Пьесса

Все действие происходит летом, на подмосковной даче. Свежая, сочная зелень. Цветет сирень. На фоне зелени ажурная белая садовая мебель, стол и несколько стульев, кресла, качели. Ничего не меняется. Только годы проходят.

Действие третье- продолжение

Прошло еще двадцать пять лет.

Действующие лица:

Виктор Иванович - Президент Фонда Стратегических Инициатив, а впрочем -
какая разница, это пустая формальность
Ирина Леонидовна - его невестка, 85 лет, слегка не в себе
Макс - его правнук, сын Антона и Любы, 25 лет
Анна - врач, 22 года
Валет - лицо без возраста, пола, определенных занятий и жизненных принципов
Полина - горничная
Александр Павлович Бестужев - друг и брат Виктора Ивановича, 45 лет
Марьяна - жена Александра Павловича, 22 года
Лада - деловая женщина





Макс /поет несильным, но приятным голосом/:
Какой дурак сказал
За то, что "С нами Бог"?
Со мною только ветер на вершине.
Другой ему подпел,
Мол, "Бог наш есть Любовь".
А я любви не видел и в помине.

А дальше понеслось
Кудрявое "авось"
"О том, что мир огромен и прекрасен!"
Мир жалок и жесток.
Мне страшно. Я продрог.
Здравствуйте, Ваше Высочество
Одиночество.
Одиночество...
/Закончив петь, Макс ставит гитару на прежнее место и уходит к реке. На сцене появляется Николай, берет гитару в руки, удивленно рассматривает ее, неуверенно пробует несколько аккордов, возвращает гитару на место и сам возвращается в небытие./
/Из дому выходит Полина и делает вид, что прибирает вещи на веранде, на лужайке. Из кустов высовывается Валет, оглядывается, окликает Полину./
Валет: Слышь, ты, курва!
Полина: Чего тебе? Ты что здесь делаешь? Кино закончилось...
Валет: Подь сюды, я говорю.
Полина /не приближаясь к нему, прибирает на столе/: Я вас внимательно слушаю, господин Осипов.
Валет: И эту туда же! Да какой я вам Осипов, твою за ногу...
Полина: Да и господин вы сомнительный. Но Виктору Ивановичу лучше знать, Осипов вы или кто иной. /Другим тоном./ Еще смердишь, падла?
Валет /ошарашено/: Ты че?
Полина: А Додик как? Сковырнулся? Поди, кровью харкает, сука?
Валет: *** в натуре...
Полина: Нет, это я ***/***. Ну, чего тебе? Короче, а то сейчас волна пойдет.
Валет /уважительно/: Мое почтение, мадам.
Полина: Да сралось мне твое почтение. Ты к Самому?
Валет: Не, к нему мне пока рано. /Кого они имеют в виду?/ Дед как?
Полина: Доволен.
Валет /зябко поежился/: Да? Ну... Того... Жорик приехал?
Полина: Уже и уехал.
Валет: Один?
Полина: Приезжали по одному, и разъехались не в обнимку.
Валет: Так все путем?
Полина: Я в ваши стрелки не встреваю.
Валет: А че ж он Додю?
Полина: У него и спроси. А то можешь крикнуть погромче. Тебе эхо ответит.
Валет: Не... Когда все устаканится, ты мне свистни. Я здесь, неподалеку буду.
Полина: Шел бы ты с базы. У него везде камеры. Он тебя уже засек. Скажет, что вор забрался, и того...
Валет: Че, в натуре? А как же я тогда с ним? И с тобой?
Полина /безнадежно машет рукой/: Господи, с какой полоумной швалью приходится дела водить. Мобила есть?
Валет: В тачке осталась. А тачка того...
Полина /достает из кармана мобильник размером с детскую ладошку/: На. И вали отсюда. Нужен будешь - позову.
Валет: Ага.
Полина: Да не потеряй.
Валет: Не... Я того... /Прицепляет мобильник к массивной цепочке, на которой у него уже висит нательный крест, и порывается скрыться в кустах./
Полина: Да не туда... Рекой уходи. Там сейчас тихо.
Валет: Ага. /Рысью скачет к реке./
/Полина прислушивается к звукам в доме и быстро, но величаво идет к веранде. Она ступает на веранду в ту минуту, когда из дверей дома выходит Марьяна./
Полина /радушно/: Добро пожаловать, госпожа Бестужева.
Марьяна: Я не Бестужева, я Задонская.
Полина: Простите. Вы прибыли с Александром Павловичем Бестужевым?
Марьяна /высокомерно, как и подобает обращаться с прислугой/: Да. И даже являюсь его женой. Но это не значит, что я обязана носить его фамилию. Меня вполне устраивает моя. Собственная.
/Марьяна - ничем не примечательная внешне, да пожалуй, и внутренне, девушка. Разве что тем, что сама о себе очень высокого мнения, и агрессивно заставляет всех окружающих думать о ней столь же высоко. Одета и ухожена настолько дорого, насколько это в принципе возможно. Но это уже богатство такого уровня, какой заметен и понятен только немногим посвященным. А так - все очень неброско, даже, можно сказать, простовато. Они с Полиной почти одного возраста, но по-разному успели распорядиться своим телом./
Полина: Вы что-нибудь желаете?
Марьяна /садится в кресло-качалку/: Желаю. Стакан воды. Не минеральной. И пепельницу.
Полина: Пожалуйста. /Подвигает Марьяне пепельницу, зажигалку./ Воду вам сейчас принесут.
Марьяна: Не надо. Я передумала. Свободна. /Закуривает и делает жест ручкой Полине убираться./
/Полина уходит, стараясь сохранить надменность. Марьяна усмехается ей вслед. Некоторое время Марьяна курит, очень внимательно и серьезно оглядывая окрестности./
Марьяна: Да, стиль чувствуется. Хотя несколько устарелый. Дед еще достаточно молод, и может себе позволить более современную оправу. Интересно, сколько ему лет? Говорят, у него уже взрослый внук. Трудно поверить. Хотя вот эта лужайка - класс. Надо запомнить... /Тушит сигарету в пепельнице, обследует лужайку, делая несколько профессиональных замеров, записывает./
/Из дому выходит Ирина Леонидовна, на сей раз в парике и при полном параде, с неизменной папиросой./
Ирина Леонидовна: Он все-таки решился убрать отсюда отжившую сирень?
Марьяна: Нет, что вы? Зачем же? Без нее эта лужайка потеряет все свое очарование. Но один год придется, видимо, пережить без сирени. Здесь надо все выкорчевать, снять слой грунта на метр, или даже на два метра вглубь, вылечить землю, и лишь затем высадить новые кусты. Сейчас есть прекрасные разновидности сирени. Но я бы посоветовала обойтись без экзотики. Самая сермяжная сирень, полудикая, с мелкими светло-фиолетовыми цветками. Здесь будет в самый раз.
Ирина Леонидовна: Ты - его новый садовник?
Марьяна /удивленно/: Я? Я - Марьяна!
Ирина Леонидовна: Да, мне говорили о тебе. Значит, вот ты какая? /Со старческой бесцеремонностью разглядывает Марьяну./
Марьяна: Какая?
Ирина Леонидовна: Да никакая, честно говоря. Смотреть не на что. Но главное - это чтобы человек был хороший. Правильно я говорю?
Марьяна: Да.
Ирина Леонидовна: А там, значит, с ним, твой муж?
Марьяна: Видимо, да. Больше с нами никто не приехал.
Ирина Леонидовна: Представительный мужчина.
Марьяна: Мне тоже нравится.
Ирина Леонидовна: Как же никто не приехал? Полный дом еще каких-то людей в черном.
Марьяна: Ах, эти... Это охрана. Они приехали на своей машине. Лезут везде, как тараканы. В писсуар спокойно не сходишь. Так и кажется, что сейчас из унитаза голова вылезет.
Ирина Леонидовна /подходит к столу на лужайке/: Ничего, я тебе покажу... У нас тут есть один старый сортир, в кустах, деревянный, щелястый. Он все не дает его завалить. И ремонтировать не дает. Поддерживает, только чтоб совсем не развалился. Говорит, это не предмет обихода, а символ. А какой там символ? Сортир - он и есть сортир. Будешь туда до ветру ходить. Там им влезть некуда.
Марьяна /морщится от дыма/: А вы, собственно, кто?
Ирина Леонидовна: Я, собственно, невестка хозяина дома.
Марьяна: Виктора Ивановича? Вы?
Ирина Леонидовна: Представь себе.
Марьяна: Сумасшедшая какая-то... Как вас зовут?
Ирина Леонидовна: Тебя разве не поставили в известность заранее?
Марьяна: О чем?
Ирина Леонидовна /с замашками царствующей особы/: Что ж, придется самой. Ирина Леонидовна.
Марьяна: Ирина Леонидовна. И... Простите, а сколько вам лет?
Ирина Леонидовна: Да какая тебе разница? Живу покуда...
Марьяна: А... Виктор Иванович... Он - моложе вас?
Ирина Леонидовна: Теперь уже, наверное, моложе. А когда-то были времена...
Марьяна: Странная женщина... Вы, наверное, вторая жена его сына?
Ирина Леонидовна: Да какая тебе разница? И что мы все обо мне да обо мне. Расскажи-ка мне лучше о себе, голубушка.
Марьяна: Что конкретно вас интересует?
