Ивлим.Ру - информация и развлечения
IgroZone.com Ros-Новости Е-коммерция FoxЖурнал BestКаталог Веб-студия
  FOXЖУРНАЛ
Свежий журнал
Форум журнала
Все рубрики:
Антонова Наталия
Редактор сообщает
Архив анонсов
История очевидцев
Ищешь фильм?
Леонид Багмут: история и литература
Русский вклад
Мы и наши сказки
Леонид Багмут: этика Старого Времени
Виктор Сорокин
Знания массового поражения
Балтин Александр
ТюнингКлуб
Жизнь и её сохранение
Леонид Татарин
Юрий Тубольцев
Домашний очаг
Наука и Техника
Леонид Багмут: стихотворения
Библиотека
Новости
Инфразвук и излучения
Ландшафтный дизайн
Линки
Интернет
Костадинова Елена
Лазарев Никита
Славянский ведизм
Факты
Россия без наркотиков
Музыкальные хроники
ПростоБуряк
Анатолий Максимов
Вера
ПРАВовой ликбез
Архив
О журнале


  ВЕБ-СТУДИЯ
Разработка сайтов
Продвижение сайтов
Интернет-консалтинг

  IVLIM.RU
О проекте
Наши опросы
Обратная связь
Полезные ссылки
Сделать стартовой
В избранное!

  РЕКОМЕНДУЕМ
Doronchenko.Ru
Bugz Team


РАССЫЛКА АНОНСОВ ЖУРНАЛА ХИТРОГО ЛИСА













FoxЖурнал: Библиотека:

РОНДО

Автор: Федорова Н.В.

Пьесса


The knowledge is power.
The power is life.


Все действие происходит летом, на подмосковной даче. Свежая, сочная зелень. Цветет сирень. На фоне зелени ажурная белая садовая мебель, стол и несколько стульев, кресла, качели. Ничего не меняется. Только годы проходят.

Действие первое

Действующие лица:
Виктор Иванович - большой начальник, член правительства, 66 лет
Вероника Леонидовна - его жена, 58 лет
Николай - их сын, 40 лет
Ирина - жена Николая, 35 лет
Антон - сын Ирины и Николая, 10 лет
Референт - лицо без возраста и пола
Варвара - обслуга
Рэм Иосифович Строганов - друг и соратник Виктора Ивановича, 65 лет
Оленька - жена Рэма Иосифовича, 22 года
Просительница - женщина неопределенного возраста



Молодые Мужчина и Женщина, стройные спортивные фигуры в белых костюмах на фоне зеленого газона, умело играют в теннис. Это так красиво. Мужчина похож на Николая, только моложе и здоровее. А Женщина - она не похожа ни на кого. Последний сет. Игра закончена. Мужчина пожимает Женщине руку, Женщина целует его в щеку.
Мужчина: Спасибо за игру. Все было великолепно, как всегда.
Женщина: Ты опять проиграл.
Мужчина: Разве я могу себе позволить выиграть у такой очаровательной женщины?
Женщина: А ты попробуй. /Смеется./
/Мужчина и Женщина уходят./


Дачный домик свежей постройки в стиле "сталинский ампир". Здесь живут постоянно, хоть это и неудобно из-за удаленности от столицы. Но что-то в этой дачной жизни есть.
Виктор Иванович один. Он сидит в плетеном кресле, просматривает бумаги и оставляет на полях пометки чернилами разных цветов, время от времени попивает чай из стакана с подстаканником и хрустит сушками. Откладывает бумаги, встает, со смаком, до хруста костей, потягивается и улыбается. У него очень обаятельная улыбка, немного виноватая. На такую можно крепко запасть. И вообще он прекрасно выглядит, высокий рост, спортивная фигура, в светлом кремовом костюме, волосы немного длинноваты и чуть тронуты сединой.

Виктор Иванович: Ах, до чего же я люблю эту пору! Май, цветет сирень, у зелени еще не пыльный, свежий цвет. Помню, в мае мы начали встречаться с Верой. Я ухаживал за ней по всем правилам, обломал всю сирень в округе, носил ей охапками. Люблю сирень! Да, давненько это было... Сейчас она уже не та... Очень изменилась, очень... Особенно глаза стали какие-то выцветшие, линялые. Как у увядшей сирени. Жаль, искренне жаль... А были, помнится, голубые, все честь по чести. Странно, что мой сын выбрал себе в жены женщину, похожую на Веру. Он ведь никогда не был особенно привязан к матери, разве что в раннем детстве. А вот поди ж ты... Ирина временами так на нее похожа... Не внешне, пожалуй, нет, а в каких-то своих неуловимых порывах... Такая же немного сумасшедшая... Превратности судьбы... И даже отчества у них одинаковые, а, казалось бы, достаточно редкое по нынешним временам мужское имя - Леонид... Эх, сейчас бы на рыбалку! Небольшой компанией, этак человек пять-шесть, не считая обслуги... Охоту я так и не смог полюбить, слишком суетно как-то, а вот рыбалка способствует размышлениям, да-с...Что-то разморило меня, отвлекся. /Смотрит на большие наручные часы./ А ведь надо бы просмотреть еще эту папку. /Развязывает тесемочки./ Скоро должен подойти мой референт, Осипов, я ему назначил на четыре пополудни, до обеда. /Работает еще некоторое время./
/Из дому появляется Варвара в темном глухом платье с белым фартуком, белая наколка на волосах./
Варвара: Виктор Иванович, к вам человек.
Виктор Иванович: Осипов что ли? Так пусть идет.
Варвара: Женщина.
Виктор Иванович: Какая еще женщина?
Варвара: Такая... Средних лет...
Виктор Иванович: Как фамилия?
Варвара: Да она сказала что-то, я не расслышала.
Виктор Иванович: Что за девка! /Смотрит на часы./ Ладно, у меня есть еще семь минут. Проси.
Варвара: Сию минуточку.
/Варвара уходит. Из двери бочком появляется Просительница./
Виктор Иванович /продолжая писать/: Кто такая?
Просительница: Сокольницкая Мария... Митрофановна.
Виктор Иванович: Не знаю такой.
Просительница: Мы не знакомы. Но вы должны помнить моего мужа, Сокольницкого Дмитрия Ильича. Вы с ним вместе...
Виктор Иванович /перебивает ее/: По какому вопросу?
Просительница: Я хотела попросить вас...
Виктор Иванович: В вашем распоряжении шесть минут. Изложите свою просьбу четко, внятно и коротко.
Просительница: Мой сын, Сокольницкий Илья Дмитриевич в этом году заканчивает институт. Он очень хороший мальчик. Учился на одни пятерки. Почти. Только по начертательной геометрии и...
Виктор Иванович: Короче.
Просительница: Да-да. Я знаю, что вы очень занятой человек. Но Дмитрий Ильич, мой муж, царство ему небесное...
Виктор Иванович: Еще короче. У вас осталось четыре минуты.
Просительница /суетливо/: Да-да. Моего мальчика посылают по направлению на целину. Но ему нельзя туда ехать. По состоянию здоровья. Вот справки. Он у меня один. Как же я без него? Я инвалид. Вот справки. Он у меня единственный кормилец.
Виктор Иванович: Кто он по специальности?
Просительница: Инженер-строитель.
Виктор Иванович /поднимая голову от бумаг/: Вы знаете, как сейчас стране нужны строители?
Просительница: Да-да. Поэтому он и выбрал эту нужную нашей стране специальность. Но ведь строители нужны и в Москве?
Виктор Иванович: Москву и без него построят.
Просительница: А что, разве целину без него никак?.. Он у меня один...
Виктор Иванович: А если все будут рассуждать, как вы?
Просительница: Но я же - не все... Мой покойный муж, Дмитрий Ильич...
Виктор Иванович: Страна предоставила вашему сыну возможность учиться. Теперь она дает ему работу. Почетную работу. Вы, как мать, должны гордиться. Что вам еще надо?
Просительница: Чтобы он был со мной...
Виктор Иванович: Ну, так поезжайте с ним, на целину. Будете ему там борщи варить.
Просительница /в ужасе/: Что вы! Я могу жить только в Москве!
Виктор Иванович: Почему? Люди везде живут.
Просительница: Но я же...
Виктор Иванович: Ваше время истекло. Прошу меня простить, я очень занят.
Просительница: А как же справки?
Виктор Иванович /внимательно смотрит на нее, поколебавшись/: Придете в мою приемную, оставите ваше дело у секретаря.
Просительница: Когда?
Виктор Иванович: В приемные часы.
Просительница: Но как же? Мне же срочно надо...
Виктор Иванович: Варвара!
Просительница: Да-да, я уже ухожу, ухожу. Спасибо вам большое.
Варвара /появляется/: Что такое?
Виктор Иванович: Проводи человека.
Просительница: Иду-иду. Еще раз большое вам спасибо, Виктор Иванович. Дмитрий Ильич... /Виктор Иванович морщится./ Но мне бы побыстрее... До свиданья.
/Варвара и Просительница уходят./
Виктор Иванович: Да, что время с людьми делает. А ведь была...
Референт /заходит неслышно, оглядывается, не поворачивая головы, привлекает к себе внимание легким покашливанием/: Добрый день, Виктор Иванович.
Виктор Иванович: А, это ты, Осипов. Молодец, вовремя. И я как раз закончил. Сейчас вот еще... /Дописывает./
Референт /почтительно/: Как вы себя чувствуете, Виктор Иванович?
Виктор Иванович: Спасибо, не жалуюсь. А что это ты вздумал интересоваться?
Референт: Вы недавно перенесли сложную операцию.
Виктор Иванович: Ну, не такую уж и сложную. Обычную, рядовую.
Референт: Вам надо себя беречь. Для дела. Мне товарищи поручили контролировать ваше здоровье, чтобы вы не переутомлялись...
Виктор Иванович: Контролировать, говоришь?
Референт: Возможно, я не вполне корректно выразился...
Виктор Иванович: Зато очень точно. Так что передай, товарищам: "Не дождетесь, твою мать." Так и передай, понял?
Референт: Да, Виктор Иванович.
Виктор Иванович: Дословно передай, как я сказал. И еще передай, мол, Виктор Иванович чувствует себя прекрасно. Чего и вам, сукиным отпрыскам, желает. Я своих позиций сдавать не собираюсь. Собственно, не вижу, кому бы... Возраст у меня, конечно, уже пенсионный. Ну, так не старше, чем у Самого... Ладно, это не твоего ума дело. Вот, забирай дела. Можешь забирать все. Разберешь у себя.
Референт: Да, Виктор Иванович. Я разберусь. И спущу по инстанциям.
Виктор Иванович: Спусти, спусти. Обрати там внимание, когда будешь спускать... Я там чернилами разными резолюции, значит, накладывал. Если "Разрешаю" синими - значит, попросту разрешаю, без экзерсисов, пусть себе работают дальше. Если черными - значит, разрешаю-то я в принципе, потому что нет, вроде бы, оснований запретить, но сильно сомневаюсь в целесообразности, так что положи-ка ты эту бумажонку в самый низ стопочки, до лучших времен. Ну, а если красными чернилами моя роспись, значит, на автора сей писульки надо обратить самое пристальное внимание...
Референт: Понимаю, Виктор Иванович.
Виктор Иванович: А вот эту папку отработай сам, там ничего серьезного. Я тебе доверяю.
Референт: Спасибо, Виктор Иванович. И это забирать?
Виктор Иванович: Я же сказал - все. Можешь идти. Завтра утром, как обычно. И передай там Варваре, чтобы убрала чай.
Референт /с достоинством/: Да, Виктор Иванович.
Виктор Иванович: Жду тебя завтра в восемь, на работе. На сегодня я дела закончил.
Референт: Слушаюсь, Виктор Иванович. /Уходит./
Виктор Иванович /раздавил еще одну сушку, покачивается в кресле, пересаживается в кресло-качалку/: Вот теперь можно и отдохнуть. Как-никак воскресенье. Да и родственнички скоро должны пожаловать. Опять начнется... Восхищаюсь долготерпением Ирины...
Варвара /заходит/: Вызывали, Виктор Иванович? Мне Петр Егорович передали...
Виктор Иванович: Кто? Ах, да... Приберись тут, Варенька, будь так добра. Все и остыло уж.
Варвара: Сию секундочку, Виктор Иванович. /Собирает посуду на поднос./ Хотите горячего чаю?
Виктор Иванович: Нет. Скоро обед, я надеюсь. Что, приехал кто?
Варвара: Еще нет. Но у меня уж все готово. Обед в столовой накрывать?
Виктор Иванович: Да, пожалуй. Вечереет уже. Захолодало. И комары... Только не сейчас накрывай, а когда уж приедут, а то простынет все.
Варвара: Да-да, Виктор Иванович. Чай, не впервой.
Виктор Иванович: Чай - не чай... А что у нас нынче на обед?
Варвара: Борщ, пельмени, кролик в сметане, на гарнир - картофель и овощи тушеные, и компот.
Виктор Иванович: И чаю завари, покрепче.
Варвара: Слушаюсь...
Виктор Иванович: А закуски какие?
Варвара: Винегрет, салат "Столичный" и селедочка.
Виктор Иванович: Селедочка - это хорошо. Хоть я водку и не очень уважаю... А к чаю что?
Варвара: Пироги с грибами, пирожки с курятиной.
Виктор Иванович: Хорошо.
Варвара: И корзиночки с кремом.
Виктор Иванович: А это еще зачем? Крема какие-то. Что за блажь?
Варвара: Антоша любит...
Виктор Иванович: Развели баловство вокруг пацана.
Варвара: Не подавать?
Виктор Иванович: Ладно уж. Не выбрасывать же еду... Плотновато, конечно. Любим мы, русские, обильный стол. Даже если и повода нет. А если и повод нашелся, так уж выставимся из последних...Пройтись, что ли? А?
Варвара: Дело ваше. Дождя нет. И для здоровья полезно.
Виктор Иванович: Дождя действительно нет. И не предвидится. А здоровье тут причем? Что это вы все тут заладили про мое здоровье? Что ты себе, собственно, позволяешь? Ты кто тут такая? А?
Варвара: Прошу прощения, Виктор Иванович. Ни причем. Просто присказка такая.
Виктор Иванович: Присказки ваши дурацкие... А так все хорошо шло...
Варвара: Извините, Виктор Иванович. Я не хотела.
Виктор Иванович: Еще бы ты хотела. Смотри, еще раз такое себе позволишь - уволю к чертовой бабушке. И не посмотрю на... И рекомендации дам, какие заслужила. Что?
Варвара /чуть не плача/: Простите, Виктор Иванович. Больше такое не повторится. Вам что-нибудь подать?
Виктор Иванович: Да не суетись ты... Я к реке пойду. Когда там... Скажешь, чтобы позвали.
/Виктор Иванович не спеша уходит, но не в дом, а через лужайку, вниз. Варвара, не глядя ему вслед, сглотнув слезу, продолжает прибираться. Из дома выходит Вероника Леонидовна. Она выглядит старше своего мужа. Седые волосы всклокочены, полная фигура облачена в какой-то балахон неопределенного цвета, не то халат, не то ночную рубашку, до пят./
Вероника Леонидовна: Куда это он?
Варвара: Сказали, к реке пойдут.
Вероника Леонидовна: А ты кто?
Варвара: Я - обслуга ваша.
Вероника Леонидовна: А звать тебя как?
Варвара: Варварой.
Вероника Леонидовна: Ты, наверное, новая... Не помню...
Варвара /замялась/: Нет, почему же? То есть, да, конечно. Я у вас недавно. А у меня тоже плохая память на имена. Вот иногда смотрю на человека, которого знаю, и все-все про него вспоминаю, а имени-то вспомнить и не могу. Представляете?
Вероника Леонидовна: Можно я здесь посижу?
Варвара: Конечно-конечно. А вы садитесь вот сюда, в качалку. Я вам подушечку подложу. Отсюда и вид приятнее. На цветочки, на сирень.
Вероника Леонидовна /тяжело садится в кресло-качалку, раскачивается, как на качелях/: Сирень... Что-то было... Не припомню... А когда же приедут-то? Антоша... Ась?
Варвара: Скоро, Вероника Леонидовна. Вам не холодно? Давайте я вас пледом укрою. /Укрывает./ Так хорошо?
Вероника Леонидовна /безучастно/: Хорошо.
Варвара: А хотите чаю? У меня всегда есть горячий. Виктор Иванович любят...
Вероника Леонидовна: Да, он любит. Мне нельзя много жидкости.
Варвара: С сушками вот...
Вероника Леонидовна: Мне нельзя мучное. Или теперь уже можно? Не знаю. Я отвыкла.
Варвара: Можно-можно. А хотите с пирожками? У меня есть, свои. Моя мама пекла. Я вас угощу.
Вероника Леонидовна: Сто лет не ела пирожков.
Варвара: Они вкусные. С капустой. Хотите?
Вероника Леонидовна: Хочу? Не знаю. Нет, наверное.
Варвара: А чего вы хотите? Вы скажите только, я мигом сделаю. А до обеда, может, еще не скоро... Так что вы аппетит и не перебьете.
Вероника Леонидовна: Почему не скоро? Сейчас дети приедут, Антоша, вот и сядем все вместе.
Варвара: Да-да, конечно. А если что, ну, может, завтра, или послезавтра... Я из русской кухни все-все могу, и французские блюда. Я специально книжку читала. А сейчас взяла в библиотеке книжку про супы. И представляете, автор по фамилии Похлебкин. Повар Похлебкин. /Смеется./
Вероника Леонидовна: Да, забавно.
Варвара: Так что я все могу, вы не думайте.
Вероника Леонидовна: Ты хорошая, Варенька. Только я ничего не хочу. Ты иди, пожалуй. А я подремлю пока. Что-то меня разморило. А когда Антошу привезут, ты меня сразу буди.
Варвара /собирает посуду на поднос/: Хорошо, Вероника Леонидовна. /Тихо уходит, стараясь не греметь посудой и не потревожить хозяйку./
Вероника Леонидовна /в полудреме, покачиваясь в кресле-качалке/: Тихо как, покойно. Никуда не надо спешить. Как будто бежали-бежали на поезд, тянули тяжелые сумки, и вот успели, сели, он едет. Или уже остановился... Я всю жизнь куда-то спешила. Меня подгоняли. "Быстрее, мы опаздываем..." И куда я успела? На собственные поминки...Что это за запах? Ах, да, сирень... Витенька пришел из армии, приехал к нам в дом и привез огромный букет сирени... Виктор - значит победитель. Сколько мне было лет, когда я увидела его в первый раз? Кажется, я тогда еще в куклы играла... Он всегда казался мне таким взрослым, умным, серьезным. Он уже тогда все знал об этой жизни... А потом, уже после свадьбы, я увидела его паспорт. Он старше меня всего на восемь лет. И на десять лет моложе моей мамы. И иногда он кажется мне таким недалеким, ограниченным человеком. Что он знает, кроме своей странной работы? А что он тогда знал, в молодости? Наверное, немного больше. А сейчас подзабыл. Он вообще очень хорошо умеет забывать. А я помню так много. Но как-то кусками. Помню, как мы с Витей последний раз ходили в театр вместе. Мне нравилась атмосфера театра, женщины в красивых платьях, мужчины в строгих костюмах, запах духов, бархатные кресла и хрустальные люстры, оркестр настраивается в своей яме. Особенно я любила балет. Язык тела... Сейчас он ходит туда иногда, без меня, с товарищами. Говорит, что это не отдых, а надо для дела. Я думаю, что я его компрометирую своим видом перед товарищами. Он такой красивый и моложавый. Только вид у него немного глуповатый, когда он задумывается. О чем можно думать с таким видом? Помню, как Николенька был маленьким и бегал по этой лужайке в белом костюмчике, который Витя привез ему из Германии... А как мы жили с Витей до Николеньки, не помню... Всегда был Николас, был Витя и еще два человека, мужчина и женщина. С женщиной мы ездили в ателье и в косметический салон. Я одевалась в то, что подбирала она, красила лицо, как учила она. Женщина всегда была молодой. Вообще-то женщины менялись. Раз в пятилетку. Сначала я это замечала, а потом перестала их различать. Они обращались ко мне на "вы" и по имени-отчеству. А я к ним... Никак... И относилась - никак... А у мужчины почему-то не было имени. Я никогда не слышала, чтобы Витя его как-то называл. С мужчиной я ездила в спортзал. В обычный спортзал. Но упражнения были какие-то хитрые. Он сам их придумывал. Вроде бы простые, а потом болит все тело, но как-то так... Еще он следил за моим питанием. Сам следил, как обслуга готовит салаты, соки, много молочного. Или одно мясо, просто сваренное, большим куском, без ничего, даже без соли. Сначала я не могла съедать эти порции - большая миска зеленого салата без масла и соли, еще что-то, что я не знала, как называется. Было невкусно. Но и не противно. Непривычно как-то. Кусок застревал в горле. Мужчина молча стоял надо мной. Не выпускал из столовой, пока я не съедала все. Потом я втянулась. Воспринимала это как свою работу, за которую я получаю кусок хлеба. В переносном смысле. От хлеба меня отучили. От булочек, пирожков, пирожных, печенья... Мама делала слоеное печенье с творогом, а папа говорил, что оно очень сладкое, а потом съедал все... Чувства голода не было. И сытости тоже. Так как-то. Помню большой кусок говядины и спортзал... В спортзале я иногда сталкивалась с другими молодыми женщинами, которые делали примерно то же, что и я. Но мне казалось, что они получают от этого удовольствие. А меня привозят на работу. А может, они тоже работали? Они приходили поодиночке, без сопровождающего. А занимались почему-то все вместе, большими группами. Наверное, им так нравилось. Но ведь удобнее заниматься с личным тренером, правда? У них были такие обтягивающие спортивные костюмы, плотно облегающие тело. И тела у них были хорошие, поджарые. Конечно, сейчас я не могу с ними сравниться, я немного поправилась. А тогда у меня тоже было хорошее тело. Но костюм был очень свободный, чтобы не мешать движениям. Они поглядывали на мой костюм. Я понимала, что я выгляжу дороже. Хотя редко задумывалась о деньгах. Деньги - это как вода в кране. Она течет, потому что нужно помыться. За всю свою жизнь с Витей я держала деньги в руках несколько раз. Всегда платил он. Или эти, мужчина и женщина... Тем женщинам в спортзале было интересно, какие упражнения я делаю. Но я не смогла бы их повторить без мужчины... Женщины всегда заглядывали, когда дверь в мой зал случайно оставалась открытой. Да, я тренировалась не в общем зале, а в каком-то отдельном. Нет, он не был маленьким. Обычный спортивный зал. Только когда там была я, и этот мужчина, конечно, там почему-то больше никого не было. Мужчина всегда закрывал дверь, когда занимался со мной. Но иногда дверь оставалась приоткрытой, и тогда эти женщины смотрели. Он замечал, что я смотрю на дверь, и что там, за дверью, человек, и молча, бесстрастно так, закрывал дверь, плотно. Когда он первый раз так плотно закрыл дверь, у меня что-то екнуло в груди. Да, я тогда вспомнила, как в восьмом классе мальчик из параллельного класса вот также закрыл дверь школьного спортзала, подошел ко мне и поцеловал меня. Я ждала, что и сейчас произойдет что-то такое же. А этот мужчина не подошел. Нет, он подошел, но позже, как подходил всегда, чтобы поправить мне руки. Я неправильно делала его упражнение... Все время. И он все время поправлял мне руки... Каждый день, по три часа, двадцать пять лет... А вспомнить-то и нечего... Кроме того мальчика в школьном спортзале. И еще танцев в том же школьном спортзале. И еще походов на природу с одноклассниками. Сейчас у меня много свободного времени, и я часто вспоминаю свою школу. Как будто вспоминать - моя нынешняя работа... А из взрослой жизни с Витей я почти ничего не могу вспомнить. Вспоминаю, как бесстрастный мужчина в пустом спортзале заставляет меня делать странные упражнения и поправляет мне руки... Витя пришел к нам в дом после армии, с огромным букетом сирени, и они с мамой пили чай на кухне, и у мамы были красные щеки, наверное, чай был очень горячий. А потом Витя пропал. На несколько лет. А потом опять появился в нашем доме. Оказалось, что за это время он окончил институт, стал совсем взрослый, с амбициями. И я стала совсем взрослой девушкой, заканчивала школу. Мама предложила ему чаю, но он отказался. А потом, в следующий свой приход к нам, через несколько дней, сказал, что хочет на мне жениться. Отец был дома. И у мамы опять были красные щеки, хотя чаю никто не пил, я помню. Родители согласились на его предложение. Папа считал его перспективным молодым человеком. А я... Обо мне не было и речи. Конечно, я была согласна. Получилось, что он взял меня прямо со школьной скамьи, чистую девочку, я сдавала выпускные экзамены уже беременная, но еще ничего не было заметно. Первые несколько лет я вообще ничего вокруг не видела, так его любила. Ничего не видела, и ничего не помню... Мне кажется, что он тоже меня любил тогда, как умел, красиво. Мы ходили гулять в парк, втроем, я, Витя и Николас. Он покупал нам мороженое. Любил дарить мне духи и туфли, у меня была целая полка туфель. В доме всегда были живые цветы, даже зимой. Витя не любил искусственных цветов, говорил, что они напоминают кладбище. И еще не любил цветов в горшках. Разные были цветы, в зависимости от времени года. А помню я почему-то одну сирень... По всему выходит, что любил. А я - так просто смотрела ему в рот и делала все для него. А потом оказалось, что мне уже 30 лет, у меня почти взрослый сын и никакого образования. А ему нужна была женщина для представительских целей, чтобы прекрасно выглядела и могла вовремя открыть и вовремя закрыть рот. 30 лет - очень хороший возраст, это его устраивало. Но я ничего не умела. Даже по дому, потому что с самого начала все делала обслуга. И кожа у меня начала увядать, стала какая-то серая. Я бы уже не выжила в обычной жизни, как герань, которую весной высадили из горшка на клумбу, и она стала такая яркая и сочная, а потом прошло лето, и наступила осень... У меня наступила осень, а Витя стал членом Бюро... И вот тогда у нас в доме впервые появились мужчина и женщина... А те женщины, из спортзала, смотрели, как я сажусь в черную машину, и шофер открывает передо мною дверь. У них тоже были машины, красного цвета, почему-то маленькие, и они водили их сами. Часто я ловила их взгляд на номере той машины, в которую садилась я. Мне это было странно, я так и не поняла этот момент. Наверное, поэтому и запомнила. Машина была из какого-то служебного гаража. Нужно было позвонить по специальному телефону, и она приезжала. Звонил всегда мужчина. Или Витя. Какой смысл разглядывать номер чужой машины? Это же просто набор цифр. Мне эти цифры ничего не говорили. Но им, видимо, говорили, и они смотрели. Я бы еще поняла, если бы они разглядывали фасон машины, ее форму. И потом, если им так нравились большие черные машины, почему они сами ездили на маленьких красных? Купили бы себе такую же. Они посматривали и на моего спутника, мужчину. Они так на нас смотрели, что мне казалось, они считают его моим любовником. Смешно даже. Разве у меня могли быть любовники, если моим мужем был Витя? Любовник... Но у нас никогда ничего не было, с тем мужчиной... Хотя поначалу, когда он учил меня делать все эти упражнения и прикасался к моему телу, я чувствовала, что по мне пробегает какой-то ток. Но его лицо всегда оставалось совершенно бесстрастным. И движения рук ни на миллиметр не выходили за ту невидимую границу, за которой становится возможным на что-то рассчитывать. Вне сферы его служебных обязанностей я его совершенно не интересовала. В чем состояли эти обязанности, я так до конца и не поняла. Он давал мне книги и заставлял пересказывать их содержание. Но никогда не высказывался сам, только поправлял мою мысль. Еще он водил меня в театры, на выставки. Когда Витя уезжал в командировку за границу. Водил не для того, чтобы я была в курсе и при случае могла что-то сказать. Мне редко разрешалось говорить. А просто для того, чтобы меня там увидели, сфотографировали около картины. Уже много позже, когда у меня появилось свободное время, чтобы обдумать свою жизнь, мне пришла в голову такая мысль, что... Он меня выгуливал, как собачку. Нанимают же там богатые люди прислугу для собак. Он долго был со мной. И не старел. Я к нему привыкла. Только никак не могла определить, кем он мне приходится? На какую полку его поставить? С женщиной было проще. Женщина подбирала мне косметику, прическу, одежду. С ее помощью я приобретала вид женщины. Не может же мужчина находиться в примерочной кабинке? Даже если он - портной. Правда, женщины несколько раз менялись. Так что я перестала их различать. Для меня они слились в какой-то собирательный образ: около тридцати, чуть выше среднего роста, худощавая, и какая-то лощеная. Женщины были не вполне живыми, как механизмы, роботы. Робот, работа... А мужчина оставался один, я это точно помню, и я к нему привыкла. Он, пожалуй, был живым, несмотря на свою бесстрастность. Только два или три года назад он куда-то исчез. Муж пригласил меня к себе в кабинет и сказал, что, по его мнению, я больше не нуждаюсь в тренере и секретаре. Видимо, так их должности проходили в официальных документах, в бухгалтерии. И со следующего дня мужчина и женщина перестали приходить ко мне по утрам и организовывать мою жизнь. В пятьдесят пять лет я впервые оказалась предоставлена сама себе, и была вольна делать все, что захочется. Я решила, что моя работа закончилась, и меня уволили на пенсию... Не спросив моего согласия... Сейчас мне пятьдесят восемь... А что я могла захотеть, когда перестала работать? В результате усилий секретаря и тренера до пятидесяти пяти лет включительно я прекрасно выглядела, гораздо моложе своих одноклассниц, у этой обслуги был хороший вкус, надо отдать ей должное. Но, собственно, он за это и платил им деньги. Я чувствовала себя куклой, которую моют, наряжают, одевают, поправляют ей руки, а потом выставляют на полку и показывают гостям. У меня в детстве была такая кукла. Дедушка привез ее из Парижа, с выставки. У нее было кружевное платье, светло-русые волосы и закрывающиеся голубые глазки. И еще кружевной зонтик от солнца. Я была в нее влюблена, такая она была красивая. Когда я брала ее поиграть, у меня что-то замирало в груди, а мама всегда говорила: "Смотри, аккуратнее". Мне стало неприятно с ней играть, хотелось сделать что-то нехорошее, за что меня потом будут ругать... Выпачкать ее или порезать платье на кусочки... И я перестала ее брать. Куклу поставили на книжную полку, повыше, и она стояла там много лет. В нее набралось столько пыли... Надо же, куклу вспомнила... Он не мог попросту со мной развестись и оплачивать мою оставшуюся жизнь. Когда я утратила товарный вид и стала ему не нужна... Времена были такие, что ему нельзя было развестись. Или это он был такой. Другие же рисковали... А говорить Витя мне запретил. Еще раньше, когда я еще отрабатывала свою роль, он запретил. Со мной занимался специалист из театрального училища, он научил меня красиво молчать, загадочно. И с тех пор я могу говорить только с одним человеком. А когда рядом со мной двое, или больше, я молчу, красиво и загадочно. Рефлекс, как у собаки Павлова. Вот с ним, с этим артистом, у меня был роман. Во всяком случае, с моей стороны. Бывают же такие романы, односторонние? Единственный в моей жизни роман и очень кратковременный. И какой-то не вполне настоящий. Он был хорошим педагогом, этот артист, и быстро научил меня тому, за что ему было заплачено. Но все дело даже не в том, что он сыграл свою роль и ушел. Просто он привык общаться с женщинами, которые умеют разговаривать, а не только загадочно молчать. Как выяснилось гораздо, гораздо позже, кратковременный роман с ученицей тоже входил в счет. Это придало мне шарма на какое-то время, у меня появился блеск в глазах, так многие говорили. И тренер стал совсем бесстрастным... Или это мне так показалось? Нет, тренера тогда вообще не было. Витю послали работать в какую-то миссию на Востоке, на полгода, и он непременно должен был прибыть с женой. Вот перед этим со мной и поработал специалист. А потом мы с Витей поехали на Восток. Я пробыла там две недели. Витя все время был очень занят. И меня тихо отправили домой, я ждала его дома. А ведь это была моя единственная поездка за границу. Надо же, а я почти ничего не помню. Помню номер в гостинице, чудную архитектуру и чужие цветы. И все. Муж не возражал бы, если бы этот роман продлился и дольше, но уже на безвозмездной основе. Наверное, это был подарок с его стороны, предоставленное мне развлечение. Как премия за хорошо выполняемую работу. Но артисту было со мной неинтересно, попросту скучно, я это видела. Срок контракта истек, и он честно выполнил его условия. Я ждала, что мне будет грустно, но не чувствовала ничего... Так что я чистосердечно считаю, что любовников у меня не было... Это был не любовник, а напарник для выполнения важного производственного задания... Сейчас Витя в таком возрасте, что уже может себе позволить появляться в обществе один. Легенда для внешнего мира - его жена, то есть я, тяжело больна. Может быть, это правда, что я больна? Это придает ему особый шарм - всю жизнь прожил с одной женой, своей ровесницей, и сейчас не бросает ее в трудную минуту, когда она уже совсем старая, умирающая, больная... Да я и действительно немного сумасшедшая. Когда он перестал выставлять меня в свете, я резко сдала внешне, буквально за год-два. Я смотрела на себя в зеркало и старилась на глазах, как портрет Дориана Грея после смерти человека. И я, наверное, умерла... Умерла, и начала стареть... А пока я была жива, я оставалась молодой. Я оставалась той девочкой, которую Витенька взял, чистую, прямо со школьной скамьи. А потом раз - и сразу стала старой, как сейчас. А между этим вот ничего и не было. А я все пытаюсь вспомнить: ведь было же, было что-то важное. И не могу вспомнить... Антоша, внучек, моя отрада, свет в оконце... За тебя только и держусь. И ты за меня держись. По большому счету, никому мы с тобой не нужны в этой жизни кроме друг друга. Твой папа держится за алкоголь. Слабый человек получился. К счастью для него, он нашел себя в этой жизни. Он - неудачник... Светленький мальчик в белом костюмчике... Твоя мама живет в мире, не вполне понятном ей самой. Я ее тоже не понимаю. Что же это такое в ней сидит, разъедает ее? И она еще для чего-то ходит на службу. Чего ей не хватает? Зачем? Женщина и служба - две вещи несовместные. Я никогда не ходила на службу, ни одного дня. Служба - это для мужчин, а женщин они держат дома. Не надо смешивать службу и дом... О чем это я? Твой дедушка - большой начальник. Он всегда занят собой, на твое счастье. Он уходит в какой-то свой мир и приносит оттуда деньги, на которые живет вся наша семья. Как бы мы жили без него? Без его денег... Сейчас я чувствую себя такой старой, как перед смертью. Значит, я опять умру? И потом опять буду стареть?.. Я что-то запуталась... Мне кажется, что где-то здесь разлили смерть. Надо сказать Вареньке, чтобы убралась... Что это за запах?.. Ах, да, сирень... Он, наверное, уже стал моложе меня. И стыдится меня. Стыдится, что у него жена - такая клуша. И хочет, чтобы я развязала ему руки, и он бы тогда, как этот его друг... Как его зовут? Забыла. /Сильно раскачивается, замирает./ А кому же он тогда привез ту сирень, огромный букет, если я еще играла в куклы? Ах, да. Моей маме. Он тогда был влюблен в мою маму. И это знали все на свете, даже папа. Папа ревновал? Не помню. А почему же тогда он женился на мне, если любил мою маму? Наверное, потому, что я была моложе, только и всего. И потом, увести женщину от мужа - это помешало бы его карьере. Он всегда четко знал, что ему нужно от жизни. На данном этапе... Сегодня утром я увидела его в белой рубашке и сказала ему, что моя мама любила белый цвет. А он забыл, как ее зовут. Так искренне забыл... Маму звали Галя, а папу - Ленчик...
/В доме слышен шум, людские голоса. Вероника Леонидовна уснула. Из дома на лужайку выбегает Антон, солнечный мальчик, в светлой одежде, в шортах, с красным пионерским галстуком. Или это не галстук, а просто яркий шейный платок?/
Антон: Ника, бабушка Ника! Не спи, я приехал. Пойдем быстро, я тебе что-то сыграю на рояле. Ну, пойдем же! Я разучил новую пьесу, для тебя. Пойдем, тебе понравится. Они все не понимают... Только ты меня понимаешь. Я для тебя сыграю. Бабушка Ника! /Тянет Веронику Леонидовну за руку./
Вероника Леонидовна /просыпается/: Антоша! Внучек мой! /Притягивает внука к себе, целует его, затем сажает, как маленького, к себе на колени, гладит по головке./ Как я по тебе соскучилась! Почему ты так долго не приезжал?
Антон: Как долго? Всего неделю. Так я же учусь, бабушка! Каждый день то школа, то уроки, то еще это... /Начинает раскачивать кресло-качалку как качели, все сильнее./
Вероника Леонидовна: Внучек, мы сейчас улетим в космос.
Антон: Вот было бы здорово! Посмотрели бы на них на всех сверху вниз. А они тут ползают, как божьи коровки.
Вероника Леонидовна: Антоша, а что - это?
Антон: Где?
Вероника Леонидовна: Не знаю, где. Ты сказал: А тут еще это... Что - это?
Антон: Ах, это... /Кривится./ Они меня перевели в другую школу.
Вероника Леонидовна: Почему? У тебя возникли проблемы?
Антон: У меня - никаких. Это у них сплошные проблемы.
Вероника Леонидовна: Наверное, твоя новая школа ближе к дому.
Антон: Ага, ближе. До той было десять минут на дедушкиной машине, а до этой все четырнадцать.
Вероника Леонидовна: Тогда я ничего не понимаю.
Антон: А что тут понимать? Была школа простая, а стала специальная, с физико-математическим уклоном. /Спотыкается на длинных словах./
Вероника Леонидовна: Тебе нравятся физика и математика?
Антон: Физики я еще не знаю. А математика у нас называется арифметика. Так себе... Бухгалтерия какая-то. Мне нравится музыка. Бабушка, пойдем же я тебе сыграю. /Вскакивает и тянет бабушку за руку./
Вероника Леонидовна /тяжело подымаясь/: Пойдем, голубок. А что же ты тогда согласился перейти в новую школу? И ходил бы в старую. У тебя там друзья...
Антон: А кто меня спрашивал?
Вероника Леонидовна: И музыкальную школу тебе поменяли?
Антон: Нет. Представляешь, они хотели, чтобы я ее вообще бросил!
Вероника Леонидовна: Какой ужас!
Антон: Представляешь?
Вероника Леонидовна: Почему? Тебе же нравится...
Антон: А то... Говорят, у тебя и так будет большая нагрузка в новой школе, а музыка - это ерунда. Неперспективно. Так, пустая трата времени.
Вероника Леонидовна: А ты что?
Антон: Здесь я настоял на своем. Пришлось, конечно... Ну, я не хочу об этом говорить.
Вероника Леонидовна: Да? И чья же это была инициатива, перевести тебя в новую школу?
Антон: Деда, а чья же еще? Он сказал - родители выполнили, а меня никто и не спросил.
Вероника Леонидовна: Странно, что твоему деду пришла в голову такая идея...
Антон: Нет, идея не его, идея папина. А инициатива - деда.
Вероника Леонидовна: Да, твоему папе всегда нравились точные науки. Надо же, оказывается, это не прошло... Но твой дед считал, что твоему папе полезнее будет заниматься общественной работой, и сумел настоять на своем.
Антон: Ну, мне все это скучно слушать.
Вероника Леонидовна: Почему же ты им не возразил?
Антон: Ну, я... Папа же сказал...
Вероника Леонидовна: Ты любишь своего папу?
Антон: Да. Он со мной так интересно играет. Никто так не умеет. Знаешь, он рисует мне лабиринты, и всякие фигурки для вырезания. А когда мы с ним гуляем, он всегда мне рассказывает, как что устроено в окружающем мире. И еще у нас есть своя игра. Но я тебе не буду о ней рассказывать. Это наша тайна.
Вероника Леонидовна: Хорошо-хорошо...
Антон: Только мне его иногда жалко...
Вероника Леонидовна: А маму?
Антон: Маму не жалко. Она сильная. И умная. За что же ее жалеть?
Вероника Леонидовна: Ты ее любишь?
Антон: Бабушка Ника, ты задаешь непедагогичные вопросы. Конечно, люблю. Только не вздумай спросить, кого больше - папу или маму.
Вероника Леонидовна: А деда?
Антон: Дедушку Витю?
Вероника Леонидовна: Да, дедушку Витю.
Антон: Ба, это допрос?
Вероника Леонидовна: Нет, что ты, голубчик. Просто мне интересно, как ты относишься к своему деду.
Антон: Никак.
Вероника Леонидовна: И он к тебе также... Вы просто не знаете друг друга...
Антон: Ба, ты о чем?
Вероника Леонидовна: Дед с тобой играет?
Антон: Ты что? Ему же некогда. Он работает.
Вероника Леонидовна: У вас все работают. Привыкли...
Антон: Дед... Ну... Он иногда расспрашивает меня... О моих проблемах...
Вероника Леонидовна: Да, тебе повезло, внучек, что твой дедушка Витя уже старый, и у него нет сил делать твою жизнь... А то бы ты занимался музыкой...
Антон: Почему дед - старый? Он еще очень крепкий и здоровый. По сравнению с другими дедушками.
Вероника Леонидовна: Это хорошо, что у него уже нет сил давить на тебя, а то он и тебя сломал бы так же, как собственного сына.
Антон: А разве дедушка Витя такой сильный? Папа сильнее его, потому что он моложе. И почему ты говоришь - сломал?
Вероника Леонидовна: Что?
Антон: Мне надоели такие разговоры. Бабушка, ну пошли же, а то сейчас меня заставят есть, а потом все переругаются и уедут, и я так и не успею тебе сыграть на рояле.
Вероника Леонидовна: Пойдем, зайчик.
/Вероника Леонидовна и Антон уходят в дом. Слышны звуки рояля, не по-детски сильная манера игры, серьезная пьеса. Некоторое время сцена пуста. Из дома выходит Ирина, красивая серьезная женщина. Вглядывается вдаль, порывается идти к реке, возвращается. Подходит к креслу-качалке, гладит его, осторожно садится на край, перебирает оставшиеся на столе черновики Виктора Ивановича. От реки возвращается Виктор Иванович, видит Ирину, замедляет шаг, не сводя с нее взгляда. Тихо подходит и гладит волосы Ирины. Ирина вздрагивает и резко сбрасывает его руку, оборачивается./
Ирина: Ты... Вы... Простите.
Виктор Иванович: Я тебя испугал? Извини. Здравствуй, девочка.
Ирина: Да... Нет... Я задумалась и не ожидала... Здравствуйте, Виктор Иванович. Как ты... вы себя чувствуете?
Виктор Иванович: Не важно.
Ирина: Почему же? Это важно... Для меня.
Виктор Иванович: Я знаю. Просто чувствую себя неважно. Тебе одной я могу простить этот вопрос. Потому что ты задаешь его не из праздного любопытства и не от задних мыслей. И тебе одной могу себе позволить честно ответить... Ты уж прости...
Ирина: Мне не за что вас прощать... Но в чем дело? Что-то не так? У вас огорченный вид.
Виктор Иванович: Искусственная почка не очень-то хорошо приживается. И как же так вышло, что свои отказали? Одна, и сразу же другая. Почему у меня? Я всю жизнь соблюдал все рекомендации специалистов, не злоупотреблял. И вот надо же, чтобы так вышло, и именно со мной. Еще немного протянули бы, я или они, и меня бы не стало. Нет человека - нет проблемы... А незаменимых у нас нет. Я это знаю, как никто другой.
Ирина: Что вы такое говорите? Не надо... Вы...
Виктор Иванович: Методика операции еще не до конца отработана. Так что я выступил, в некотором роде, в качестве подопытного животного. Но я сам настоял... И не жалею.
Ирина: Да. Вам надо... Вы - редкий, исключительный человек...
Виктор Иванович: Так что теперь, Ирочка, я в целом не вполне живой. Выделительная система у меня искусственная. Из новейших синтетических материалов.
Ирина: Почему неживой? Человек - это же не почка. Это душа.
Виктор Иванович: Ну, мы же с тобой материалисты, Ирина. И не верим во все эти идеалистические бредни про душу. К тому же ты - серьезный ученый.
Ирина: И как ученый все больше склоняюсь к дуализму...
Виктор Иванович: Врачи сказали, что с донорской почкой многие проблемы не возникли бы... К сожалению, возникли проблемы с донором...
Ирина: Я согласна была отдать вам свою, вы же знаете. И сейчас согласна. Зачем мне две? Тем более...
Виктор Иванович: Я знаю. И очень ценю твой порыв, девочка моя...
Ирина: Я не ваша девочка... И не порыв...
Виктор Иванович: Мой сын мог бы стать для меня идеальным донором. По всем показаниям. Но он успел здорово испортить себе здоровье алкоголем. Поражена не только печень, но практически все органы. И почки в том числе. К сожалению... А ты не можешь быть для меня донором. Ты мне не подходишь. Мы с тобой не кровные родственники. Чужая кровь.
Ирина: Чужая кровь... А если бы подошло... Вы бы взяли?
Виктор Иванович: И оставил бы тебя инвалидом на всю оставшуюся жизнь? Не знаю... А если вы с Николаем захотите еще ребенка...
Ирина: Вы бы взяли?
Виктор Иванович: А как твои успехи на работе?
Ирина: Все в порядке. Меня назначили начальником сектора. Моя тема в плане института. На работе у меня все хорошо.
Виктор Иванович: С твоим светлым умом ты в твои годы достойна более высокой должности.
Ирина: Не надо за меня хлопотать, Виктор Иванович. Пусть все идет своим чередом.
Виктор Иванович: Ну... Тебе виднее. Вольному - воля. Мне почему-то кажется, что ты не слишком дорожишь своей работой. Я не прав?
Ирина: Я люблю свою работу.
Виктор Иванович: Ты могла бы вообще не ходить на службу. Каким бы Николай ни был оболтусом, но при его должности положен достойный оклад. В случае чего, и я бы помог...
Ирина: Я работаю не из-за денег.
Виктор Иванович: Понимаю. Ну, что ж, я уважаю твое решение. Да, я давно хотел поговорить с тобой об одной важной для вашей семьи проблеме. Поскольку ты работаешь, вам в дом нужна обслуга. Обслуга нужна в любом случае, но вам нужна вдвойне.
Ирина: Мы уже говорили на эту тему. И, по-моему, закрыли ее.
Виктор Иванович: А мне кажется, мы так и не пришли к окончательному решению.
Ирина: Вы хотите сказать, что меня не устраивает ваше решение?
Виктор Иванович: Ирина, не будем сейчас разводить дискуссию о терминах.
Ирина: Я и не начинала дискуссии.
Виктор Иванович: Почему ты отказываешься взять в дом обслугу?
Ирина: У нас есть женщина, которая периодически делает генеральную уборку.
Виктор Иванович: Но это же не решает проблемы. Кто у вас занимается хозяйством?
Ирина: Я.
Виктор Иванович: Ты целый день на работе. Кто занимается воспитанием Антона?
Ирина: Я.
Виктор Иванович: Мальчик целый день один дома.
Ирина: Мальчик достаточно взрослый, чтобы разогреть себе обед. И достаточно загружен, чтобы не заниматься глупостями.
Виктор Иванович: Рискую прослыть занудой, но вынужден повториться: ты целый день на работе. Почему ты так упорно отказываешься взять в дом обслугу? Если ты боишься, что Николай...
Ирина: Вот уж этого я боюсь меньше всего. Простите.
Виктор Иванович: Значит, вам все-таки не хватает денег. Конечно, этот паршивец, мой сын, пьет...
Ирина /перебивает/: У него достаточно мало здоровья и много денег, чтобы пропить их все. На хлеб остается.
Виктор Иванович: Тогда почему...
Ирина: Господи, да потому, что я не хочу, чтобы чьи-то чужие руки ковырялись в моем белье, и чьи-то чужие глаза день и ночь наблюдали мою жизнь.
Виктор Иванович: К моему глубокому сожалению...
/Из дома выходит Николай. Он слегка пьян. Вот есть пьяницы, которые пьют - и им от этого весело, а другие пьют, чтобы им не было тоскливо. Николай принадлежит ко вторым./
Николай: А, вы оба здесь? Я так и думал. Так и думал... Здравствуй, отец.
Виктор Иванович /почти брезгливо/: Здравствуй, сын.
Николай: Давно не виделись. А ты все такой же.
Виктор Иванович: Ты тоже. Когда ты бросишь пить?
Николай: А зачем? Впрочем, сегодня я не пил. Почти... Еще...
Виктор Иванович: Мне звонили. Тобой недоволен твой начальник.
Николай: Это его проблемы. А, я им тоже недоволен. Жирная безмозглая старая свинья, вот кто он.
Виктор Иванович: Полностью согласен с твои определением. Могу добавить пару эпитетов от себя. Развратник и взяточник. Впрочем, это не имеет отношения к работе. Он давно в своей должности и дело знает... Но ты был поставлен его заместителем, чтобы освоиться, изучить проблемы, познакомиться с людьми, и впоследствии занять его место. Ты еще не до конца пропил свои мозги, и если ты вот прямо сейчас остановишься, ты еще мог бы... А своим поведением ты ставишь такое развитие событий под большой вопрос. Кроме того, ты ставишь в невыгодное положение меня и других людей, которые тебе содействовали. Ты сам...
Николай: Да знаю я все. Что вы все ко мне прицепились? Ну, и что? Займу я его место, а дальше что? Чем заниматься? Перекладывать его бумажки с места на место. Он - старая свинья, а я стану свиньей молодой. Временно... Не вижу смысла. Уж лучше пить. По крайней мере я получаю от этого удовольствие.
Ирина: Удовольствие? Напиваться до скотского состояния?
Николай: До поросячьего визга. Хрр-Хрр...
Ирина: Завтра утром тебе опять будет плохо.
Николай: Возможно, уже сегодня вечером.
Виктор Иванович: Николай, ты же умный мужчина.
Николай: Был. А теперь я - муж умной жены. Правда, солнышко? /Пытается погладить Ирину по щеке, она отворачивается./ А вы знаете, как сказал классик? А, вы таких книжек не читаете. Он сказал... Жизнь - дерьмо. Когда упьешься - тоже дерьмово. Но между трезвостью и опьянением есть один краткий миг, ради которого все, собственно и пьют... Вот его я понимаю. Это такое счастье, когда у тебя ничего не болит, и тебе ничего не надо... Душа никуда не рвется...
Виктор Иванович: Болит? Ты болен? Почему ты мне не сказал? Тебе надо лечь на обследование. Я завтра же договорюсь со специалистами.
Николай: Душа у меня болит. Я - душевно больной. А по душам в нашем материалистическом государстве специалистов нету!.. Не о таком сыне ты мечтал, да, папа?
Виктор Иванович: Не о таком. Как отец, я сделал для тебя все, что мог. И даже больше.
Николай: Это верно. Лучше бы ты не суетился. /Прислушивается к музыке./ Хорошо играет, паршивец. Может, зря мы его в эту математику-физику?
Ирина: Это же была твоя идея. По-моему, пусть бы ходил в обычную школу...
Виктор Иванович: Кстати, неплохая идея. Поэтому я ее и поддержал своим авторитетом. Физика сейчас очень перспективна, очень перспективна. Там крутятся большие деньги, великие идеи. Да, у меня есть один академик от этого дела. Два академика... Надо будет им позвонить, договориться. Пусть послушают мальчика, разработают для него индивидуальную программу по физике, порекомендуют литературу для изучения, с учетом его возраста... Конечно, надо бы мне самому позаниматься мальчиком плотнее. Вы пустили это дело на самотек... А у меня в данный момент другие первоочередные задачи... Надо, надо...
Николай: Отец, а почему ты для меня не подобрал репетитора-академика?
Виктор Иванович: Во-первых, во времена твоего детства у меня не было знакомых академиков. А во-вторых, тогда и времена-то были другие. Тогда было не до физики. Основной задачей было государственное строительство. А сейчас в физике рождаются замечательные идеи.
Николай: Ты ошибаешься, отец. Все замечательные идеи родились именно в те времена, когда тебе было не до физики. А сейчас их просто довели до товарного вида. И я бы мог...
Виктор Иванович: Ты? Хорошо-хорошо. Допустим. Ты бы мог. В конце концов, гены у тебя неплохие, и по материнской линии тоже. Усвоить определенную сумму знаний, получить возможность реализоваться. Пусть. Я даже готов согласиться, что идеи рождались и тогда. Но в каких условиях? Ты бы хотел работать крепостным в одной из этих "шараг"? Ведь именно там рождались самые товарные идеи?
Николай: Представь себе, да, папа. Хотел... Да я об этом мечтал!
Виктор Иванович: Мечтал свободу променять на тюрьму? Для себя и своей семьи? Я обеспечил тебе возможность получить престижное образование, хорошо оплачиваемую работу, сделать карьеру, если ты понимаешь, что это значит. Я познакомил тебя с лучшими людьми нашего времени. С сильными людьми. А ты? Ты пропиваешь...
Николай: Я пропиваю отцовское наследство... Да. Я мечтал попасть в тюрьму. С кем я общаюсь на свободе? С твоими сильными людьми, развратниками и взяточниками? А тюрьме я бы встретил избранное общество. Академики, будущие нобелевские лауреаты, генеральные конструкторы...
Виктор Иванович: Не юродствуй. Это наша драма.
Николай: Это драма, драма идей.
Ирина: Господи, какая у тебя может быть драма идей?
Николай: Вот как меня ценит моя любимая женушка, отец! Видишь, она считает, что у меня все в порядке и никаких драм.
Виктор Иванович: Сколько идей не уживаются в твоей пустой голове? Две? Да у тебя есть хоть одна собственная идея? Великовозрастный оболтус.
Николай: Альберт Эйнштейн сказал это о физике, отец. Ладно, я полетел. А вы тут чирикайте дальше. Нам-с перед обедом не мешает выпить аперитивчик-с. Варюша меня обслужит. "Нам разум дал стальные руки-крылья, а вместо сердца - пламенный мотор"... Вж-жж... /Расставив руки, "улетает" в дом./
Виктор Иванович: Как ты это терпишь, девочка?
Ирина: Мне его жалко. Если я его брошу, он сгорит за один год. Я видела, как это происходит... Он - отец моего ребенка.
Виктор Иванович: Извини меня, девочка, за эту бестактность. Но тебе приходится делить с ним постель...
Ирина: Он - ваш сын.
Виктор Иванович: Ты...
/Из дому выходит Варвара./
Варвара: Виктор Иванович, приехали Рэм Иосифович Строганов.
Виктор Иванович: Вот поистине приятная неожиданность. Сам?
Варвара: С супругой.
Виктор Иванович: С Дарьей Степановной?
Варвара: Нет. С нынешней...
Виктор Иванович: Ах ты, бог ты мой, все время забываю. С Оленькой?
Варвара: Да. И с сыном.
Виктор Иванович: С Петькой? Сто лет не видел лоботряса. Он у него посол, все время в заграницах. Наверное, нарастил жирок.
Варвара: Нет, что вы, такой худенький шустрый мальчик. Все время куда-то уползает. Няня не может его догнать...
Виктор Иванович: Да что ж я опять? Конечно же, он с Оленькой и с Мишенькой. Надо, надо пойти встретить. Ирина, а ты бы шла в дом. Холодает.
Ирина: Да-да. Я сейчас.
/Варвара и Виктор Иванович уходят в дом. Ирина сидит, приложив руки к вискам./
Ирина: Я вязну в запахе сирени,
В своих непролитых слезах,
В твоих глубоких сожаленьях
И упоительных глазах.
А знаешь, мне б с тобой - на остров...
Или в могилу - без тебя...
А ты привык поближе к звездам.
Я так боюсь понять себя.
/На веранду дома выходит Оленька, легкий ветерок, "Весна" Боттичелли, Юность на все времена, и одета так, что хоть сейчас в любой век, хоть в XIX, хоть в XXI. Вот она, аристократия без жеманства? Или неистребимое дворянство? Оленька слышит Ирину - и не мешает ей. Потом спускается на лужайку./
Оленька: Здравствуйте, Ирина.
Ирина: Здравствуй, Оленька.
Оленька: Вы с кем-то разговаривали?
Ирина: Тебе показалось, детка.
Оленька: К сожалению, я уже не детка. Я - взрослая замужняя женщина, и у меня уже есть свой ребенок. /Улыбается, как большая./ Не считая мужа. А ведь все мужья - это большие дети, правда?
Ирина: Правда.
Оленька: Так что вы, пожалуйста, не называйте меня больше "детка", ладно? Особенно при Рэме Иосифовиче.
Ирина: При твоем муже?
Оленька: Да.
Ирина: Хорошо. Ты называешь своего мужа по имени-отчеству?
Оленька: Да, конечно.
Ирина: Почему?
Оленька: Потому, что я его уважаю.
Ирина: А почему ты меня не называешь по отчеству?
Оленька: Что вы! Вы не подумайте... Я вас тоже очень уважаю. Но я считала, что у нас с вами такая не принципиальная разница в возрасте, что я могу себе позволить, по дружески... А я бы действительно хотела с вами подружиться, вы такая приятная и умная женщина. И я бы могла многому у вас научиться, я думаю... Но если вы считаете... Если вам больше нравится... Хорошо, Ирина Леонидовна.
Ирина: Называй меня, как хочешь, детка. Извини, я больше не буду называть тебя деткой. Ты же просила. Оленька, ты - такое очаровательное существо, что на тебя просто не возможно сердиться. Не бери в голову мое дурное настроение. Мне... Немного нездоровиться. А учиться у меня не надо.
Оленька: Почему?
Ирина: Потому что нечему. Поверь. Это я могла бы кое-чему поучиться у тебя.
Оленька: Ну, что вы. Я сама еще всему учусь.
Ирина: Всему - это чему?
Оленька: Всему-всему. Как мне жить с Рэмом Иосифовичем, моим мужем, и как мне воспитывать моего сына, и как вести свой дом...
Ирина: И дома ты тоже зовешь своего мужа по имени и отчеству?
Оленька: Да.
Ирина: А все-таки, почему?
Оленька: Если честно, я об этом не задумывалась. А почему вы спрашиваете?
Ирина: Потому, что я всегда звала своего мужа... Николай... Хотя я его тоже уважала...
Оленька: Да, ваш муж - тоже умный и уважаемый человек. Рэм Иосифович говорил, что у него серьезная, ответственная должность. Только сам он немного безответственный. Ой, но это оттого, что он еще молод и не перебродил, так Рэм Иосифович говорил... Я отвлеклась, простите. Но раз у вас так принято, только по имени, это ваше личное дело... А по-моему - это так естественно. Моя мама так обращалась к моему отцу. И бабушка к дедушке. И мы, дети, всех старших в семье называли на "Вы" и по имени-отчеству. Это хороший тон. Мне думается, так принято в семьях... /Улыбается./ А они называли нас "ты" и "детка", как вы меня сегодня. Но детство уже закончилось.
Ирина: Ты об этом сожалеешь?
Оленька: Да, немного. Так хорошо было прижаться к маме, она такая большая и теплая, и двумя словами решала все мои проблемы. И сейчас, когда я прихожу к ней в дом, я чувствую себя маленькой девочкой, которую все любят, и балуют, и оберегают от забот. /Садится на качели./ И в мамином доме мне ни-че-гошеньки не надо делать! Хорошо, что мои родители еще живы и здоровы. Но потом я возвращаюсь в свой дом, у меня есть свой муж и свой ребенок. И я хотела бы, чтобы мой Мишенька также прибегал ко мне, как я к своей маме. Наверное, это слишком пафосно звучит?
Ирина: Ну... Мысль в целом похвальная.
Оленька: Я хочу, чтобы у Мишеньки, и у Рэма Иосифовича в жизни было такое же хорошее место, какое было - и есть - у меня. Но я уже не могу это взять у мамы, я должна сама.
Ирина: /Про себя./ Господи, как можно вырастить такую прелесть? Проще заниматься орхидеями. Наш Тошка растет, как трава... На английском газоне... Уважение, семья, дом... Хорошее место... Я плохая мать, что поделаешь? А ведь она - почти ровесница его внучки. Этого старого педофила Строганова нельзя не упрекнуть, но нельзя и не понять. /К Оленьке./ Твои родители, наверное, еще достаточно молодые люди?
Оленька /немного смутилась/: Да. И моя мама... Я теперь вижу, что она очень привлекательная, как женщина. И очень... очень достойно себя ведет. Я даже иногда ей подражаю, сознательно. Но я не об этом. У нее... То есть, у нас... У нее был очень уютный дом. Он, конечно, и сейчас есть... И теперь, когда и у меня есть свой дом, и своя отдельная жизнь... Я начинаю замечать и понимать многие вещи, какие-то тонкости... Мне хотелось бы не упустить этого, чтобы в моем доме тоже была атмосфера...
Ирина: Какая атмосфера?
Оленька: Атмосфера семьи.
Ирина: А атмосфера семьи - это хорошая атмосфера?
Оленька: Да, конечно.
Ирина: Всегда?
Оленька: Да, всегда. А почему вы так странно спрашиваете? Ведь у вас вот тоже семья, муж, сын, как и у меня, и есть дом родителей мужа, куда вы приезжаете. И вы все очень хорошие, добрые люди. Ведь правда? Я же вижу. Мне у вас так хорошо, всегда.
Ирина: Оленька... Конечно, правда. Мы все - очень хорошие, добрые люди. Но до вас нам далеко. Давай лучше продолжим говорить о тебе. Ты - как глоток свежего воздуха.
Оленька: Я - обыкновенная. Вот вы - умная женщина, работаете на такой серьезной работе, вас там уважают, и любят, я уверена.
Ирина /тихо/: Там - да... И уважают, и любят...
Оленька: Я вам даже немного завидую, что вам интересно что-то вне дома... Но я бы так не смогла. Я - простая домашняя женщина. Мне даже и не хочется никакой работы. То есть службы. Вы меня понимаете?
Ирина: Я понимаю, что ты хочешь сказать.
Оленька: И потом, как же уходить на работу, когда дома столько работы? Вот так вот все взять и бросить? Кто же тогда этим будет заниматься? И как мы будем жить? Начнется беспорядок, и в моем доме станет неуютно, и Мишенька будет заброшенный, и Рэм Иосифович... Я считаю, что женщины, которые могут совмещать свой дом, семью и еще какую-то службу - героические женщины. А я - обыкновенная. У меня не так много сил. А с домом, с семьей так много забот.
Ирина: Оленька, у тебя много забот?
Оленька: Конечно. Ведь я же - замужняя женщина!
Ирина: А можно поконкретнее?
Оленька: Можно. А вам действительно интересно, или вы просто так спрашиваете? Ведь это же все так очевидно.
Ирина: Мне действительно интересно, чем можно заниматься, сидя дома целый день. Время от времени что-то, конечно, наваливается, но это так скучно.
Оленька: И вовсе нескучно. Это все приятные заботы, и каждый день разные. И я вовсе не сижу дома, я все время что-то делаю, все время что-то находится, и одно за другое цепляется, присяду вот только, когда вечером Мишеньке книжку читаю перед сном, совсем недолго.
Ирина: А еще что ты делаешь?
Оленька: Во-первых, мне надо руководить воспитанием Мишеньки. Сейчас у него просто няня, но ведь уже надо искать человека, лучше мужчину, чтобы он учил Мишеньку. И в первую очередь нужно подумать об иностранных языках, это так важно в жизни - знать иностранные языки.
Ирина: Собственно, зачем?
Оленька: Как - зачем? Это открывает мир. А как же иначе он будет работать, общаться с другими людьми, за границей? Обязательно нужно знать английский, еще непременно французский, и возможно, немецкий. Раньше немецкий был важным языком, но сейчас уже не так. Да, это главные европейские языки.
Ирина: Главные. Он у вас уже разговаривает?
Оленька: Лопочет, так смешно, как птенчик. А вчера сказал мне "мама", да так отчетливо. Правда-правда.
Ирина: Верю. Да, значит уже пора заниматься его образованием. А как же твое образование?
Оленька: Я вас не поняла.
Ирина: Ты продолжаешь учиться?
Оленька: Я уже закончила школу. Или вы о другом?
Ирина: Есть еще высшее образование, институт.
Оленька: Да, действительно. Возможно, если бы я не встретила Рэма Иосифовича, я бы тоже... Но ведь женщина должна получать образование до замужества, а после - заниматься образованием своих детей. Сейчас у меня есть Мишенька. А дальше... Я права?
Ирина: Абсолютно. Оленька, ты всегда и во всем права.
Оленька: Так вот, о моих заботах. Еще мне нужно проследить за уборкой дома, чтобы все вещи Рэма Иосифовича разложили по своим местам. Он занят на важной государственной службе, и он не должен думать о таких мелочах. И чтобы чисто было. Нужно приготовить обед к его приходу.
Ирина: Ты сама готовишь?
Оленька: Нет, конечно. Это очень сложно и занимает все время. Этим должен заниматься специальный человек, который умеет. Я, конечно, тоже умею готовить. Мама готовила нас с сестрой к самостоятельной жизни. Я всегда сама делаю заварные пирожные к празднику. Рэму Иосифовичу они нравятся, он меня хвалит перед гостями. И рыбный салат я сама делаю, своими руками. Но когда я на кухне - я не могу проследить за всем остальным, чтобы все было сделано, как надо, и все тут же начинает идти наперекосяк...
Ирина: Наперекосяк. А как надо?
Оленька: Надо, чтобы понравилось Рэму Иосифовичу... И мне... И чтобы для Мишеньки все было удобно. Вот. А кто-то в доме должен все время находиться на кухне, мало ли что. Но я должна сказать, что приготовить, и будут ли у нас сегодня гости, и что надо купить, и во сколько мы сядем обедать... Очень много нюансов, которые надо учесть.
Ирина: Сказать, что приготовить, и сказать, что купить... Значит, продукты у вас кухарка покупает?
Оленька: Нет, конечно. Когда же она тогда будет готовить?
Ирина: А что же все-таки делаешь ты?
Оленька: Я же вам рассказываю. Надо руководить воспитанием Мишеньки. Надо проследить за уборкой дома, а у нас ведь такие большие площади, а летом еще и дача, да, и за приготовлением обеда проследить, и подготовиться к переезду на дачу на лето, и еще я сама должна всегда хорошо выглядеть, это важно.
Ирина: Ты еще такая молоденькая, что всегда хорошо выглядишь без дополнительных усилий.
Оленька: Это вам так кажется, потому что это незаметно. Но я постоянно слежу за собой, и в салоне, и сама. Это такие маленькие женские тайны, вы тоже знаете.
Ирина: Не уверена, что обо всем догадываюсь.
Оленька: А вот если бы я перестала все это делать, вы бы сразу заметили.
Ирина: Возможно.
Оленька: И еще надо покупать вещи для дома, и для всех нас, и для дачи, хотя там есть, но оно все казенное, а нужно, чтобы было свое...
Ирина: А вещи ты ездишь сама покупать?
Оленька: Нет, конечно. Когда же я тогда буду делать все остальное? И потом, это тяжелая работа. Этим должен заниматься мужчина.
Ирина: Рэм Иосифович?
Оленька: Что вы! Он же работает! У него такая важная государственная должность! Он только говорит мне, что нужно, или спрашивает, как бы я хотела...
Ирина: Понятно. Ходить на службу тебе некогда.
Оленька: Рэм Иосифович говорит, что моя работа - это мой дом.
Ирина: Он прав. /Тихо./ И при этом он ловко устроился...
Оленька: Да. Когда надо руководить таким большим домом...
Ирина: Большим? Разве вы живете с родственниками? Я считала...
Оленька: Нет, конечно. Мои родители, к счастью, здоровы и в состоянии сами о себе позаботиться. Да моя мама и не согласится жить коммуной. Родители Рэма Иосифовича уже умерли. А его сын живет своей семьей. Так что у нас в доме только наша семья. Рэм Иосифович, Мишенька и я.
Ирина: Значит, ты руководишь большим домом.
Оленька: Да, правильно.
Ирина: Достойная работа. А кто же делает вот это все - "нет, конечно"?
Оленька: Люди. Обслуга.
Ирина: И сколько ее у вас?
Оленька: Семь человек.
Ирина: То есть?
Оленька: Мишенькина няня, горничная, повар, женщина для стирки белья, женщина для подачи на стол и два шофера.
Ирина: Нормально.
Оленька: Маловато, конечно. Им приходится тяжело. Приходится совмещать какие-то функции. Например, шоферу с горничной приходится еще и ездить за покупками. Я уже сказала Рэму Иосифовичу, что нам в дом нужны еще люди. Он обещал подобрать несколько человек.
Ирина: Еще - это сколько?
Оленька: Человека три, я думаю, хватит. Пока. А там видно будет. Если Рэму Иосифовичу дадут новую должность, работы, конечно, прибавится.
Ирина: Понятно. Значит, у вас большая семья...
Оленька: Большой дом.
Ирина: А обслуга?
Оленька: Что? Вы о чем?
Ирина: Большой дом - это вы и обслуга?
Оленька: При чем здесь эти люди? Они нам просто помогают. И Рэму Иосифовичу положено по его должности... У них такая работа, за которую им платят деньги... Нет, они - сами по себе. Моя семья - это Рэм Иосифович, Мишенька и я. Конечно, в будущем... Только вы никому не говорите, я боюсь сглазить. Но вы добрая, вам можно сказать.
Ирина: Ты беременна?
Оленька: Да. Даже Рэм Иосифович пока не знают. Я еще не ходила к врачу, так что я пока неофициально... Я хочу все подготовить, чтобы обстановка была немного возвышенная, и тогда я ему объявлю. Он так обрадуется, я знаю. Он был так рад Мишеньке, даже заплакал.
Ирина: Ты, наверное, хочешь девочку?
Оленька: Нет, я хочу чтобы сейчас был еще один мальчик, а уже потом девочка. Но этого же нельзя загадывать. Дети - это от бога.
Ирина: Ты хочешь иметь от Рэма Иосифовича троих детей?
Оленька: Да. Или больше... Но не меньше трех. Как мне позволит здоровье... Ведь всякое бывает с женщинами... Но с Мишенькой мне было легко. Так что, думаю, что троих детей я смогу.
Ирина: Сможешь. А... Впрочем, это не мое дело. Значит, ты хорошо живешь со своим мужем?
Оленька: Да. У меня очень удачный брак. И счастливая жизнь. И вообще сейчас очень хорошая жизнь. Мне кажется, что сейчас очень много счастливых людей. Когда я еду по улице, и смотрю в окно машины, мне кажется, что все люди улыбаются.
Ирина: И тебе нравится твоя жизнь?
Оленька: Конечно. А как же можно жить, когда тебе не нравится твоя жизнь? Тогда надо что-то делать, что-то менять. Но я считаю, что мне очень повезло. Очень! Особенно с моим мужем. Он очень хорошо ко мне относится. И семья для него очень важна.
Ирина: Да-да... А твои родители, они одобряют твой выбор?
Оленька: Вы о чем?
Ирина: Им нравится Рэм Иосифович?
Оленька: Да, конечно. Но ведь он такой серьезный и положительный человек, у него ответственная работа, и к нам с Мишенькой он так хорошо относится. Разве он может кому-то не нравиться?
Ирина: И они с самого начала не возражали?
Оленька: Против чего?
Ирина: Против ваших свиданий.
Оленька: Свидания... Какое приятное слово. Как из романа. Нет, конечно. А почему они должны были возражать? Когда Рэм Иосифович в первый раз пригласил меня в театр, я сразу же рассказала маме, а она сказала мне, что я уже взрослая девушка, и имею право на личную жизнь, и могу сама принимать решения. А папа сказал, что он знает Рэма Иосифовича по работе, и исключительно с положительной стороны.
Ирина: Вот как... А как вы с ним познакомились?
Оленька: На приеме в итальянском посольстве. Петр, сын Рэма Иосифовича, тогда был послом в Италии. Он был со своей женой. А Рэму Иосифовичу положено по должности... А мой отец готовил перевод Боккаччо на русский язык для Библиотеки Всемирной Литературы, и тоже был приглашен, и он решил сделать нам с мамой приятное, и взял нас с собой. Знаете, это было как на старинном балу. Все мужчины были во фраках, а женщины в бальных платьях. И у нас с мамой тоже были бальные платья. Мы готовились целый месяц. Мама нашла портниху, которая умеет обращаться с тонкими тканями, и у нее был потрясающий отрез крепдешина. А мне мама переделала из своего свадебного платья. Так оно и вышло.
Ирина: Как в сказке.
Оленька: Да. Мы познакомились на балу, когда он пригласил меня на тур вальса. Когда он подошел ко мне, такой солидный, представительный мужчина... Я думала, сейчас так уже не бывает... Но у нас почти и не было того, что вы называете свиданиями. Все как-то очень быстро разрешилось, и Рэм Иосифович попросил у моих родителей моей руки, а папа спросил, согласна ли я, конечно же, я была согласна, а мама немного поплакала, и мы все были очень рады. Только пришлось немного подождать, пока он оформит развод. А потом очень быстро появился Мишенька. Все очень удачно складывалось.
Ирина: Да, действительно. Значит, ты вышла замуж по любви?
Оленька: Да, конечно.
Ирина: По большой и страстной любви...
Оленька: А как еще можно выходить замуж?
Ирина: Еще можно по расчету.
Оленька: Как это?
Ирина: Мне трудно тебе это объяснить. Поверь мне на слово, что бывает и так.
Оленька: Как странно вы говорите.
Ирина: А с его... С его предыдущей семьей ты общаешься? Впрочем, это бестактность с моей стороны, можешь не отвечать.
Оленька: Я скажу вам честно, я не люблю говорить на эту тему.
Ирина: Можешь не говорить.
Оленька: Прошлая жизнь Рэма Иосифовича - это его личное дело. И я не вправе его об этом расспрашивать. Он очень тактичный человек. И сам он никогда не спрашивает меня о моем прошлом.
Ирина: Бог мой, ее прошлое...
Оленька: Конечно, я знаю, что до меня у Рэма Иосифовича была другая семья. И все об этом знают. И, видимо, это нормально. Ведь он же взрослый мужчина, и ему было бы трудно прожить одному все эти годы, до встречи со мной.
Ирина: Гм...
Оленька: Но к тому моменту, когда мы с ним встретились, он уже не жил со своей первой женой.
Ирина: Видимо, не жил...
Оленька: Хотя они и продолжали жить вместе, то есть, под одной крышей, но внутренне они уже разошлись, стали чужими людьми, поверьте.
Ирина: Верю.
Оленька. Первая жена Рэма Иосифовича часто болела, и была целиком поглощена своим здоровьем, ничто другое ее не интересовало. Представляете, какую атмосферу встречал Рэм Иосифович, приходя в тот дом?
Ирина: Вполне представляю. И даже бывала в том доме... Но мы отвлеклись. Продолжай.
Оленька: А ведь у Рэма Иосифовича такая важная и сложная работа, от него многое зависит, и многие люди...
Ирина: Многие люди...
Оленька: Поэтому приходя домой, он должен был встречать тепло и заботу. А вместо этого встречал болезни, истерики... Но я не должна это обсуждать. Это плохо. Неизвестно еще, что будет со мной, к тому времени, как я... Та женщина... Она ведь даже старше моей мамы...
Ирина: А как сейчас ее здоровье?
Оленька: По-прежнему. По просьбе Рэма Иосифовича я раз в неделю посылаю к ней человека, узнать о ее проблемах... И передать ей деньги... Так что он продолжает о ней заботиться.
Ирина: Деньги?
Оленька: Да. То есть... Я не так уж и много ей даю... Нас это не обременяет. А Рэм Иосифович...
Ирина: Понятно.
Оленька: Я бы ходила к ней и сама, помогала... Но она... Она неправильно ко мне относится. И я боюсь. В моем положении... Я к ней ходила один раз. Рэм Иосифович не знает. И маме я не рассказывала... Я хотела с ней познакомиться, и может быть, подружиться. Она же знает вкусы Рэмы Иосифовича, его привычки. Она могла бы мне рассказать. Мне же нужно все это знать, она же должна понимать... И я бы ей помогала... Ведь можно же сохранить нормальные человеческие отношения, даже несмотря на развод, ведь правда?
Ирина: Правда.
Оленька: А она... Она стала на меня кричать, а сама плачет, а потом ей стало плохо с сердцем, и мне пришлось вызвать врача. Мне было очень тяжело, очень. А потом она еще и сказала, что больше не желает меня видеть, представляете?
Ирина: Ну...
Оленька: И я решила больше к ней не ходить.
Ирина: Логично. А твоего человека она, значит, принимает?
Оленька: Да.
Ирина: И деньги?
Оленька: Но ведь у нее же практически нет...

Федорова Н.В.


Обсудить на форуме >>
Оставить отзыв (Комментариев: 0)
Дата публикации: 09.11.2005 18:04:06


[Другие статьи раздела "Библиотека"]    [Свежий номер]    [Архив]    [Форум]

  ПОИСК В ЖУРНАЛЕ



  ХИТРЫЙ ЛИС
Ведущий проекта - Хитрый Лис
Пожалуйста, пишите по всем вопросам редактору журнала fox@ivlim.ru

  НАША РАССЫЛКА

Анонсы FoxЖурнала



  НАШ ОПРОС
Кто из авторов FOX-журнала Вам больше нравятся? (20.11.2004)














































































































Голосов: 4584
Архив вопросов

IgroZone.com Ros-Новости Е-коммерция FoxЖурнал BestКаталог Веб-студия
РЕКЛАМА


 
Рейтинг@Mail.ruliveinternet.ru
Rambler's Top100 bigmir)net TOP 100
© 2003-2004 FoxЖурнал: Глянцевый журнал Хитрого Лиса на IvLIM.Ru.
Перепечатка материалов разрешена только с непосредственной ссылкой на FoxЖурнал
Присылайте Ваши материалы главному редактору - fox@ivlim.ru
По общим и административным вопросам обращайтесь ivlim@ivlim.ru
Вопросы создания и продвижения сайтов - design@ivlim.ru
Реклама на сайте - advert@ivlim.ru
: