FoxЖурнал: Русский вклад:
ВОСТОК И ЗАПАД ЕВРОПЫ: ЕВРОПЕЙСКАЯ СУДЬБА РОССИИ
Автор: Владимир Кантор
 Обычно, желая сказать о невозможности межкультурных западно-восточных контактов, вспоминают строчки Киплинга:
"О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не пойдут,
Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Господень суд".
При этом, как всегда у нас, по привычке к обрыву в цитатах, ради доказательства любой догмы, ни один автор, в том числе и Киплинг, не только не додумывается, но просто не дочитывается до конца. Если додумать, то можно увидеть, что все вещи Киплинга - о трудности, но возможности встречи. В самой невероятной и всеми любимой его "Книге джунглей" человеческий детеныш Маугли встретился с животным миром джунглей - и встреча состоялась. Более того, потом Маугли возвращается к людям - и эта встреча удается. Об этом же и роман "Ким". Но встреча, по Киплингу, возможна только в том случае, если встречающийся выше своей стаи, если он личность. Если же дочитать, то продолжение цитаты из "Баллады о Востоке и Западе" звучит так:
"Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает".
Вот это пропедевтическое указание позволяет обозначить принцип мирового развития, который предполагает выход человечества из первобытной племенной зависимости и переход его в стадию личностного развития, когда и Запад, и Восток, сохраняя свои особенности, тем не менее оказываются способны вступить в диалог.
У нас часто называют Россию Востоком, хотя, как говорил русский мыслитель теперь уже позапрошлого века, наши духовные, политические и культурные центры не на Востоке. Мы никогда не ориентировались ни на Китай, ни на Индию. Более того, если даже мы Восток, то надо добавить - восток Европы. А если могут встретиться настоящий Восток и настоящий дальний Запад, то тем естественнее встреча между двумя частями единой европейской культуры.
Христианство, согласно достаточно распространенной культурфилософской точке зрения, есть одна из базовых составляющих европейской сущности, европейской истории. Не случайно Европу в Средние века именовали Corpus christianum. Но и Россия с Х века принадлежит той же христианской традиции. Более того, в домонгольский период она играла в каком-то смысле экуменическую роль, связывая между собой Византию и Западную Европу. Потом долгое отторжение России от Запада приводило Запад к странным вопросам типа "являются ли московиты христианами?", а московитов - к непризнанию того факта, что в Западной Европе жизнь также окормляется христианством. После Петровских реформ и возвращения России в Европу взаимосвязь Западной Европы и России стала столь тесна, что европейская война начала ХХ века привела к российской катастрофе, а поскольку Россия стала частью Европы, то ее провал привел к провалу многих европейских стран (Италии, Германии и т.д.). И если в какой-то мере большевистская революция была результатом западных влияний, то последствием Октября была европейская революция справа - национал-социализм. Так что Россия и Запад, вопреки обывательскому мнению, весьма тесно связаны.
Западные эксперты и российские интерпретаторы
Сегодня европейские эксперты - политологи, историки, философы, - с осторожным оптимизмом прогнозируя будущее Европы, видят в нем как необходимую часть Европы - Россию: "Пока невозможно с уверенностью сказать, станет ли завтрашняя Россия истинно демократическим государством в своей внутренней и внешней политике или ей суждено пройти еще одно испытание авторитарным режимом. Устранение излишней централизации, предоставление большей свободы местным органам власти и соблюдение закона в стране - все это может послужить началом вступления России в круг европейских государств. Перед нами же две задачи: первая - насколько возможно учитывать интересы России во всех общеевропейских проектах; и вторая - всеми силами поддерживать положительные начинания в этой отдаленной части Европы"1.
Ситуация, прямо скажем, непривычная для мыслительной и культурной традиции взаимоотношений России и запада Европы. Особенно ясно это, если вспомнить катаклизмы ХХ столетия, потрясшие и Западную Европу, и Россию. Казалось, что более злых антагонизмов между Востоком и Западом, чем в этом веке, человечество не знало. Быть может, намного сильнее прочих пострадала Россия: внутренние катастрофы наложились на внешние чудовищно разрушительные войны и т.п.
Виновата ли в этом разгулявшаяся российская стихия или лучше искать причину потрясений в европейских идеях, которые, как уверяли наши самобытники, в любом обличье (например - в обличье марксизма) губительны для российского национального организма? Короче, что немцу здорово, то русскому смерть. Напротив, западные советологи утверждали, что именно Россия породила сам принцип тоталитаризма, который чуть не сгубил Европу. Короче, и самобытники, и наши ненавистники с Запада категорически отделяли Россию от Европы как взаимно аннигилирующие силы.
Впрочем, такая умственная ситуация имеет давнюю историю. Напомню, что с самого начала XIX века, когда Россия обрела культурно-философское и художественное самосознание, ее мыслители столкнулись с западноевропейской идеей о внеевропейском пути России и усвоили ее. Именно эту идею особого пути, на котором мы обгоним Европу, станем, по словам Чаадаева, ее "совестным судом", подхватило большинство российских мыслителей самых разных пристрастий и направлений: и ненавидевшие Запад, и обожавшие его, тосковавшие, что Россия никогда не сможет усвоить себе европейские идеалы и принципы - от западников до славянофилов (Чаадаев, Самарин, Герцен, Данилевский и др.). Причем не очень-то скрывали, что почерпнули эту идею с Запада. К примеру, Герцен считал, что "сам Запад" указал на сходство "нашего народного быта" (общины), "нашего клада" с "великой идеей" будущего человечества - социализмом. То есть "сам Запад" указал, чем мы должны заниматься, "сам Запад" заинтересовался нашей самобытностью, "сам Запад" сказал, что у нас есть какой-то клад.
Русские европейцы - кто они и какова их роль и задача
Трезвый голос русских европейцев - от Пушкина и Тургенева до Чехова и Бунина - услышан не был. Эти художники чувствовали себя частью Европы, причем любопытно, что творчество их (о чем сегодня забыто!) воспринималось поначалу общественным сознанием как нерусское. Пушкин жаловался (Дельвигу):
Бывало, что ни напишу,
Все для иных не Русью пахнет.
Разве что в начале ХХ века полемика западничества и славянофильства была преодолена, и появилась плеяда мыслителей, сделавших идею русского европеизма - определяющей. Назову имена Милюкова, Бердяева, Степуна. Стоит вдуматься и в тот факт, что после 1917 года более 3-х миллионов наших соотечественников покинули Россию и обосновались в Европе, став не только теоретически, но и фактически русскими европейцами. Ибо отстаивали они принцип свободной христианской личности, принцип, который и есть то средоточие духовного родства сформированной христианством Западной Европы и прорывавшейся к духовной свободе России, потерпевшей крах на взлете.
В своем выступлении "Миссия русской эмиграции" (Париж, 16 февраля 1924) Иван Бунин сформулировал кредо возникшей русской диаспоры: "Нас, рассеянных по миру, около трех миллионов. <...> Но численность наша еще далеко не все. Есть еще нечто, что присваивает нам некое назначение. Ибо это нечто заключается в том, что поистине мы некий грозный знак миру и посильные борцы за вечные, божественные основы человеческого существования, ныне не только в России, но и всюду пошатнувшиеся. <...> В чем наша миссия, чьи мы делегаты? От чьего имени дано нам действовать и представительствовать? Поистине, действовали мы, несмотря на все наши человеческие падения и слабости, от имени нашего Божеского образа и подобия. И еще - от имени России: не той, что предала Христа за тридцать сребренников, за разрешение на грабеж и убийство, и погрязла в мерзости всяческих злодеяний и всяческой нравственной проказы, а России другой, подъяремной, страждущей" 2.
Личность как открытие европейской истории
Когда-то русские мыслители строили следующую схему: германские народы принесли в мир идею своевольной личности, когда в России господствовали род и община. С XVIII в. - в России возникает личность. Как полагали наиболее трезвые и самобытно мыслящие русские историки и философы, Запад должен ограничить себя идеями коллективизма, а Россия - усилить личностное развитие. О том, что тема личности является коренной проблемой становления России, ее развития и выхода на уровень европейской цивилизации, писалось в нашей литературе не раз. Уже к середине прошлого века было отчетливо осознано, что история движется там, где есть развитая личность, только при этом условии страна входит в круг цивилизованных наций, способных к прогрессу - образованию, просвещению, развитию промышленности. "Для народов, - писал русский историк и философ К. Д. Кавелин, - призванных ко всемирно-историческому действованию в новом мире, такое существование без начала личности невозможно. <...> Личность, сознающая сама по себе свое бесконечное, безусловное достоинство, - есть необходимое условие всякого духовного развития народа"3.
Однако идеи коллективизма, направленные на обуздание разгула индивидуализма на Западе, были с легкостью усвоены общинной Россией и привели ее к коллапсу. А затем эта катастрофа отыгралась и на судьбе Западной Европы - в фашизме, утверждавшим принципы антиличностного развития общества. Не случайно накануне расцвета фашизма утвердились в той же Германии идеи контрвестернизации. Почвеннические европейские идеологи выступали за Европу, но против Запада, как носителя "гнилостного индивидуалистического сознания", который все великие культуры низводит до цивилизации. Скажем, Шпенглер как представитель окраинной, менее западной страны, нежели другие европейские страны, был одним из вдохновителей, быть может, последней попытки Германии пойти своим особым, "немецким" путем. И его неприятие "Запада" (ведь точный перевод названия его трактата "Der Untergang des Abendlandes" - "Гибель Запада") было одним из предвестий и фашизма, и национал-социализма, и сталинизма, и столь ныне популярного у нас евразийства.
Однако мы не должны забывать, что уже на, так сказать, этимологически-генетическом уровне всякая культура, принадлежащая Европе, по сути дела принадлежит Западу: "Древнегреческое обозначение "Европа" происходит от семитского корня "Эреб" или "Ириба", что означает "Запад" (в противовес Азии - от слова "Асу", означающего "Восток")" 4. Именно поэтому так называемое западничество всегда было наиболее продуктивно в структурировании европейского направления своих стран, то есть противостоящих антиличностному азиатскому деспотизму. Напомню слова блестящего итальянского писателя, художника и мыслителя Альберто Савинио: "Как определить состояние, при котором та или иная почва способна впитать европеизм живым и плодовитым? На мой взгляд, этим состоянием является в первую очередь "западничество". Почва тем благотворнее для европеизма, чем больше в ней западничества... <...> Западничество преходяще и в каждой стране проявляется по-своему. Одно время Греция была западнической, теперь она считается восточной. Западнической в свою очередь была Италия, сегодня же Рим - это южный Вавилон" 5.
Возможно ли понимать Россию как часть Европы? Или это не более чем досужие домыслы нынешних европейских оптимистов? Чтобы ответить на этот вопрос, попробуем понять одно важное обстоятельство, а именно: что во всех своих сбоях, откатах, провалах и уродствах Россия искала себя в Европе, ибо когда-то там была. В начале своего становления она - страна христианская, отрезанная нашествием кочевников от остального христианского материка. "Татары не посмели перейти наши западные границы и оставить нас в тылу, - писал Пушкин Чаадаеву. - Они отошли к своим пустыням, и христианская цивилизация была спасена. Для достижения этой цели мы должны были вести совершенно особое существование, которое, оставив нас христианами, сделало нас, однако, совершенно чуждыми христианскому миру, так что нашим мученичеством энергичное развитие католической Европы было избавлено от всяких хлопот". И добавлял, что "будущий историк" вряд ли "поставит нас вне Европы".
Русская литература - путь единения с христианской Европой
Начало нашего решительного и, несмотря на откаты, безостановочного движения к европейскому материку можно датировать XVII веком. В известном смысле это был возврат или попытка возврата к европейскому прологу нашей истории - к Новгородско-Киевской Руси. Можем ли мы, однако, зажить по-европейски? Способны ли к созданию личностной культуры? Русская поэзия, как не раз отмечалось, стала второй церковью, по сути заместив сервильное государственное православие с его казенной верой.
Как христианство влияло на человечество, создавая из варваров цивилизованных людей, так и русская литература, выросшая на христианстве, оказалась фактором гуманистического просветления русской ментальности. Даже с попыткой в самом православии утвердить, внушить православным князьям церкви возрожденческие идеалы, как если бы они искони присутствовали в нашей церкви. Сошлюсь на Достоевского ("Братья Карамазовы"): "Старец уселся на кожаный красного дерева диванчик. <...> Вся келья была очень необширна и какого-то вялого вида. Вещи и мебель были грубые, бедные и самые лишь необходимые. Два горшка цветов на окне, а в углу много икон - одна из них богородицы, огромного размера и писанная, вероятно, еще задолго до раскола. Пред ней теплилась лампадка. Около нее две другие иконы в сияющих ризах, затем около них деланные херувимчики, фарфоровые яички, католический крест из слоновой кости с обнимающей его Mater dolorosa и несколько заграничных гравюр с великих итальянских художников прошлых столетий. Подле этих изящных и дорогих гравюрных изображений красовалось несколько листов самых простонароднейших русских литографий святых, мучеников, святителей и проч., продающихся за копейки на всех ярмарках".
Очевидно, что перед нами портрет православного экумениста, который в искусстве европейского Возрождения ищет вдохновения для возрождения и созидания российской жизни и российской культуры. Достоевский символически сближает простонародные литографии и католический крест с итальянскими гравюрами: то, что в Европе было, то в России будет.
Интересно, что Иван Карамазов называет старца Зосиму Pater Seraphicus: "Ну иди теперь к твоему Pater Seraphicus", - говорит он Алеше. В комментариях к этим словам Ивана замечается, что Pater'ом Seraphicus'ом именуют Франциска Ассизского. А потому-де в устах Ивана слова "Pater Seraphicus" свидетельствуют о том, что для западника Ивана нет разницы между католицизмом и православием. Но интересно, что и Алеша, любимый герой писателя, рупор его идей, принимает характеристику Ивана: "Pater Seraphicus" - это имя он откуда-то взял - откуда? - промелькнуло у Алеши. - Иван, бедный Иван, и когда же я теперь тебя увижу... Вот и скит, Господи! Да, да, это он, это Pater Seraphicus, он спасет меня..." А стало быть, и сам Достоевский в высших точках христианской духовности видит единство Востока и Запада Европы.
Принцип личности есть христианский, а следовательно - и европейский. Именно христианство духовно и исторически структурировало Европу. Но надо ли сегодня принимать христианство именно как религиозную доктрину?
Человечество делало не одну попытку построения универсалистских цивилизаций. Сейчас продолжается, пока наиболее успешное, построение новой мировой цивилизации, начало которой положено европейско-христианской культурой. Ее экстенсивное движение оказалось возможным в результате секуляризации "христианского мира" (отождествлявшегося до XV в. с Европой). Сыграв свою роль воспитателя, христианство благотворно воздействовало на попавшую в поле его излучения человеческую ментальность, внушив гуманистические нормы поведения и морали. Теперь эти нормы существуют как бы внерелигиозно, определяя жизнь значительной части человечества. Именно поэтому влияние новой универсальной цивилизации переживают не только христианские страны, отколовшиеся от основного ядра в результате геополитических и антиисторических катаклизмов (Чехия, Польша, Словакия, Греция, Болгария, Сербия и др.), но и культуры, выросшие в лоне совсем вроде бы чуждых религий, - от мира ислама до Японии, Тайваня, Южной Кореи и т.д.
Что же Россия? Надо заметить, что ныне, едва ли не впервые в нашей истории (если не считать неудачную попытку предреволюционных лет, когда из-за косности российского самодержавия Россия потеряла свой шанс на установление конституционной монархии наподобие английской) не только обсуждаются, но и практически решаются политические вопросы устроения правового государства. В определяющих духовную ситуацию значительных слоях населения можно заметить категорическое нежелание возвращаться в патерналистское, патриархальное, лишенное способности существовать в современной истории общество.
Способны ли мы к личностному развитию?
Большевистский, а затем сталинский режим, как мы знаем, поначалу хотел разорвать с традицией. Культура, однако, существует не только в пространстве, но и во времени. И как современные греки, уже давно не напоминающие эллинов, знают, что на этом "месторазвитии" существовали Гомер, Перикл и Платон, так и сталинская идеократия должна была получить благословение русской классики. А смыслы русской классики еще были живы и не могли не воздействовать на сознание весьма многих (образование стало всеобщим). Существовала и европейская наука, на которой вырастали миллионы студентов, наука, вносившая принципы рационального мышления в общий иррациональный миф социалистического мира. Нельзя также не учитывать роль российской диаспоры. Когда-то именно еврейская диаспора создала Библию, впоследствии сцементировавшую в некое целое разбросанный по миру народ. В Советскую Россию доходили имена и тексты Бердяева, Ходасевича, Бунина, Набокова... Существовала и внутренняя эмиграция: Ахматова, Пастернак, Булгаков... Их слова, их идеи приходили в столкновение с азами советской школы, зажигая божественные искры в юных умах.
Опыт показывал, опровергая советско-славянофильскую идею плодоносносной почвы, что процесс роста талантов зависит не только от матери-земли, но и от наработанных историей личностных - российско-европейских - прозрений. Георгий Федотов не без иронии замечал: "Оставаясь в границах органических символов, приходится сказать, что земля сама ничего не производит. Семя падает сверху в ее лоно, которое лишь питает его. <...> Безотцовская, лишь материнская, народническая или земная сила всегда остается темной и бесплодной. Порыв личности к свету, к солнцу, к свободе неизбежно создает надрыв, если не разрыв ее связей со средой, с материнским лоном народа"6. И на это необходимо идти, если страна хочет обрести самостоятельное движение.
Россия на такой путь способна. Во всяком случае, никаких культурно-генетических противопоказаний к тому не имеется. Пример - судьба диаспоры, причем деятели ее - по стилю жизни западноевропейцы - явились хранителями и созидателями российской культуры. А ведь когда-то Достоевский считал, что "мы в Европе лишь стрюцкие", что русский старается выделаться в англичанина, немца или француза, чтоб выглядеть европейцем. Оказалось, что два века послепетровского воспитания сумели создать русских, которые в Европе оставались русскими, но русскими европейцами.
Но и в России появились диссиденты, заговорившие о правах человека. Они требовали европейской свободы. В унисон этим требованиям зазвучали русские писатели. Своим творчеством они доказали возможность личности в постсталинской России, преемственность духовных смыслов отечественной культуры. Значит, завоевания христианской свободы, "христианский аристократизм всякого человека" (С. Франк) укоренились в России, значит, оно есть, это пространство свободы.
То, что Россия, преодолевая комплексы националистической неполноценности, хочет вернуться в Европу, понятно. Но почему того же хотят и европейцы? Да потому, что окончательное включение России в европейский ареал (как некогда Америки) означает дальнейшее развитие европейской цивилизации.
Шанс и принцип единения Европы
Наши "самобытники" радостно уверяют, что теперь Запад, разумеется, рухнет, поскольку ему перестала противостоять мощная милитаризованная сверхдержава, рухнет под тяжестью собственного благополучия, разорванный своими противоречиями, ибо теперь он не может выместить внутреннее напряжение на внешнем враге. Я бы на это сказал, что стабилизация и благополучие были скорее вопреки, нежели благодаря противостоянию: холодная война требовала невероятных трат на военные расходы, на содержание спецслужб и разнообразных советологических институтов и учреждений. Благополучие это было для Запада опасно и чревато остановкой прогресса, которая возникает в результате сытости и духовной успокоенности. Развал советской империи, вхождение в сообщество демократических целого ряда восточноевропейских стран вернули западное общество к проблемному существованию, засталяют снова искать способ преодоления исторических трудностей. "Мировая история, - замечает австрийский культуролог Вольфганг Краус, - кажется, измыслила для Запада спасительный, едва ли не целительный кризис, который с помощью терапии всевозможных потрясений и опасностей, даже шока, заставляет Запад вновь осознать себя и вступить в новый период развития"7.
Смысл этого нового периода в дальнейшей "европеизации Европы", превращении ее в некое противоречивое, но достаточно гармоничное целое, соединяющее воедино восток и запад Европы. Только на этом пути возможно будущее для человечества, отягощенного слишком большим количеством смертоносного оружия, способного много раз уничтожить всякую жизнь на планете. Европа поначалу была всего лишь небольшой частью Азии. Она возникла как некое культурно-историческое образование на крошечном полуострове, с тех пор постоянно расширяя свои пределы посредством прежде всего культурно-экономической экспансии и включения всех иных регионов земного шара в свою историческую парадигму. Восстановление личностного принципа позволяет Европе найти инструмент и методику надкультурного и наднационального единения человечества.
ХХ век был ознаменован не просто дехристианизацией, "убийством Бога", которое предсказывал Достоевский и подтвердил Ницше, но ударом по этому, самому главному, принципу, на котором строилась европейско-христианская цивилизация. Победа масс, победа идеи коллективизма показала непродуктивность общинной установки. Новое Возрождение, которое поведет к расцвету Европы, возможно только на основе независимости и свободы индивида. Задача XXI столетия - утверждение и развитие личностного принципа, необходимость которого, - в его чистом виде, взятого помимо конфессиональных и идеологических форм, надо полагать, уяснена как западом, так и востоком Европы.
Примечания
1 Грядущая Европа. Очерк новых взглядов на будущее Европы. Рабочая группа Фонда БББ (Fundacion BBV) под руководством проф. Мишеля Фуко. Конгресс, посвященный двадцатипятилетию со дня основания Римского Клуба Европа 2020 (1-3 декабря 1993, Ганновер). Plaza de San Nicolas 4 - 48005 Bilbao. C. 112.
2 Бунин Ив. Великий дурман. М., 1997. С. 127 -129.
3 Кавелин К. Д. Наш умственный строй. Статьи по философии русской истории и культуры. М., 1989. С.22.
4 История Европы. М., 1992. С.5.
5 Савинио Альберто. Вся жизнь. М., 1990. С. 52-53
6 Федотов Г. П. Судьба и грехи России. Т.2. СПб. 1992. С. 214.
7 Краус Вольфганг. Европа будущего. СПб., 1995. С. 125.
Владимир Кантор
(: 0)
Дата публикации: 20.09.2005 19:36:58
[Другие статьи раздела "Русский вклад"] [Свежий номер] [Архив] [Форум]
|