Ирина Леонидовна: Конкретно - ничего. А вообще - все. Чем ты живешь?
Марьяна: А вы не могли бы обращаться ко мне на вы? Мне несколько неловко... Мы не на столько близко знакомы...
Ирина Леонидовна: Да за ради бога. Итак, чем вы живете?
Марьяна: Учусь.
Ирина Леонидовна: Что ж так поздно? Или раньше другие дела были?
Марьяна /пожимая плечиками/: Учиться никогда ни поздно. Так у вас, кажется, говорили?
Ирина Леонидовна: Говорить-то говорили...
Марьяна: Я что, так старо выгляжу, что не могу учиться?
Ирина Леонидовна: Да никак ты не выглядишь. Вы...
Марьяна: Я получаю второе высшее образование.
Ирина Леонидовна: Уже? А что, одного сейчас мало?
Марьяна: Моя специальность стала мне неинтересна.
Ирина Леонидовна: Когда же ты... Прошу прощения, вы, так наработалась?
Марьяна: Я не работала. Просто мне разонравилось то, чему меня учили. Я поступила в институт сразу после школы. У меня тогда не было особых предпочтений. Сработал старый принцип: не знаешь, чего хочешь - иди в инженеры.
Ирина Леонидовна: Какой же ты инженер?
Марьяна: Авиационный.
Ирина Леонидовна: Из авиации разлетелось много интересных личностей.
Марьяна: А сейчас я хочу стать дизайнером.
Ирина Леонидовна: Да, я знаю. Ты учишься в Америке.
Марьяна: Откуда вы знаете? А впрочем, о нас часто пишут в желтой прессе.
Ирина Леонидовна: О вас?
Марьяна: О нас, о верхушке. Да пусть себе тешатся.
Ирина Леонидовна: Понятно. Гарвард, Йель?
Марьяна: Гарвард, конечно.
Ирина Леонидовна: Да, это хорошая школа бизнеса.
Марьяна /удивленно/: Вы в курсе?
Ирина Леонидовна: Ну, что ж, пока у тебя нет детей и есть богатый муж...
Марьяна: Положим, мой муж не такой уж и богатый. Ну, нормально мужик зарабатывает. Так ведь он вкалывает. И другие могли бы так жить, если бы работали, как он. И вообще деньги - это не тема для разговора. Их просто должно быть достаточно. Разводят вокруг них сопли только нищие и тунеядцы.
Ирина Леонидовна: Да, они такие.
Марьяна: А ребенок у меня есть.
Ирина Леонидовна: Вот как? И сколько ему?
Марьяна: Два месяца.
Ирина Леонидовна: Где же он сейчас?
Марьяна: С няней, конечно. Не таскать же его по этим кочкам.
Ирина Леонидовна: Да, действительно. Значит, ты собираешься работать дизайнером?
Марьяна: А почему бы и не поработать? Конечно, ходить каждый день на службу с десяти до шести - это удел плебса. Ну, или уж совсем для начинающих. Нормальный человек годам к тридцати зарабатывает себе на право работать для души, для собственного удовольствия. Сидеть дома - это для бабушек. Или когда хочется завершить какой-то свой этап, все обдумать...
Ирина Леонидовна: У тебя уже были в жизни этапы?
Марьяна: А у вас разве не было?
Ирина Леонидовна: Да нет, не довелось. Я все как-то в одной поре.
Марьяна: Не удивительно. Не знаю даже, завидовать вам или сочувствовать.
Ирина Леонидовна: Да что мы опять обо мне. Значит, ты сидишь дома, когда завершаешь очередной этап?
Марьяна: Иногда просто никого видеть не хочется. Но это редко. А так - хочется в народ, людей посмотреть, себя показать. Можно, конечно, потусоваться. Но в больших дозах это утомляет. Я люблю знакомиться с новыми людьми. Только чтобы чувствовалось, что это - личность, а не пустышка. Жаль тратить свое время на пустоту... Когда мне надоест быть дизайнером - я займусь психологией. Я уже думала об этом. Работать в крупной компании специалистом по персоналу - это интересно... Я и сюда напросилась, чтобы с дедом познакомиться.
Ирина Леонидовна: Вы имеете в виду Виктора Ивановича.
Марьяна: Да. А что, здесь живет кто-то еще?
Ирина Леонидовна: В данный момент он один.
Марьяна: Мне Шурик столько о нем рассказывал! Но я его себе постарше представляла.
Ирина Леонидовна: А сколько же ему, по твоему, лет?
Марьяна: Ему? Как Шурику примерно. Может, лет на пять постарше. Какая разница? Для мужчины возраст не имеет значения.
Ирина Леонидовна: А что имеет значение?
Марьяна: Личность.
Ирина Леонидовна: Личность? Что это?
Марьяна: Я считаю, что мужчина - это личность, если у него есть работа, которая позволяет ему жить достойно.
Ирина Леонидовна: Достойно - это как?
Марьяна: Это когда для него нет слова "нет". Он может себе позволить все, что ему хочется.
Ирина Леонидовна: А для женщины что имеет значение?
Марьяна: У женщины должна быть голова на плечах и фигура пониже головы. /С удовлетворением разглядывает себя./ И если она сможет с умом распорядиться собой, то у нее будет все остальное. Только у женщины нет времени на разбег, нужно сразу. Вообще правильно - иметь все смолоду. Тогда можно долго оставаться молодой.
Ирина Леонидовна: Быть молодой - это важно?
Марьяна: Для женщины - это первично. И еще женщина должна быть независимой. Даже если у нее есть постоянный мужчина.
Ирина Леонидовна: Независимой - это как?
Марьяна: Вот вы считаете, что я учусь в Америке на деньги мужа. А я, между прочим, сама себя содержу. Мне стало интересно позаниматься дизайном - я нашла подходящее заведение, заплатила сразу за четыре года. И кстати, дизайнер сейчас - перспективная специальность. Очень много интересных предложений. Особенно мне нравится ландшафтный дизайн. Я делала один заказ. Мне тогда хорошо заплатили. Там надо было... Впрочем, вам это неинтересно.
Ирина Леонидовна: Почему же? Значит, твоя новая специальность позволит тебе хорошо зарабатывать и быть независимой от мужа?
Марьяна /кривится/: Как вы все понимаете... Я собираюсь работать уж конечно же не для денег. О деньгах я вообще не думаю. И не для независимости.
Ирина Леонидовна: Для чего же тогда работать? Для самоутверждения?
Марьяна: Вот уж нет. Самоутверждение - это для комплексующих неудачников. Я и так себе цену знаю. Нет, просто мне интересно.
Ирина Леонидовна: Интересно - что?
Марьяна: Ну, просто жить.
Ирина Леонидовна: Просто жить... Значит, ты побыла инженером...
Марьяна: Совсем не долго.
Ирина Леонидовна: Сейчас ты учишься на дизайнера.
Марьяна: Я не только учусь, но и работаю.
Ирина Леонидовна: Я поняла. Потом собираешься заняться психологией.
Марьяна: Да. Кстати, психологию в этой стране сейчас неплохо преподают. Ее необязательно изучать за границей. И потом, у каждого народа свои национальные особенности...
Ирина Леонидовна: А чем ты еще хотела бы позаниматься? Чему поучиться?
Марьяна: Еще я хочу сняться в кино. Только не за границей, а здесь. Здесь душевнее. За границей мне предлагали, неплохой режиссер, но я отказалась. А здесь не складывается. Пока. Правда, на кино деньги нужны. У меня сейчас таких нет. Я уже договорилась с мужем о деньгах. Он говорит мне: "Марьяна, не проблема. Хоть бразильский сериал снимай. Тебе интересно - крутись."
Ирина Леонидовна: Вы с мужем хорошо живете?
Марьяна: Прекрасно!
Ирина Леонидовна: Ну, и слава богу. А что тебе еще нравится?
Марьяна: Мне нравится петь. Знакомые предлагают снять клип. Песню, группу, студию, все обеспечивают.
Ирина Леонидовна: А ты что же?
Марьяна: Я пока раздумываю.
Ирина Леонидовна: А дети?
Марьяна: А что дети? Памперсы поменять и сопли подтереть и нянька сможет. А пообщаться с ними - это можно всегда. Мой Гаврюша - это прелесть! Уникальный ребенок. Таких больше нет. Подрастет чуток... Можно будет и еще родить. Я для себя решила: буду рожать каждый раз, как захочется родить. Пока не надоест.
Ирина Леонидовна: А как же все вот эти твои проекты?
Марьяна: Ну, так что? Дети - они же ничему не мешают. Это так прикольно - быть беременной. Мне понравилось. Я тогда как раз выполняла заказ, елки по горкам пересчитывала. Потом в Америку поехала. Ничего, нормально.
Ирина Леонидовна: И сколько детей ты собираешься родить?
Марьяна: Четыре, пять. Я так далеко еще не думала. Не вижу здесь проблемы. Конечно, когда люди ограничены в средствах, они могут себе позволить одного ребенка. Максимум - двоих. Слава богу, это не про нас. Кстати, а почему у деда нет малюток? Он ведь может позволить себе все. С маленькими детьми в доме совсем другая атмосфера. С ними веселее. И чувствуешь себя такой же, как они. Мой муж мне говорит: "В прошлой жизни я был стареющим отцом взрослого сына, а сейчас я - молодой папаша. Нормально. Мне нравится. Рожай, сколько сможешь, я вас прокормлю". /Смеется./ Еще бы!
Ирина Леонидовна /что-то складывает в уме/: Так ты любишь своего мужа?
Марьяна: Конечно. А что, незаметно?
Ирина Леонидовна: И вышла замуж не по расчету?
Марьяна: Да бог с вами! По большой и страстной любви. Кто в наше время выходит замуж по расчету?
Ирина Леонидовна: Он старше тебя?
Марьяна: Да, немного. /Вспомнила, смеется./ Я сначала хотела на дизайнера учиться у нас, в Москве. Шурик подсуетился, нашел одно богоугодное заведение. Говорит, иди, я уже обо всем договорился. Они ему там что-то были должны. Короче, это не важно. Прихожу я туда. А они мне так смешно говорят, в этом Шуриковом институте: "А, знаем-знаем о вас. Проходите. Считайте, что вы уже приняты. Ваш папа за вас просил." А какой же он папа? Он всего на двадцать лет старше меня.
Ирина Леонидовна: Двадцать?
Марьяна: Ну, там, с небольшим. Подумаешь! Он - не папа. Шурик - мой самый большой друг. С ним так интересно.
Ирина Леонидовна: Ну, да, ну, да... А кто твои родители?
Марьяна: Родители мои - простые инженеры.
Ирина Леонидовна: Они на пенсии?
Марьяна: Почему? Им еще до пенсии, как медному котелку. До сих пор работают. Папа - на заводе, мама - в конструкторском бюро. Всем довольны, только денег нет. Я им помогаю. Уже сколько раз предлагали им, и я, и Шурик: давайте, найдем для вас нормальное место. Шурик уже с папой и курил, и пил, и в конторы его водил. А, все без толку. Говорят: нам всего хватает, у нас все есть. А что там есть? Но впрочем, зачем вам это?
Ирина Леонидовна: Нет-нет, говори. Ты очень образно рассказываешь.
Марьяна: А потом я Шурику и говорю: "Если людям нравится их жизнь, зачем же их ломать? Пусть себе живут, как хотят. Ну, будем им давать по штуке в месяц, больше им и не надо, не обеднеем." На том вопрос и закрыли. А вот мои бабушки-дедушки были интересными личностями. Но я их плохо помню, а кого и вовсе не помню. Они как-то рано все умерли, некоторые до моего рождения. Моя прабабушка окончила Смольный Институт благородных девиц, она была польских кровей. А прадедушка служил то ли в уланах, то ли в драгунах. А когда женился на прабабушке, вышел в отставку, купил на Невском галантерейный магазин и возил прабабушке из Парижа моднейшие шляпки. А другой прадедушка строил Транссибирскую железную дорогу, и когда был в Китае...
Ирина Леонидовна: Вот оно!
Марьяна: Что?
Ирина Леонидовна: Цикл!
Марьяна: Простите, вы о чем?
Ирина Леонидовна: Ты продолжай, продолжай.
Марьяна: Так что по происхождению я - аристократка, с какими-то очень древними корнями, уходящими в туман веков. Кстати, и у Шурика тоже есть какие-то корни. Хотя по нему и не скажешь. Его первая жена в свое время нарыла ему родословную...
Ирина Леонидовна: Он был женат?
Марьяна: Конечно.
Ирина Леонидовна: На ком?
Марьяна: На женщине. Они, кажется, учились вместе. Она родила ему сына. Но неудачно.
Ирина Леонидовна: В каком смысле? Ребенок умер?
Марьяна: Да жив он. Куда он денется? Такие не умирают. Только проблем с ним много, а толку мало. Двадцать лет, ничего делать не может. Мы с Шуриком все время вытаскиваем его из каких-то историй.
Ирина Леонидовна: Из каких?
Марьяна: Вам это не нужно.
Ирина Леонидовна: А его мать что же?
Марьяна: Она не в силах с ним справиться. Последний раз я... А, не будем о грустном.
Ирина Леонидовна: Почему же они развелись?
Марьяна: Ну, это было еще до меня. Толком не знаю, что там было. Но Шурик, вы же его видели, такой интересный, представительный мужчина, умный, содержательный. Он сейчас находится на гребне жизни. А она - его ровесница, уже увяла. Он им, конечно, помогает. Особенно своему сыну. Она все время пилила Шурика, что он не тем занимается, мало денег приносит и все в таком же духе. Он терпел, терпел, а она все пилила и пилила...
Ирина Леонидовна: А потом, значит, он с ней развелся и стал зарабатывать много денег?
Марьяна: Представьте себе, да.
Ирина Леонидовна: И теперь ей хватает?
Марьяна: Она принципиально не берет его деньги. Сын - тот всегда пожалуйста. Тянет и с Шурика, и с меня, и с матери.
Ирина Леонидовна: У матери тоже есть деньги?
Марьяна: Развод пошел ей на пользу. Прямо расцвела женщина. Ей стало некого пилить, и она начала сама делать деньги. У нее это неплохо получается. Не хуже, чем у Шурика. Можем, если хочем. Он за ней эдак ревниво следит. Но мы все такие независимые теперь!
Ирина Леонидовна: Так я не поняла, деточка, жена твоего Шурика после развода увяла или расцвела?
Марьяна: Перед разводом увяла, а после - расцвела. Что тут не понятно?
Ирина Леонидовна: И ты его не ревнуешь?
Марьяна /удивленно/: К чему?
Ирина Леонидовна: К прошлому.
Марьяна: Я - его настоящее. Какой мне смысл ревновать?
Ирина Леонидовна: А чем занимается твой муж?
Марьяна: Я не лезу в его бизнес. Это его дела. Он прекрасный муж и отец, и все такое прочее. А откуда он приносит деньги в дом - меня не касается.
Ирина Леонидовна: Совсем не касается?
Марьяна: Абсолютно! А почему вы все время поворачиваете разговор на деньги?
Ирина Леонидовна: В самом деле, почему он так все время поворачивается?
Марьяна: Вам нужны деньги? Сколько? Только не надо об этом больше говорить.
Ирина Леонидовна: Мне уже мало что нужно. Это не имеет денежного эквивалента.
Марьяна: Господи, как вы все помешаны на деньгах. И дались они вам!
Ирина Леонидовна: Как вы, чертовы аристократки, умеете приспосабливаться к реалиям жизни? Вы можете любить кого угодно: ссыльных декабристов, революционных матросов, дельцов. Главное, черт побери, чтобы у него было положение в современном обществе и деньги в достаточном количестве для достойной жизни. Как вы всегда вот так вот попадаете в масть? Вас не смущает возраст, наличие предыдущих жен и детей, род его деятельности. Ведь у вас же каждый раз самая настоящая чистая любовь, а все остальное вас не касается, для вас не суть важно, вы разделите тяжкую долю своего супруга, твою мать.
Марьяна: Не поняла.
Ирина Леонидовна: А ты думаешь, я понимаю?
Марьяна: Вы завидуете?
Ирина Леонидовна: Я? Чему?
Марьяна: Тому, что я молода и счастлива!
Ирина Леонидовна: Но если вы все так счастливы, почему вы так назойливо об этом говорите?
/Из дому выходят Виктор Иванович и Александр Павлович. Издали они выглядят ровесниками, твердой поступью сошедшими в жизнь с обложки глянцевого журнала. Александр Павлович похлопывает Виктора Ивановича по плечу./
Александр Павлович: Договорились, брат. Этот вопрос - мой.
Марьяна: Александр Павлович, все в порядке?
Александр Павлович: Да, Марьяна. Дома поговорим.
Марьяна /раздраженно/: Да уж! А теперь, друг мой любезный, будьте так добры, объясните мне, пожалуйста, что означает вся эта ваша реклама?
Александр Павлович /целуя Марьяну в макушку/: Та чем-то раздражена, зайка?
Марьяна: Конечно. Эта сумасшедшая старуха вывела меня из равновесия своими расспросами. Так при чем здесь реклама? Эта фотогалерея?
Александр Павлович: Какая реклама? Ты о чем?
Марьяна: Ну, эти вот растяжки вдоль всей нашей трассы с моими портретами. Что я у тебя рекламирую?
Александр Павлович: Ты - только себя.
Марьяна: А это вот "Я тебя люблю!" Что за слоган? Что это значит?
Александр Павлович: Это значит, что я тебя люблю.
Марьяна: И все?
Александр Павлович: И все. Просто пошалил. Хотел сделать тебе приятное. Не дуйся.
Марьяна /привстает на цыпочки, притягивает Александра Павловича к себе за уши и целует его в лоб/: Уже не дуюсь.
Александр Павлович: Если тебе не понравилось, я завтра скажу, чтобы сняли.
Марьяна: Да ладно, пусть повисит. Сколько же ты денег вбухал в эту шалость?
Александр Павлович: А, мелочь. Ну, а теперь, зайка...
Марьяна: Уйти?
Александр Павлович: Да-да. И /бросает взгляд на Ирину Леонидовну/ с собой.
Марьяна: Ирина Леонидовна, вам не холодно?
Ирина Леонидовна /поудобнее устраиваясь в кресле/: Нет, мне как раз хорошо.
Марьяна: Вы не покажете мне, где у вас туалет?
Ирина Леонидовна: Там, прислуга покажет. А если ты о том, что в кустах, так туда вон та тропинка ведет.
Виктор Иванович: Ирина, оставьте нас, будьте добры.
Ирина Леонидовна: Так бы сразу и сказали. А то пока все сортиры не пересчитали... Пошли, дорогуша. Я сама проведу для тебя экскурсию по памятным местам.
/Ирина Леонидовна и Марьяна уходят./
Александр Павлович: С Георгием вопрос решен?
Виктор Иванович: Вполне.
Александр Павлович: Развел?
Виктор Иванович: Разводят мосты в Ленинграде. По воздуху. А я никогда не делал деньги из воздуха. Я всегда занимался конкретным делом. А эти... Сделали из дерьма конфетку.
Александр Павлович: А разве из дерьма можно сделать конфетку?
Виктор Иванович: Можно. Это и будет конфетка из дерьма.
Александр Павлович: А с Давидом порядок?
Виктор Иванович: Более чем.
Александр Павлович: Честно говоря, мне не по нутру эта откровенная связь с криминалом.
Виктор Иванович: Связи бывают сексуальные. А здесь - деловые отношения. Это нормально. В порядке вещей. Без этого нельзя. На определенном уровне и выше. Ниже - можно и без криминала. А выше - нет.
Александр Павлович: Я всегда считал, что наоборот.
Виктор Иванович: Типичная ошибка. На определенном уровне, гм, развития... Появляется то, что ты называешь криминалом. Да... Там, знаешь ли, уже требуются новые методы работы. Старые методы перестают быть действенными. А затем, на еще более высоком уровне, стирается грань...
Александр Павлович: Между чем?
Виктор Иванович /треплет его по щеке/: Между городом и деревней, как говорили древние греки. Все развивается по спирали. Через отрицание отрицания. То, что было актуальным, стремительно устаревает. Понятия "криминал", "честный бизнес" утрачивают свою элементную базу. Происходит слияние, конвергенция двух систем.
Александр Павлович: Вроде я не тупой, но недопонял. Так мы сейчас на каком этапе? Разделения или слияния?
Виктор Иванович: Допоймешь. Возможно.
Александр Павлович: А где этот твой Валет?
Виктор Иванович: Шестерка по кустам шустрит. Я сказал охране, чтобы его пока не трогали.
Александр Павлович: А если уйдет?
Виктор Иванович: Да и черт с ним.
Александр Павлович: А если расскажет?
Виктор Иванович: Да что он знает? А если что и знает - так кто ж ему поверит? А если кто и поверит - так что с того? Не бери в голову. Ты в Китай когда едешь?
Александр Павлович: Через неделю.
Виктор Иванович: Материалы подготовил?
Александр Павлович: Еще не все.
Виктор Иванович: Подсуетись.
Александр Павлович: Дед, а почему бы тебе самому не съездить? Тебе и готовить ничего не надо, у тебя голова мощнее любого компьютера.
Виктор Иванович: Каждый должен заниматься своим делом. Это вопрос не моего уровня.
Александр Павлович: Ну да, ну да. Ты же у нас смотрящий-разводящий.
Виктор Иванович: Я - главный. Выше меня никого нет в этой стране.
Александр Павлович: Все под тобой.
Виктор Иванович: Все. Возможно, не все в курсе. Но мне слава уже ни к чему. У меня другие игрушки.
Александр Павлович: Отдыхаешь в тени?
Виктор Иванович: Работаю. В комфортных условиях. На своем месте. А ты - поработай на своем. Все. Вопрос закрыт.
Александр Павлович: Серый Кардинал.
Виктор Иванович: Мне не нравится эта кличка. Зови меня просто Дед. Я привык. Серость - синоним посредственности. Кардинал - из сферы религии, где вера превыше разума. А я - практик. Да, я практически управляю всем. В этой стране. Таких, как я, четыре человека в государстве. Или уже три. От одного уже давно нет известий...
Александр Павлович: Ты - это раз. А кто же другие два?
Виктор Иванович: А тебе оно надо? Из праздного любопытства такие вещи не обсуждаются. Мы знаем друг о друге. Но не общаемся. Впрочем, для общения нет необходимости встречаться. Можно общаться поступками.
Александр Павлович: У нас трое. А у других как?
Виктор Иванович: В мире нас - не больше пятидесяти. Я знаю всех. К сожалению, за последние десять лет двое умерли. Один в Бразилии. Другой... Разоткровенничался я с тобой. Наверное, это старость приближается.
Александр Павлович: Ну, дед, старость - это не про тебя. Ты у нас еще в космос полетишь.
Виктор Иванович: Мне сегодня уже второй раз говорят об этом. Видимо, вопрос назревает. Надо... А в Китае я уже был.
Александр Павлович: Когда?
Виктор Иванович: Когда надо.
Александр Павлович: Понял.
Виктор Иванович: Все подготовишь, и приедешь. Я тебе кое-что скажу. Сегодня у нас воскресенье. В среду приедешь.
Александр Павлович: Приеду, куда ж я без тебя? Ты - мой самый большой друг.

Виктор Иванович: Один приедешь, без этой своей вертихвостки.
Александр Павлович: Марьяна - серьезная, порядочная девушка.
Виктор Иванович: *** она порядочная. Она тебя сольет.
Александр Павлович: Почему ты так решил?
Виктор Иванович: А ты ей в глаза посмотри. Или ты все больше на другие места смотришь? Впрочем, у каждого своя судьба. А судьбу не объедешь... Жду в среду.
Александр Павлович /поежившись/: Иваныч, ты динозавр. Тебе давно пора вымереть.
Виктор Иванович: Мне? С какой стати? Это вот такие вот мальчики все время приходят. Юные, свежие, новые... А потом куда-то пропадают. Статисты... Массовка... Смотришь на все это... Мало кому из них удается достойно зацепиться за эту жизнь.
Александр Павлович: Ну, Иваныч, ты еще и философ.
Виктор Иванович: А ты поживи с мое - тоже станешь философом.
Александр Павлович: Да где уж нам, простым смертным, равняться с вами, небожителями. А мальчики... Я и сам когда-то... Желающих, конечно, много. А мест мало. И достаются они... Ладно, не будем о грустном. Мне досталось.
Виктор Иванович: Мест, уважаемый, не мало...
Александр Павлович: Ну, Иваныч, смотря как считать.
Виктор Иванович: Я не привык, чтобы меня перебивали.
Александр Павлович: Прошу прощения...
Виктор Иванович: Мест не мало. Как не считай, а место всего одно.
Александр Павлович: Дед, а кстати, сколько тебе лет?
Виктор Иванович: Ты серьезно считаешь, что твой вопрос кстати?
Александр Павлович: Ну, мы ж с тобой по-братски, без церемоний. Мне тут называли какие-то фантастические цифры.
Виктор Иванович: Я похож на плод фантазии?
Александр Павлович: Да ты у нас живее всех живых.
Виктор Иванович /потирает лоб/: Опять...
Александр Павлович: А, ладно, черт с тобой, старый черт. Живи и давай жить другим. Правильно я говорю?
Виктор Иванович: А сам-то как думаешь?
Александр Павлович: Я так думаю - делиться надо.
Виктор Иванович: Не уловил логической связи. Стилистически - да. Делиться, не просить... Вы мыслите их категориями, но упорно отвергаете свою личную причастность к их миру. Испачкаться не желаете-с. Де-юре... Так о чем ты там вещал?
Александр Павлович: Да я уже и сам забыл. Дед, я тут на досуге тоже решил умные книжки почитать. Приобщиться, так сказать. Взял у Машки... Да... Знаешь, что там пишут?
Виктор Иванович: Давно не читал умных книжек. Так что же?
Александр Павлович: Дольше всех живут пчеловоды и изобретатели оружия. Ну, ты у нас, дед, известный пасечник. Пчелок разводишь. А как ужалит тебя какая пчелка ненароком - так сама же и того...
Виктор Иванович: Интересная мысль. Мед - очень правильный продукт. Живой. Не познанный до конца. Да... Надо здесь пасеку завести.
Александр Павлович: Так ведь закусают.
Виктор Иванович: К лесу поближе... А и укусит разок-другой, полезно.
Александр Павлович: А тот лесок тоже твой?
Виктор Иванович: Мой. И речка теперь моя. Здесь все мое.
Александр Павлович: Завидую.
Виктор Иванович: Что ж сам-то толчешься в своей Жуковке?
Александр Павлович: Да мы уж по-простому, по-людски. Где нам до вас? И Марьяне там приглянулось.
Виктор Иванович: Челядь.
Александр Павлович: Что?
Виктор Иванович: Знает свое место.
Александр Павлович: Ей сначала на Рублевке другой особнячок приглянулся. Но там уж слишком близко... Все равно, что в офисе раскладушку поставить. Сейчас перестраиваемся. А у тебя тут... Не слышно шума городского...
Виктор Иванович: Хорошо, что я в свое время не взял дачу на Рублевке. Там сейчас такая суета.
Александр Павлович: Да, хорошо жить в деревне. Ты - мудрец.
Виктор Иванович: Летом хорошо. Когда дождя нет. Выйди за мою околицу - у них же туалеты дощатые в дальнем конце огорода.
Александр Павлович: Так чтоб в избе не воняло.
Виктор Иванович: Так и встречают двадцать первый век - на сквознячке.
Александр Павлович: До ветру ходят. И в баньку, за чистым паром. Красота! А мы с тобой в луже моемся. Марьяна, кстати, сейчас у нас там руководит. Лужа, с джакузи, еще сауну хочет, из Финляндии оборудование выписала...
Виктор Иванович: Быдлом были, быдлом и остались, не перешибешь.
Александр Павлович: Брат, это ты о ком сейчас сказал?
Виктор Иванович: О них, брат, о них. А ты слушай, внимательно слушай.
Александр Павлович: Дед, а почему ты книжки не пишешь?
Виктор Иванович: А я, знаешь ли, не умею ставить точку.
Александр Павлович: Где?
Виктор Иванович: В самом конце.
Александр Павлович: Велика наука!
Виктор Иванович: И учиться не собираюсь. Смотришь на вас... А точка-то вот она! /Тычет указательным пальцем Александру Павловичу в середину лба./
Александр Павлович: Дед, ты чего?
Виктор Иванович: Да ты еще пока что ничего... У тебя не шибко заметно... Ну, что там у них сейчас?
Александр Павлович: Выборы на носу.
Виктор Иванович: Опять выборы? Ну, пусть себе играют в песочнице. У нас как високосный год - так выборы.
Александр Павлович: Мы на кого будем?
Виктор Иванович: А какая нам разница?
Александр Павлович: Нет, дед, не скажи. Прошлый раз...
Виктор Иванович: Ладно, кто там у них есть?
Александр Павлович: Перспективных для нас с вами двое. Еще один в резерве. Я его в этом году не двигаю.
Виктор Иванович: Привезешь в понедельник материалы. Трое... На десять человек.
Александр Павлович: Да ты что? Где ж я тебе столько возьму?
Виктор Иванович: А из кого мне тогда выбирать?
Александр Павлович: И к понедельнику...
Виктор Иванович: Хорошо, ко вторнику. У тебя их должно быть не двое, а два десятка. И две сотни в росте. Кто-то отсеется, кто-то отбракуется. Мало ли что может произойти? Нужна селекция. О будущем надо думать.
Александр Павлович: Да вот, о будущем. Я тут слышал, что твой Макс проявляет интерес к нашим делам.
Виктор Иванович: К нашим - не проявляет. Хочет - пусть своими занимается.
Александр Павлович: Дед, это ж такой козырь в рукаве!
Виктор Иванович: Почему это?
Александр Павлович: Да он же свой! Молодой, конечно, еще. Но как раз можно подучить, в люди ввести. А там... Не продаст, не предаст...
Виктор Иванович: Да?
Александр Павлович: А зачем ему это будет надо, если все вокруг и так его?
Виктор Иванович: Все - это что?
Александр Павлович: Ну, дед, ты даешь! Ты мог бы сделать внука...
Виктор Иванович: Да...
Александр Павлович: Своим преемником его сделать.
Виктор Иванович: Это как?
Александр Павлович: Оставить ему свою империю.
Виктор Иванович: Что значит - оставить? Я не собираюсь ничего оставлять. Во всяком случае, пока. Еще рано об этом говорить.
Александр Павлович: Возможно, тебе помощник нужен? Хотя бы вместо этого твоего, блатного. А? Мальчик мог бы попрактиковаться. У него есть к этому интерес.
Виктор Иванович: Есть интерес - пусть практикуется. Где угодно и в чем угодно. Я разве ему препятствую? Я даже готов дать ему денег, в пределах разумного. Если он сам попросит, обоснует, оговорит условия возврата и тому подобное. А мне помощники не нужны. В моей империи я справляюсь сам, без помощников. Хочет - пусть создает свою. Впрочем, то, чем я владею сейчас, уже не империя.
Александр Павлович: А что же?
Виктор Иванович: Все.
Александр Павлович: Так ты будешь ему помогать?
Виктор Иванович: Нет. Помощь только мешает. Расслабляет. Пусть рассчитывает на свои силы. Я согласен с ним сотрудничать. На равных. Я всегда открыт для сотрудничества. Люблю новые идеи. Старики не способны родить ничего нового. Зрелость боится риска. А у молодости бывают прекрасные безумные идеи. Они иногда сами не понимают, насколько их идеи многообещающие... А я понимаю, и могу воплотить... Впрочем, я всегда остаюсь честным, и за все плачу. В том числе и за безумные идеи. Согласно цене автора... Но никогда и никому не помогаю. Это мой принцип. Вложиться в бизнес-идею - да, подать на благотворительность - да. Убогие тоже выполняют свою миссию в этом мире. В конце концов, они - там, значит, эта ниша благополучно занята, и поэтому я здесь. Я им подаю, а не они мне. Это лучше, нежели наоборот. Но помогать - значит, выбрасывать деньги на ветер. В лучшем случае. А в худшем - самому вскармливать своего могильщика. Потом он на моей помощи встанет на ноги и пнет меня под зад. Те, кому помогают, всегда этим заканчивают. Пинком под зад своим помогальщикам. А я еще не собираюсь в могилу.
Александр Павлович: В ближайшие сто лет...
Виктор Иванович /не расслышал/: И поэтому никогда и никому не помогаю. Мне никто ни в чем не помогал. Если не сказать наоборот. И это только к лучшему. Трудности закаляют характер. Так что - есть склонности - пусть проявляет. Только сам. Сам!
Александр Павлович: Трудности могут оказаться выше сил, и сломать. Но если тренироваться, под руководством опытного специалиста...
Виктор Иванович: Сломается - значит сам виноват. Руби сук по плечу. Все. Вопрос закрыт. Я и так уделил этому слишком много времени. Вопрос того не стоит. Хочет империю - пусть строит свою. А там посмотрим, чья окажется крепче.
Александр Павлович: Вопрос закрыт...
Виктор Иванович: А что это ты, собственно, за него так хлопочешь?
Александр Павлович /встряхнулся/: Я не за него, я о себе. Его кандидатурой я мог бы закрыть многие вопросы на многие годы.
Виктор Иванович: Когда-то... Я всерьез хотел, чтобы мой сын стал моим преемником и был готов отдать ему все. Я готовил своего сына для этой жизни. Но сын ушел. Потом я был готов отдать все внуку...
Александр Павлович: Ну так? А я о чем говорю?
Виктор Иванович: Хотя мне и было уже жалко. За что человеку такой подарок судьбы? Но, видимо, так устроена жизнь. Так надо. Внук тоже ушел. А сейчас, своему правнуку...
Александр Павлович: Какому правнуку? Разве у Макса есть сын?
Виктор Иванович: Максу я не готов отдать ни крошки. Мне жалко всего. Это все мое и больше ничье. А впрочем, если бы у меня был свой сын. Или хотя бы дочь... Нет, непременно мальчик...
Александр Павлович: Дед, а не пора ли тебе жениться?
Виктор Иванович: Ладно, приедешь из Китая, мы с тобой этим займемся подробнее.
Александр Павлович: Твоей женитьбой? Да я Марьяне только намекну - у тебя тут очередь выстроиться от твоей калитки...
Виктор Иванович: До Тверской. Этим я займусь сам. Если решу, что мне это надо. А тебе я говорил о питомнике президентов. Но это дела далекие, на перспективу. Да... Во вторник - десять человек.
Александр Павлович: Есть. Кстати, дед, неплохо бы и поесть. Чего-нибудь. Хоть травки пощипать.
Виктор Иванович /обнимает его за плечи/: Ладно уж, пошли, дам чего-нибудь.
/Виктор Иванович и Александр Павлович уходят. На сцену по очереди выходят Вероника Леонидовна, Николай, Антон с Любой, и рассаживаются по кругу за столом. Одно место остается свободным. От реки поднимается Макс./
Макс: Какой странный вечер. /Оглядывает стол, обходит вокруг него, кладя руку на плечо каждому из своих предков, а они, в свою очередь, гладят его по руке./ Фиолетовые сумерки. Маме с папой понравилось бы. /Напевает./ Николя, Николя... Надо позвонить Николь из Лондона. Она примчится из своего Парижа первым же самолетом, а следующим улетит обратно, потому что мы успеем поругаться из-за какого-то пустяка. Что же ей надо? А вон уже звезды виды. Созвездие "Волосы Вероники"...
/Макс садится на свободный стул у стола и засыпает. Из дому выходит Ирина Леонидовна. Звучит серьезная симфоническая музыка. Ирина Леонидовна подходит к Максу, гладит его по голове и усаживается вблизи него в кресло-качалку./
Ирина Леонидовна: Нагулялся, устал. Ну, спи, спи. Какой хороший, живой мальчик получился. Он еще так многого не понимает в этой жизни. Странно, что у него напоследок выросло такое... Но Максу он практически не уделял внимания. И не руководил... Почему? Спи, малыш, набирайся сил. Во сне дети растут. А я уже так устала, что не могу спать. Просыпаюсь среди ночи, и думаю, думаю... А потом не могу вспомнить, о чем же это я думала? Хорошо, если думается о работе. На грани сна и яви приходят неожиданные решения. Потом это может оказаться полнейшим бредом, а может и очень даже полезным... Я уже почти подружилась со своей бессонницей. Даже загадываю себе с вечера: если опять не удастся поспать - подумаю вот о чем... Иногда этот фокус удается, а иногда нет. И тогда голова думает себе о своем. О том, о чем мне бы хотелось забыть. О вот не забывается, и все тут. Хоть тресни. Помню, Вероника, покойница, говорила, какой он счастливый, что умеет так хорошо все забывать. А я ее тогда не понимала. А вот сейчас и поняла, поди ж ты. Оказывается, это и есть секрет вечной молодости: все забывать и меняться. Если человек не меняется, он выпадает из текущего времени и начинает принадлежать прошлому. Он уже не актуален. А он, как саламандра, выходит из огня с новой шкурой, и живет свою новую очередную жизнь. Свою? Как это у них сейчас поется? "Лето - это маленькая жизнь." У него здесь все время лето. Или весна. Даже осени никогда не бывает. Во всяком случае, я не припомню. А зима - это маленькая смерть? Что-то у меня мысли скачут. По голове. /Чешет голову под париком./
Виктор Иванович /выходит из дому/: Ирина, вот ты где. Пошли в дом.
Ирина Леонидовна: Не хочу. Здесь так хорошо, на ветерке.
Виктор Иванович: Застудишь свой ревматизм.
Ирина Леонидовна: А, пусть. Будет повод поваляться в постели, побездельничать и подумать о вечном.
Виктор Иванович: Понеслась душа в рай.
Ирина Леонидовна: Понеслась, понеслась. Посиди со мной. Если хочешь.
Виктор Иванович /колеблется/: Нет. Еще один вопрос остался нерешенным.
Ирина Леонидовна: Большой вопрос?
Виктор Иванович: Большой.
Ирина Леонидовна: О любви?
Виктор Иванович: При чем тут любовь?
Ирина Леонидовна: Чувствую, ты наконец-то созрел для женитьбы.
Виктор Иванович: С чего это ты взяла?
Ирина Леонидовна: Ты как-то размяк, стал замечать то, на что раньше не обращал внимания.
Виктор Иванович: Что конкретно?
Ирина Леонидовна: Меня, например.
Виктор Иванович: Тьфу ты!
Ирина Леонидовна: А может, ты задумался и не о любви.
Виктор Иванович: А чем же я, по-твоему, еще могу задуматься?
Ирина Леонидовна: О смерти.
Виктор Иванович: Не черт, так баранки.
Ирина Леонидовна: Должен же ты когда-то задуматься о ней.
Виктор Иванович: Этой даме я ничего не должен.
Ирина Леонидовна: Ну, тогда иди, иди, решай свои вселенские вопросы.
Виктор Иванович: Пошли в дом-то.
Ирина Леонидовна: И я пойду, пожалуй. Что-то кушать хочется.
Виктор Иванович: Там для тебя приготовили.
Ирина Леонидовна: Да, для меня уже все готово.
Виктор Иванович: Какая-то ты убогая стала, право слово. То у нее на старости лет любовь на уме, то смерть. А закончила все тем, что покушать надо.
Ирина Леонидовна: Не вижу дисгармонии. Все правильно. Все крутится вокруг еды, вокруг любви и смерти.
Виктор Иванович: Это у тебя, голубушка от безделья все крутится. А мне некогда думать о подобной ерунде. Я, понимаешь, работаю.
Ирина Леонидовна: Смерть - это не ерунда. Вся жизнь есть предчувствие смерти. Но думать об этом больно. Поэтому и жить больно.
Виктор Иванович: Ну, так прими обезболивающее, если тебе больно. Я тебя не понимаю.
Ирина Леонидовна: Да, власть - сильное обезболивающее. Как наркотик.
Виктор Иванович: Ладно. Мне работать надо. Дела, дела... Где Макс?
Ирина Леонидовна /вздрогнула/: Спит. Умаялся.
Виктор Иванович: Я не видел его в доме.
Ирина Леонидовна: А он здесь, рядом со мной.
Виктор Иванович: Да? Странно.
Ирина Леонидовна: Не буди его. Пусть отдохнет.
Виктор Иванович: От чего ему отдыхать? Он еще и не работал толком. Он слишком много спит. Так он не успеет ничего сделать.
Ирина Леонидовна: А куда ему спешить? У него еще целая жизнь впереди. Хотя возможно... /Заерзала в кресле, оглядываясь на Макса./
Виктор Иванович /подходит к Максу/: Человек спит десять часов в сутки. Это непозволительно много.
Ирина Леонидовна: Говорят, надо спать двенадцать часов, или четырнадцать. Большую часть времени спать. И пробуждаться только для того, чтобы добыть пищу, поддержать свою бренную плоть, справить все свои надобности, и опять спать, спать.
Виктор Иванович: Сон - это другая реальность.
Ирина Леонидовна: А может, сон - это и есть самая настоящая реальность? Мы рождаемся, чтобы спать. И когда мы умираем, то засыпаем окончательно, и сливаемся... Я еще не знаю, с чем. Но ведь не даром же младенцы все время спят. И старики...
Виктор Иванович /трогает Макса за плечо/: Твой внук спит не так.
Ирина Леонидовна: А ведь у нас могли бы быть общие внуки.
Виктор Иванович: Что?
/Макс неестественно свешивается набок./
Ирина Леонидовна: Я опять ошиблась в расчетах. Брала за точку отсчета дату их смерти. А надо было от начала...
Виктор Иванович /берет Макса за руку, отпускает, рука безвольно повисла/: Не понял... Что ты там бормочешь? Надо вызвать врача. /Набирает номер на мобильном телефоне./ Врача. Не мне. В мой дом. С аппаратурой. Все берите! Немедленно.
Полина /появляется в дверях/: Виктор Иванович, какие будут распоряжения?
Виктор Иванович: Встреть врача. Сейчас подъедет.
Полина: Вам плохо?
Виктор Иванович: Мне - прекрасно. Ирина, домой. Полина, никого сюда не пускать. Да, надо проводить гостей. Все в дом, быстро.
Ирина Леонидовна: Макс не замерзнет?
Виктор Иванович: С ним все будет в порядке.
/Полина, Виктор Иванович и Ирина Леонидовна уходят в дом. Ирина Леонидовна все оглядывается на внука. Через некоторое время из кустов выскакивает Валет./
Валет: А у них тут жареным запахло. Сваливать надо, с концами. А куда, куда от него? /Смотрит на Макса, не дотрагиваясь./ Сковырнулся фраер. Или нет? /Слышит шум в доме./ Ну, теперь все. /Судорожно озирается по сторонам и опять ныряет в кусты./
/Из дому выходит Анна, врач, молодая, крепкая девушка, в белом халате, с медицинским чемоданчиком. А глаза ее смотрят вглубь себя. Анна подходит к Максу, как будто никого тут более и нет./
Анна: Какой хорошенький.
/Гладит его по голове. Макс пытается лечь поудобнее. Или это только кажется? Анна щупает у Макса пульс, заглядывает в зрачки, укладывает его руку на подлокотник кресла, садится рядом с ним и по-деревенски подпирает свой подбородок кулачком. Предки немного подвигаются, освобождая ей место у стола. Из дому выходит Виктор Иванович. Он замечает, как Анна смотрит на Макса./
Виктор Иванович: Вы с ним знакомы?
Анна: Нет. Я увидела его только сейчас.
Виктор Иванович: Что с ним?
Анна: Какой красивый, чистый мальчик.
Виктор Иванович: Он... Он - жив?
Анна: Он в коме. Возможно, это летаргический сон. Нужны специальный исследования. В клинике.
Виктор Иванович: В нашей клинике?
Анна: Да, можно и у нас.
Виктор Иванович: И если это то, о чем вы говорите... Что делать?
Анна: Ничего. Это может пройти само в любой момент. Или не пройти.
Виктор Иванович: И... Долго ждать этого момента?
Анна: Не знаю. Если подключить его к специальной аппаратуре... Теоретически, это состояние можно длить десятилетиями. Бесконечно долго. И он все время будет выглядеть, как сейчас...
Виктор Иванович: Но есть же какая-то активная терапия?
Анна: Есть. В моей практике это первый подобный пример.
Виктор Иванович: В твоей, дорогуша...
Анна: В любом случае его надо отвезти в клинику и сделать обследование.
Виктор Иванович: Хорошо. Отвозите, обследуйте.
Анна: Сейчас я вызову специальную машину. /Разговаривает по мобильному телефону./ Реанимобиль. Я жду на месте. /Виктору Ивановичу/ Они будут через полчаса. Сейчас на вызове. У нас сегодня тяжелый день. Метеоактивный.
Виктор Иванович /усаживается/: Ну что ж, подождем. Раньше не было никаких активных дней. Мы просто работали. А сейчас напридумывали всякой ерунды.
Анна: Возможно, вы правы.
Виктор Иванович: Если бы я пятьдесят лет назад знал, что я проживу до этих лет... Хотя в моем нынешнем возрасте нет ничего невероятного... Тогда я считал себя стариком. Но с позиции моего нынешнего возраста в шестьдесят лет у меня была середина, расцвет жизни. Вершина. Или молодость? Я работал. И у меня все дни были активные. Если бы я знал, что тогда я был молод, я бы иначе построил... Распланировал свою последующую жизнь.
Анна: Как?
Виктор Иванович: В молодости положено строить какие-то прожекты, планировать свою жизнь на десятилетия вперед и не выполнять своих же решений. Делать глупости, в конце концов...
Анна: И какую же глупость сделали бы вы? Я не представляю вас в качестве глупца... И безумца...
Виктор Иванович: Глупость? Ну, наверное, типичную глупость молодости. Женился бы, пребывая в полной уверенности, что делаю это по большой любви, и что мы будем жить долго и счастливо, состаримся в окружении детей и внуков и умрем в один день...
Анна: Да, а почему же вы не женились?
Виктор Иванович: Не было на ком... В молодости я был женат... Ее звали Галя... Она рано умерла... Это было так давно...
Анна: Простите.
Виктор Иванович: Да нет, ничего. Все уже улеглось. Мне стало как-то одиноко на данном жизненном этапе... От всей прежней жизни у меня остался один внук. Я к нему привязался...
Анна: Будем надеяться, что с ним все будет в порядке. Возможно, он пережил недавно какой-то стресс...
Виктор Иванович: Какие у него могут быть стрессы? О чем вы все говорите? Активные дни, стрессы... Надо заниматься делом, а не вот так вот...
Анна: Да-да, вы правы.
Виктор Иванович: Надо жить, а не балансировать между небытием и смертью.
Анна: Вы боитесь смерти?
Виктор Иванович: Я - боюсь? Думаю, что это слово не вполне уместно в данном конкретном случае. Я просто, знаете ли, как-то привык жить. Я все знаю в этом мире. Меня все в целом устраивает. Главное, что меня устраивает, - место, которое я сейчас занимаю. А там, после смерти, придется заново определяться.
Анна: Определяться? Вы верите в реинкарнацию? В переселение душ?
Виктор Иванович: Переселение... Слово-то какое... Как будто расселяют коммунальную квартиру... В реинкарнацию? Об этой жизни я знаю практически все. А о той... Видимо... Приходится признать, что ничего. И пока не имею намерения узнавать. Современная медицинская наука, деточка, считает, что если подавить все механизмы старения, то человек может прожить до тысячи лет.
Анна: Боже, как страшно... А оно нам надо?
Виктор Иванович: Нам? Кому - как, голубушка.
Анна: Современная наука замораживает тела... И даже отдельные головы... Чтобы когда-то потом, в будущем, разморозить их, воскресить, пришить новое... Чье-то... Тело... И человек будет жить... Опять...
Виктор Иванович: Не опять, а далее. Я рассматривал этот вариант.
Анна: Серьезно?
Виктор Иванович: Очень серьезно. Серьезнее, чем вы думаете. Я собрал все имеющуюся информацию, тщательно, скрупулезно ее проанализировал. И пришел к выводу, что я не хочу, чтобы меня заморозили на тысячу лет.
Анна: Почему?
Виктор Иванович: Во-первых, потому, что нет никаких гарантий. Вы меня понимаете. Во-вторых, потому что я привык сам контролировать ситуацию, а в том состоянии это будет для меня затруднительно. И наконец, в-третьих, я, слава богу, пока еще в состоянии сам оплачивать существование своего тела. И мне нравится наблюдать, как меняется жизнь. Участвовать...
Анна: Участвовать? Вам нравиться участвовать в жизни?
Виктор Иванович: Если быть совсем точным, мне нравиться делать жизнь. А что нравится вам?
Анна: Мне нравится смотреть, как растут цветы. Как из маленьких детей вырастают красивые умные люди. Мне нравится отводить людей, которые достойны жить, от порога смерти.
Виктор Иванович: Достойны... А кто же, по вашему достоин?
Анна: Я не господь бог, и не берусь делить людей на достойных ада или рая. Всякий достоин жизни, кому я в силах помочь. А как он распорядится своей жизнью - это уж он сам...
Виктор Иванович: А вы - девушка с крепким характером. Со стержнем. За всю мою бесконечную жизнь мне такие не попадались. Попадались слабые рохли, кисель, которые стремились облепить меня и удержаться в вертикальном положении за мой счет. Вот если бы такая женщина встретилась на моем пути в молодости, вся моя жизнь, возможно, сложилась бы иначе.
Анна: Женщины с характером были во все времена. Просто вы их не выбирали. Тогда они вам были не нужны. А может быть, они выбирали вас, а вы делали из них то, что вам нужно. Обламывали... Их стержень...
Виктор Иванович: Ты хочешь сказать, что теперь я изменился? Раз у меня изменились предпочтения?
Анна: А почему бы и нет?
Виктор Иванович: Ты... Ты думаешь, что я ... старею? /Не дает ей ответить, с наигранной веселостью./ Да, я изменился. А ведь это хорошо, что я еще могу меняться. Значит, я еще расту, развиваюсь. Пока человек жив - он непрерывно меняется. Не меняется только то, что мертво. Как говорят в Китае, движение - это жизнь. Кстати, в нашей клинике, я слышал, практикуют китайскую гимнастику?
Анна: Да.
Виктор Иванович: Надо поговорить с главным врачом... А кто ведет занятия?
Анна: Я. Например.
Виктор Иванович: Ты? Но ведь у тебя же нет специального образования, опыта. Ты нигде не была, ничего не видела. Что ты можешь дать?
Анна: Я закончила специальные курсы.
Виктор Иванович: Трехмесячные?
Анна: Впрочем, у нас есть и другие тренеры. Постарше и с большим опытом.
Виктор Иванович: Нет-нет, это даже любопытно. Но все равно надо переговорить с главным врачом. Где его кабинет?
Анна: Позвоните мне, когда захотите прийти. Я вас провожу. Вот мой мобильный.
/Виктор Иванович переписывает на свой телефон номер мобильного Анны./
Виктор Иванович: А вы могли бы проводить со мной тренировки здесь?
Анна /оглядывается/: Могла бы. Только надо обновить сирень. У умирающих растений меняется энергетика.
Виктор Иванович: Да, я занимаюсь этим вопросом. Но видимо, для начала мне придется обновить садовника. Впрочем, у меня тут появился новый ландшафтный дизайнер. Она мне тут восторженно развивала свои идеи. Все оказывается кстати, да... А что, по-вашему, здесь должно расти?
Анна: Сирень, а что же еще? Говорите мне "ты". /Протягивает Виктору Ивановичу руку./ Анна.
Виктор Иванович: Виктор.
Анна: Виктор - значит победитель.
Виктор Иванович: Да.
Анна: Победитель - чего? Трудностей, врагов? Женщин?
Виктор Иванович: Женщин в моей жизни было не так уж много. Да и серьезных врагов тоже. Трудности? Не знаю что это такое, честно говоря.
Анна: Чем же вы занимаетесь?
Виктор Иванович: Работаю. А женщины... Женщины почему-то так быстро изнашиваются...
Анна: Мужчины такие смешные. Они думают, что видят все и знают о жизни все. А на самом деле ровно половину.
Виктор Иванович: Вот как? Это какую же?
Анна: Свою. Мужскую.
Виктор Иванович: А женщины знают все?
Анна: Нет. Тоже половину. Свою. Женскую.
Виктор Иванович: А кто же знает все?
Анна: Никто.
Виктор Иванович: А Бог?
Анна: Я врач, а не священник. Что я могу знать о Боге?
Виктор Иванович: Но вы о нем думаете?
Анна: Да.
Виктор Иванович: И что же вы о нем думаете?
Анна: Что он бесконечно одинок.
Виктор Иванович: А люди?
Анна: И люди одиноки.
Виктор Иванович: Как Бог?
Анна: Нет. Нам до него далеко. Мы одиноки по-своему.
Виктор Иванович: По-людски?
Анна: По-разному. Одиночество мужчины - это одиночество на вершине горы. А одиночество женщины - это одиночество в яме.
Виктор Иванович: Одиночество на вершине... Да, очень похоже... Ты сама до этого додумалась или где-то вычитала? Вычитала, наверное. В молодости любишь подобные афоризмы. В них кажется какой-то глубинный смысл... А на самом деле автор просто был альпинистом...
Анна: Сама додумалась.
Виктор Иванович: Да ну? А разве из вашей ямы видны горы?
Анна: А с ваших гор видны ямы?
Виктор Иванович: Они теряются где-то там, ниже облаков.
Анна: И горы за облаками.
Виктор Иванович: Надо же...
Анна: О чем вы?
Виктор Иванович: А ты красива.
Анна: Да.
Виктор Иванович: Мужчины любят глазами, а женщины ушами. Глупость какая вспомнилась.
Анна: Не знаю, чем любите вы. Мне трудно судить, я не мужчина. Вам, конечно, виднее. А женщины любят душой.
Виктор Иванович: Как возвышенно.
Анна: Да, вы можете смеяться. Каждый судит по себе. И уши у нас, конечно, есть. И когда говорят красивые слова, это приятно. И что именно тебе... И хочется этому верить. Но если он говорит, а сам живет своей жизнью... Или вообще исчезает без объяснений на длительный срок... А потом появляется как ни в чем не бывало, и ждет, что его будут любить по-прежнему...
Виктор Иванович: У мужчин бывают такие ситуации, когда им надо исчезнуть без объяснений на длительный срок.
Анна: Да. Я могу понять. Но женщине же надо все это время как-то жить? Чем-то заниматься.
Виктор Иванович: С кем-то.
Анна: С кем-то - это у вас. А у нас... Даже если и с кем-то, это ничего не меняет. Нам... Хочется же во что-то верить.
Виктор Иванович: Хочется стабильности.
Анна: Да! /С вызовом./ Это зазорно?
Виктор Иванович: Это мелко.
Анна: Да мы и сами бедные маленькие крошки. Но он появляется. И один раз это можно простить. И два можно.
Виктор Иванович: И три...
Анна: Можно и три. Но при этом каждый раз что-то умирает в душе. И душа становится все меньше и меньше. И в конце концов в ней не остается того места, которым любят.
Виктор Иванович: А разве это место у человека в душе?
Анна: Не иронизируйте. Ведь вы же все понимаете.
Виктор Иванович: Предположим. И что дальше?
Анна: А дальше в какой-то момент душа перестает чувствовать. Она не может радоваться встрече, и подаркам, и этой как бы любви. Потому что все время думаешь о том, чем все это закончится.
Виктор Иванович: В очередной раз.
Анна: Да, в очередной раз.
Виктор Иванович: Крошка моя, у вас пока еще была такая крошечная жизнь, что мне с трудом верится, что из вашей жизни кто-то мог исчезать вот так, надолго. Да еще и многократно. Что значит в вашем понимании слово "долго"?
Анна: Какая разница? Пять лет... Месяц...
Виктор Иванович: Час.
Анна: А какой по-вашему срок достаточно долгий?
Виктор Иванович: Одна человеческая жизнь... Две человеческих жизни... Вечность...
Анна: Я вас не понимаю.
Виктор Иванович: Да, конечно... Я иногда думаю, что я еще и не жил по-настоящему. Самое главное в моей жизни еще не случилось.
Анна /смотрит ему в глаза, с надеждой, ее глаза светятся, ей кажется, что это - то самое, настоящее/: Правда?
Виктор Иванович: Мне кажется, я опять на пороге жизни. Как в юности. Я остался один. Последние несколько лет рядом со мной всегда был кто-то из родственников. А сейчас все ушли. Я один. И надо решать, как жить дальше. Тебе нравится сирень?
Анна: Да. Особенно ее запах, когда она цветет. Когда закроешь глаза...
Виктор Иванович: Моя жизнь - как пьеса в стиле рондо.
Анна: Что такое "рондо"?
Виктор Иванович: Круг. The knowledge is power. The power is life.
Анна: Осталось выяснить, что такое power - сила, мощность или власть.
Виктор Иванович: Вот как? Ты знаешь смысл слова power?
Анна: Не знаю. Предполагаю. Власть = жизнь.
Виктор Иванович: Ты удивительная женщина. Ты достойна лучшей доли.
Анна: Все женщины удивительны. И достойны лучшей доли, нежели та, что они имеют. Я, в отличие от многих...
Виктор Иванович: В чем же твое отличие?
Анна: В том что я молода, и могу говорить об этом. Но вовсе не рассчитываю быть услышанной.
Виктор Иванович: Из-за таких женщин раньше сражались на дуэли.
Анна: А теперь стараются обходить стороной. Что, в сущности, не меняет исхода. Женщины остаются одинокими... Мужчины мстят женщинам за то, что не могут родить сами. Мы можем и знаем что-то, что недоступно вам.
Виктор Иванович: А ты думаешь, нам этого очень хочется?
Анна: Да. Смертельно хочется, но нет никакой возможности.
Виктор Иванович: По твоей логике получается, что женщины выше мужчин.
Анна: Нет. Я никогда так не считала. Просто другие. Никто не выше.
Виктор Иванович: Но должен же кто-то быть выше, а кто-то ниже. Традиционный подход утверждает превосходство мужчины. Ты, как женщина, утверждаешь превосходство женщины. Так?
Анна: Пусть будет так. Я не хочу с вами спорить.
Виктор Иванович: А жить со мной?
Анна: Я?
Виктор Иванович: Да, ты, ты!
Анна: Нет.
Виктор Иванович: Ты имеешь в виду, что тебе надо подумать?
Анна: Я имею в виду то, что я сказала: нет.
Виктор Иванович: Ты представляешь себе, кому ты отказываешь?
Анна: Да. Я для вас - пыль.
Виктор Иванович: Не совсем так, раз я предложил тебе... А в чем, собственно, дело? У тебя другие планы? Надеюсь, ты понимаешь, что вблизи меня реализация твоих планов существенно ускорится?
Анна: Понимаю. У меня нет никаких конкретных планов. Я хочу просто жить.
Виктор Иванович: Со мной ты будешь не просто жить...
Анна: Вот именно.
Виктор Иванович: Ты отдаешь себе отчет в своих действиях?
Анна: По вашей традиционной логике, не вполне.
Виктор Иванович: Я спрашиваю тебя о тебе! Ты хоть представляешь, что я с тобой могу сделать?
Анна /спокойно/: Представляю. Все.
Виктор Иванович: Вот именно.
Анна: Ну, и что?
Виктор Иванович /ему отказывают первый раз в жизни, он удивлен/: Тебя это не волнует?
Анна: На самом деле вы не можете сделать со мной ничего. Потому что я для вас не существую. Мы настолько далеки друг от друга... Все, что вы можете со мной сделать, на самом деле не важно. У меня ничего нет, поэтому вы ничего не можете меня лишить.
Виктор Иванович: У тебя есть работа, дом, кусок хлеба.
Анна: Если меня уволят из вашей клиники и никуда не будут принимать, я уеду в деревню. Там много брошенного жилья. Буду сажать огород.
Виктор Иванович: Корову заведешь.
Анна: Да. А вы ее отравите? Получается, что вы можете только убить меня. Вряд ли вы на это пойдете. Даже чужими руками. Но все равно получится не по-вашему. А моя жизнь... Ну, что ж, значит, такая моя судьба.
Полина /выходит из дому/: Виктор Иванович, там приехал реанимобиль.
Анна: Скажите, пусть проходят сюда с носилками.
Полина /удивленно/: Виктор Иванович?
Виктор Иванович /устало/: Проведи их сюда, Полина.
/Полина остается стоять около дверей. Из кустов выглядывает Валет. Полина делает ему знаки, он не понимает, чего от него хотят. Из дому выходят Александр Павлович и Марьяна./
Александр Павлович /Валету/: Какие люди! Жив, курилка?
Валет: Здрасьте...
Марьяна: Виктор Иванович, вам нужна помощь?
Виктор Иванович: Спасибо, я уже все решил.
Ирина Леонидовна /выходит из дому, обмахиваясь париком/: Надымили там, понимаешь. Виктор Иванович, к вам этот ваш пришел.
Виктор Иванович: Кто?
Ирина Леонидовна: Учитель. Считает, что без него тут не обойдутся.
/Анна смотрит на Виктора Ивановича с надеждой, остальные - с различной степенью непонимания. Только Ирине Леонидовне все, пожалуй, уже ясно./
Виктор Иванович: Что за чушь ты несешь? Я жду не учителя, а врачей.
/Свет на сцене постепенно меркнет, появляются два врача с носилками и уносят Макса, Александр Павлович, Марьяна, Полина, Валет, Анна, Ирина Леонидовна и Виктор Иванович уходят. На сцене остаются только предки. Третье действие закончено./
Конец третьего действия.





Эпилог

Спустя несколько часов.

Свет на сцене постепенно усиливается. Сцена такая же, как в конце третьего действия. За столом сидят предки. Вероника Леонидовна вяжет, Николай читает учебник физики, Антон и Люба сидят, взявшись за руки. Рядом - гитара. Одно место за столом свободно.
Сверху слышны голоса Врачей и Виктора Ивановича. Идет консилиум.

Виктор Иванович: Попрошу изложить мне суть проблемы.
Первый Врач: У вашего внука...
Второй Врач: Правнука.
Виктор Иванович: Это не имеет отношения к делу. Пожалуйста коротко и по существу.
Первый Врач: Детальное обследование показало, что у вашего внука редкое заболевание мозга.
Второй Врач: Но все остальные органы в идеальном состоянии.
Виктор Иванович: Что вы предлагаете?
Первый Врач: Мы считаем, что ему может помочь операция.
Виктор Иванович: Операция на мозге?
Первый Врач: Да. Конечно, мы все переживаем. Такой молодой, подающий надежды человек, и проблемы с головным мозгом.
Виктор Иванович: Короче.
Первый Врач: Нужен ряд достаточно дорогостоящих лекарств, аппаратура. Но я думаю, это для вас не проблема.
Виктор Иванович: Думайте за себя, а не за меня. Вы сказали, что операция может помочь?
Первый Врач: Да.
Второй Врач: Все внутренние органы в прекраснейшем состоянии! Не было травм, механических повреждений, пациент вел здоровый образ жизни. Он имеет все шансы благополучно перенести операцию.
Виктор Иванович: Если я вас правильно понял, значит, операция может и не помочь?
Первый Врач: Поймите, такие операции не на потоке. Мы не скрываем от вас всей правды. Всей, так сказать, сложности положения. Результат не гарантирован. Но определенные наработки имеются. Если вы выразите свое согласие, будут привлечены лучшие специалисты. Мы уже связывались с Голландией, с Военным госпиталем в Штатах. Они...
Виктор Иванович: Сколько времени он может провести в ожидании операции?
Первый Врач: Теоретически, будучи подключенным к аппаратам искусственной жизнедеятельности, несколько лет. Или десятилетий.
Второй Врач: Но конечно, ресурсы молодого организма будут постепенно исчерпываться. Есть вероятность заражения инфекцией...
Виктор Иванович: Я вас понял. Что еще?
Второй Врач: У вашего внука идеальная совместимость с вами. Просто удивительно! Мы проанализировали сорок параметров крови, анатомические особенности, и...
Виктор Иванович: Я считаю операцию нецелесообразной.
Первый Врач: Но ведь тогда...
Виктор Иванович: Уделите свое внимание более значимым личностям.

/Голоса смолкают. Макс выходит от реки и присоединяется к своим предкам. Он садится за стол, на свободное для него место, разворачивает газету и читает ее./

Конец.
Начало: