего полицейского, хоть и служившего в провинциальном городке, нет недостатка в приятных воспоминаниях, помогающих ему скоротать вечера у камина. Поэтому в течение долгих лет я и думать не думал об убийстве в Марстон Тервилле, пока не получил письмо Чарльза Майклдора. Он попросил изложить мою версию тех событий, упомянул, что пишет детективы, и это пригодится ему.
Меня зовут Поттингер. В декабре 1939 года я стал инспектором местной полиции, и убийство Майклдора было первым моим делом. Я прибыл в поместье в 9.30 с сержантом и военным хирургом Маккеем. Генри Кондуэлл взял тогда руководство в свои руки, он все сделал правильно. Дверь комнаты погибшего заперли, никого из дома не выпускали. Все сидели в гостиной, не было только миссис Тервилл. Она слишком расстроена и находится в спальне, сказал ее муж. Он, впрочем, готов был разрешить мне повидать ее -- после того, как ее навестит доктор.
Когда мы сняли с убитого тяжелый костюм Санта-Клауса, мы увидели, что его рубашка стала жесткой от пропитавшей ее крови.
Хоть пистолет исчез, было ясно, что его застрелили. Он был убит в упор, в сердце. Трудно было предположить, что он вот так лежал покорно и дожидался, пока его убьют. Рядом на столике стоял пустой стакан. Я принюхался и почувствовал слабый запах виски. Но было очевидно, что в него что-то подмешали.
По мнению Маккея, смерть наступила между 11.30 и двумя часами ночи. Кондуэлл сказал, что в последний раз видел Майклдора незадолго до полуночи, когда они попрощались в коридоре и тот пошел к себе, неся в руках стакан с виски. Тервиллы и мисс Белсайз, которые ушли раньше, утверждали, что в полночь уже спали и до утра не просыпались. Чарльз Майклдор признался, что примерно после часа -- он не смотрел на часы -- ходил в туалет, и утверждал, что никого не видел и ничего не слышал. У меня было впечатление, что он врет, но я не стал допрашивать его с пристрастием в тот первый разговор.
Выстрела никто не слышал. Тервиллы были глухи, мисс Белсайз наполовину пьяна, наполовину одурманена снотворным, ну а молодые спят крепко, к тому же дверь в комнату Майклдора из тяжелого дуба. Все же это было странно...
Признаюсь, я сразу же стал подозревать Кондуэлла. Для такого убийства требовалась выдержка, а у него ее хватало с избытком. Одно меня смущало: его мать покончила с собой в 1934 году -- как поговаривали, из-за мужа. Чего ради ждать пять лет, чтобы отомстить? И почему именно в это Рождество? Все это было бессмысленно.
Кроме мальчишки еще Кондуэлл и мисс Мейкпис выходили из комнат той ночью. Мисс Мейкпис сказала, что вскоре после часа ее разбудил телефонный звонок: Майклдор никогда не отвечал на звонки ночью. Звонок был от дежурного из отряда гражданской обороны, он ругался, что из окна первого этажа пробивается свет. Мисс Мейкпис разбудила Кондуэлла, они взяли фонари, отодвинули задвижку кухонной двери и вышли вместе на улицу, чтобы понять, откуда виден свет. После они выпили по глотку виски, чтобы согреться -- ночь была слишком холодная, чтобы разгуливать в пижамах. И тут они решили сыграть партию в шахматы. Мне это показалось странным, но они уверяли, что спать им после всего абсолютно не хотелось.
Звонок из пункта гражданской обороны оказался самым настоящим.
В 4.30 я ушел из Марстон Тервилла, чтобы доложить об этом деле шефу. Он молча выслушал мой отчет и сказал:
-- Мне кажется странным, что Тервиллы приехали. Как это они приняли его приглашение отметить с ним Рождество? Ведь Майклдор настойчиво торговал у них поместье и за очень, как говорят, маленькие деньги. А они соглашаются провести у него Рождество. Чертовски странно. И эта секретарша, которая у него к тому же за экономку, -- чего она за него держится? Поговаривают, он обращается с ней как с рабыней.
-- Но она и не скрывает причин: у нее мать-инвалид, а Майклдор платит за лечебницу. К тому же он неплохо платит мисс Мейкпис.
-- А Глория Белсайз? Ее-то что привело в Марстон Тервилл?
Ну, это-то было ясно: в прошлом году в рождественском чулке оказался бриллиантовый браслет, в этом -- изумрудная пряжка.
Шеф заговорил о другом:
-- Этот свет из окна, который мы обнаружили. Кто-нибудь признался, что был неосторожен?
-- Он просачивался из окна туалета на первом этаже. Только Чарльз Майклдор говорит, что был там ночью. Возможно, он и приподнял угол занавеса, чтобы посмотреть на улицу, но точно не помнит.
-- Странно, как это не помнит? Хотя, конечно, Рождество, возбуждение, новое чудное место. Все эти рождественские выдумки Майклдора. Так вы говорите, его видел только мальчик?
-- Только он признался в этом.
-- Это делает его важным свидетелем. Он узнал дядю ночью?
-- Точно не знает, сэр. Но он говорит, ему и в голову не пришло, что это не Майклдор.
-- Не могу понять, -- сказал я минуту спустя,-- отчего пистолет не оставили рядом с телом или не положили назад в ящик? Зачем его прятать?
-- Вероятно, для того, чтобы появились сомнения: а пользовались ли вообще пистолетом? Мы не можем доказать это, пока не найдем его. У многих есть оружие еще с той войны. Кстати, у Сондерса есть пистолет его дяди. Я позабыл про это. У него ведь есть пистолет!
-- Нет-нет, сэр. Я допрашивал его по поводу хлопушки и спросил про оружие. Он сказал, что выбросил пистолет, когда погибла их дочь, -- боялся, что не выдержит и застрелит Майклдора.
-- Похоже на то, -- сказал шеф, -- что хлопушку принесли эти люди, что пели гимны. Но мог подложить и кто-то из домашних. А еще эта дурацкая игра в охоту на зайца. Это давало возможность убийце украсть хлопушку, вытащить пистолет, взять нож. И он мог спокойно расхаживать повсюду. Даже в спальню зайти. И кто только предложил эту игру?
-- Майклдор. Это семейная рождественская традиция.
-- Значит, убийца рассчитывал на то, что в нее будут играть.
-- Кто бы это ни был, это никак не Глория.
-- Не исключайте ее, Джон. Если завещание, которое вы нашли в кабинете, признают, она унаследует 20 000 фунтов. Людей убивают за гораздо меньшее. Но вернемся к делу. Нам нужно найти пистолет.
И мы нашли его. Но это произошло гораздо удивительнее и драматичнее, чем предполагали.
***
Конечно, есть гораздо более приятные способы провести Рождество, чем подвергаться допросам полицейских, особенно инспектора Поттингера с его упорной бесстрастной настойчивостью, пристальным, обвиняющим взором. С импульсивным юношеским благородством я вознамерился защищать миссис Тервилл. Я врал, что не видел ее с мужем ночью. Я нарочито туманно описывал приход Санта-Клауса.
Допросы продолжались бесконечно. Генри вызывали в кабинет во время рождественского обеда. Это был безотрадный обед. Кухарка поставила индейку в духовку до того, как стало известно об убийстве, и все считали, что, раз уж она приготовлена, нужно ее съесть. Но Генри твердо заявил, что рождественский пудинг и насильственная смерть -- абсолютно неудобоваримое сочетание, придется отложить до следующего года. Поэтому мы ограничились сладким пирогом.
Все вздохнули с облегчением, когда в 4.30 инспектор Поттингер покинул нас, оставив сержанта, чтобы тот продолжал поиски пистолета.
Но покой длился недолго. Около семи инспектор возвратился. Поднос с напитками был внесен рано, и Глория, громко стуча бутылками, готовила коктейль для себя и Генри. Вероятно, она уже выпила, даже моему неопытному глазу это было заметно.
-- А-а, пришел наш деревенский Пуаро, потренировать свои серые мозговые клетки. А где же наручники? Разве вы не собираетесь арестовать бедняжку Глорию?
Генри спокойно подошел к ней и что-то настойчиво зашептал. Но она, смеясь, подбежала к елке и вдруг стала срывать с нее украшения и яростно бросать в него.
-- Время раздачи сюрпризов!Мы всегда снимаем сюрпризы с елки в семь часов. И не нужно нарушать традицию, Виктору это не понравилось бы.
Она продолжала срывать сверточки с елки. Генри схватил ее за руку. Она вырвалась и сняла следующий подарок.
-- А это тебе, Генри, написано рукой Виктора.
-- Прекрати, сейчас не время для подарков. Ну ладно, я заберу с собой, -- произнес он ледяным тоном.
-- Не порти нам удовольствие, дорогой, всем хочется знать, что тебе подарили. Хорошо, Глория развернет вместо тебя.
Воцарилось молчание, которое потом покажется таким зловеще-значительным. Возможно, это только теперь, сорок четыре года спустя, мне кажется, что тогда все затаив дыхание следили за тем, как Глория рвет яркую упаковку. Внезапно она застыла, затем испустила пронзительный вопль. И из ее дрожащих рук на пол с глухим стуком выпал наконец-то обнаруженный пистолет -- прямо к ногам Поттингера.
После этого атмосфера несколько изменилась. Стало как-то труднее думать, что убийца пришел со стороны. Полиция продолжала допрашивать нас все настойчивее, все решительнее. К тому моменту, когда инспектор Поттингер наконец-то оставил нас, мы были измучены и рады укрыться в своих комнатах.
В десять часов раздался стук в дверь. Сердце мое екнуло, я вылез из кровати и шепотом спросил:
-- Кто там?
Я осторожно открыл дверь. В комнату впорхнула Глория, дрожа от страха и холода.
-- Чарльз, дорогой, не можешь ли ты провести ночь в моей комнате? Там есть кресло, а одеяло возьми с собой. Я просто умираю от страха.
Польщенный просьбой и отнюдь не жалея, что и у меня будет компания, я тихонько побрел за ней. Устроившись в ее уютной комнате, мы стали шептаться, словно заговорщики. Она рассказала, что Виктор собирался изменить завещание, потому-то и пригласил меня.
-- Если бы ты ему понравился, он бы сделал тебя единственным наследником и вычеркнул всех нас.
-- Откуда вы знаете о завещании?
-- Виктор сам сказал. Он любил мучить меня. Он был страшно жесток. Говорят, он довел жену до самоубийства.
Глория проглотила снотворное, и вскоре ее голос стал невнятным. Я был вынужден напрячься.
-- К тому же эти Тервиллы.
-- При чем тут Тервиллы?
Глория сонно рассмеялась, и я понял, что мой тон выдал меня.
-- Она тебе нравится, да? Она всем нравится. Настоящая леди, не то что Глория. Так и хочется защитить этих добрых Тервиллов. А между тем они что-то замышляли. Я шла мимо их комнаты, дверь была нараспашку, он сказал -- глухие не знают, что шепчутся слишком громко: "Мы должны пройти через это, дорогая. Мы столько денег потратили и так тщательно планировали это..."
Глория умолкла.
Потратили на что? Свернувшись в кресле и прислушиваясь к шумному дыханию Глории, я размышлял. Не в силах заснуть, я припоминал события этого необычного Рождества. И внезапно разрозненные части сложились в цельную картину. Прежде чем я заснул, я знал, что мне нужно делать. Завтра я сначала поговорю с инспектором. А потом встречусь с убийцей.
Я повидался с Поттингером и рассказал ему то, что собирался. Затем я отправился на поиски Генри. Он был в большом зале с Тервиллами, и я спросил, могу ли поговорить с ним лично. Тактичные, как всегда, они встали и вышли.
--Я знаю, что это сделали вы, -- сказал я.
Он смотрел на меня спокойно, без испуга, чуть печально.
-- Тогда расскажи мне, пожалуйста, как это произошло.
-- Когда Санта-Клаус опускал ваш подарок в мой чулок, он был в белых перчатках. Убийца должен быть в перчатках, чтобы не оставить отпечатков пальцев. Но на мертвом дяде перчаток не было и около кровати тоже.
-- И ты утаил столь важную информацию от полиции?
-- Я хотел защитить Тервиллов. Я видел, как они подозрительно крались ночью. И он нес что-то завернутое в полотенце. Я думал, это пистолет. Но прошлой ночью я догадался, что это такое. Доктор Маккей унес в своем саквояже статую Девы -- хранительницы рода Тервиллов. Они заменили ее на поддельную, веря, что настоящая защитит их сына. Они очень торопились сделать это, ведь он на фронте.
-- Значит, теперь я подозреваемый номер один. И я соорудил и подбросил эту хлопушку...
-- Нет, мы стояли рядом во время пения гимнов. К двери вы не подходили. Думаю, вы воспользовались хлопушкой, чтобы нарочно усложнить все, и потому вы предложили сохранить ее. А сделала ее миссис Сондерс. Она хотела попугать Виктора, испортить ему Рождество, не больше. Трогательная, бессильная месть за убийство дочери.
-- Ну-ну, продолжай. Пока что очень убедительно.
-- Когда мы играли в охоту на зайца, вы взяли хлопушку, кухонный нож, а также стащили у Глории несколько снотворных таблеток. Эта игра -- неизменная традиция в этом доме, и вы рассчитывали на нее. И это вы попросили поменять комнаты. Вы хотели быть поближе к дяде, а меня поместить подальше, чтобы я не услышал выстрела. Вы подложили таблетки Виктору в виски, пока пили с ним, а может, позже, когда он был в ванной. Затем вы вынули пистолет и убили его, пока он, одетый, с затуманенным сознанием лежал на кровати. Было, наверное, 12.15 или 12.30. Ровно в час вы сыграли роль Санта-Клауса, не позабыв опустить подарок вам в мой чулок. Затем вы надели на труп наряд Санта-Клауса и пригвоздили к нему ножом грозное послание из хлопушки. И это вы приподняли угол занавески в ванной комнате, вы знали, что это обязательно заставит их позвонить. Если бы мисс Мейкпис не разбудила вас -- но, конечно, она должна была разбудить вас, вы бы притворились, что услышали, как она возится с дверью. Убедить ее сыграть в шахматы не составило труда, и это обеспечило вам требуемое алиби на время после часа.
-- Поздравляю. -- Он был очень спокоен. -- Тебе следует писать детективные истории.
-- А сразу же после выстрела вы завернули пистолет в подарочную бумагу, надписали свое имя, подделав почерк дяди, и спрятали на елке. Вы бы забрали его перед отъездом, не найди его Глория столь не кстати. Неудивительно, что вы пытались удержать ее.
Этот наш разговор, -- сказал он, -- никто не слышит. Я тебе доверяю, но, возможно, не так сильно, как ты думаешь.
Я посмотрел ему прямо в глаза.
-- Я тоже доверяю вам. Пять минут назад я разговаривал с инспектором Поттингером и сказал ему, что вспомнил одну важную вещь. Я сказал, что, когда Санта-Клаус опустил подарок в чулок, я увидел у него на пальце золотое кольцо с печаткой. Ваши пальцы гораздо толще, вам бы кольцо не подошло. Если я буду настаивать на этом -- а я буду -- они не арестуют вас.
Он не благодарил меня.
-- Но почему, почему вы сделали это сейчас, в это Рождество? -- закричал я.
-- Потому что он убил мою мать. О, я не могу этого доказать, но она покончила с собой, прожив с ним два года. Я всегда хотел убить его, но годы шли, воля слабела. А тут началась война. Если мне суждено погибнуть, теперь мне будет легче.
Я представляю, как падал в Ла-Манш его горящий "Спитфайер". Было ли ему легче?
***
Я отправил Чарльзу Майклдору отчет о деле в Марстон Тервилле. Непонятно, зачем ему это. Дело это не было для меня успешным: после того как парнишка вспомнил, что он видел кольцо на пальце Санта-Клауса, обвинение рассыпалось.
Иной раз я думаю: а действительно ли молодой Чарльз Майклдор видел то кольцо? Может, я решусь как-нибудь спросить его. Но это было сорок лет назад -- старое преступление, старая история. И если Генри Кондуэлл и был что-то должен обществу, он заплатил сполна.
Перевод И. Васильевой
ФИЛИС ДОРОТИ ДЖЕЙМС
Коротко об авторе
Филис Дороти Джеймс, или Пи Ди Джеймс, как ее обычно называют (р. 1920), пожалуй, самая известная из ныне живущих в Англии мастеров детективного жанра. Ее имя ставят в один ряд с А. Кристи, Д. Сейерз, Н. Марш. Она не только традиционна по своей писательской манере, она намеренно старомодна, что с удовольствием отмечают английские критики, которые ценят национальные обычаи. "Детектив к Рождеству" -- в этом сугубо английском жанре написан впервые публикуемый нами рассказ Ф. Д. Джеймс, с которой русский читатель уже знаком (переведены ее романы "Лицо ее закройте", "Не женское дело", "Неестественные причины" и др.)
Эй! Почему на окне, на окне твоем решетка?
Если в море вода, значит, там есть подводная лодка.
Здравствуй, Дедушка Мороз, борода из ваты!
Почему кровавый нос, а в мешке гранаты?
Я хочу стать камнем на твоем стекле,
Раскаленной глыбой на узорной стене.
Но я всего лишь резиновый танк.
Я резиновый танк на игрушечной войне.
Я хочу стать шпионом в твоей ватной голове,
В твоем горле комом, чтоб ты помнил обо мне.
Но я всего лишь резиновый танк.
Я резиновый танк на игрушечной войне.
И мной играют девочки, не подозревая,
Что резиновый танк в гадов метко стреляет.
И я убью Деда Мороза, чтоб не морозил вам мозги.
Сеанс манипуляций без наркоза.
Да не поможет вам 003.
Но я всего лишь резиновый танк.
Я резиновый танк на игрушечной войне.
Алексей Карманов
http://www.minus-search.com/textview.php?id=42883
Здравствуй, Дед Мороз! Весь год я вел себя хорошо: слушал родителей, делал домашнее задание и по всем предметам успевал в школе.
Я очень добрый мальчик и у меня есть самое заветное желание. Сделай так, чтобы все войны на земле прекратились, люди стали добрее и приветливей, чтобы не было оружия и водки. Агрессия и насилие выражались бы в спортивных состязаниях…
Как бы было хорошо жить…
Антон Семенов.
P.S. Ну а если ты не сможешь исполнить мое желание, я вырасту, приеду и убью тебя, и всю твою семью.
Федоренко К.
http://www.proza.ru/texts/2001/01/10-33.html
