Нежанровый роман (Людям всей планеты посвящается)
Часть вторая МОЛОДОЙ ПОБЕГ ИЛИ МУКИ И РАДОСТИ ПОЗНАНИЯ
Глава десятая

Горький осадок остался в душе Матвея - да и не только у него, а и у всех куликовских ребят - после размолвки, произошедшей с председателем колхоза товарищем Мироновым Владимиром Павловичем, и этот осадок будет ещё долго растворяться в чувственных и ранимых душах детей - вплоть до конца первой учебной недели. И вот они отучились эту неделю, заработав первые чудесные пятёрки. Куликовская дружина, успев поужинать и помочь родителям по хозяйству, собралась по обыкновению на лавочке Зворыгиных и спела первую песню, как неожиданно услышала жалобный крик Зоси: "Ах, людцы, мои людцы! Антихрист надвигается!" - и заголосила диким, проникающим в мозг костей голосом. А многие дети не знали, что такое антихрист, повскакивали со своих мест, колотясь от страха - скорее, от дикого плача старушки - и наперебой загалдели: "Ой, что такое, что такое? Боженька, антихрист! А что такое антихрист? В лесу, что ль, живёт, проголодался, а теперь на нашу деревню надвигается? А может, ураган иль враг какой страшный похлеще фашистов?!" Но Левон с Матвеем в один голос прокричали:
- Антихрист - это Сатана, нечистая сила - с рогами, хвостом и копытами!
И Левон ещё добавил:
- Если шандарахнет, то мало не покажется! Готовьтесь к обороне, товарищи! Кажись, война начинается!
А девочки едва ль ни все заплакали со страху - одна Оля не плакала - и закричали хором:
- О Господи, бежим к бабке Зосе, пусть скорее нашлёт на антихриста заклятье!
- Бежим!!! - прокричали все разом и помчались к Зосиной хате.
Старая знахарка, уже в окружении детей и едва ли не всего взрослого населения деревни, стояла на ветхом крыльце своего древнего дома и, барабаня своей ясеневой клюкой по основательно прогнившим доскам, рыдала и причитала:
- Людцы мои дорогие, спасайтесь пока не поздно! Антихрист со своим адским воинством надвигается, а вместе с ним и конец света настанет!
- Что ты несёшь, старая? - выкрикнул дед Дорофей сердито. - Откуда такие сведения, старая кубышка?
- Да вот походила сегодня по лесу, устала, доковыляла домой, прикорнула на коечке, и сон приснился. А сны мои, людцы дорогие, обычно сбываются, особенно если те гадкие, а тут на тебе, про антихриста. Ой, конец нам, людцы милые, ой конец надвигается! Всем нам могилка безвестная уготована!
А "людцы" уже роптали, иные что-то бубнили себе под нос или, как старый Дорофей, вполголоса крыли нечистую силу матом.
- Что ж это такое, а? - со слезами проговорила Фёкла, едва ль не падая со своими костылями. - Что ж это за сны такие гадкие стали нашей Зосе сниться? Нашла про кого сны смотреть. Может, дать ей самогонки, чтобы что-нибудь путного приснилось? А то ж запугала всех до смерти. Вон и дети уже колотятся. Перепугаются и будут плохо учиться, принося домой одни двойки. А то и заиками - тьфу-тьфу-тьфу, не дай бог, конечно, - станут. Иди-ка ко мне, Лидушка, я тебя пожалею.
А дети действительно смотрели на Зосю широко открытыми глазами не в силах вымолвить хоть слово, и уже некоторые тряслись как осиновые листочки, поэтому Лида подбежала к матери с огромным удовольствием и прижалась всем телом к ней, немощной.
И вот Фёдор Адамович вымолвил сердито:
- Ладно уж тебе, Зося, народ стращать-то - уж всех перепугала до смерти! Говори толком, кто там тебе приснился и как он, гад, выглядит. А мы уж вместе тогда подумаем, что делать дальше и как вытряхнуть из тебя эту нечистую силу, что к тебе во сне твоём явилась. А может, это Гришка тебе приснился, а? Напивается ж иной раз, как чертёнок, что не поймёшь, кто это: сатана иль наш Пройдоха.
В толпе со словами старика наконец пробежал смешок, почувствовалась некая разрядка, и Дорофей, пыхнув своей самокруткой, сказал:
- Давай уж, Зося, рассказывай, что там тебе конкретно во сне твоём ненормальном привиделось. Хорош уж причитать да плакать. А то как пыхну щас табачку в нос - навек сны прекратят сниться.
Люди уже веселей засмеялись, а старушка промолвила, наконец прекратив причитать да плакать:
- Так вот, людцы мои: приснился мне не Гриша наш милый, а самый что ни на есть антихрист, который хочет сожрать всех нас да погубить нашу родную землю со всеми её потрохами.
- А какой он, бабка Зося? - не сдержавшись, прокричали многие дети. - Какой?
- Да, - поддержали их взрослые, - опиши этого чёрта, какой он из себя?
- Обыкновенный, - вздохнув и перекрестившись, сказала та. - Не такой, каким его на библейских картинках малюют. Нет у него ни рогов, ни хвоста, ни копыта.
- А что ж у него есть-то? - буркнул Дорофей. - Ты уж говори, старая, а то щас дымом как пыхну!
- Лысина у него есть, - сказала старуха. Редкие волоски эту лысину прикрывают. Глаза лукавые, рожа хитрая, и эту рожу усы, как у Гитлера, украшают. Вот как он выглядит-то, людцы мои дорогие, вот как. Ох, антихрист, истинный антихрист на нас надвигается!
- Эх, старая, - вновь пыхнул Дорофей своей самокруткой, - а может, то и есть Гитлер, поскольку харя твоего антихриста уж больно главную нечисть фашистскую мне напоминает. Насмотрелась да наслушалась про войну, вот теперь тебе и снится всякая гадость.
- Правильно, правильно Дорофей говорит, - прозвучало множество голосов, - Гитлер тебе, Зося, приснился, и никакой не антихрист. Иди спать, бабка, не волнуйся, обойдёт стороной нас всякая нечистая сила.
Но та вновь заголосила, зарыдала и промолвила сквозь плач и всхлипывания:
- Не успокаивайте меня, людцы дорогие, поскольку истинный антихрист мне приснился, истинный! Он даже со мною разговаривал и в свою компанию привлечь старался, но я не поддалась на уговоры дьявола.
- Что ж он тебе говорил, старая? - нетерпеливо спросил Устин, поддерживая здоровой рукой Фёклу, в то время как с другой стороны поддерживала дочка. - Давай уж говори, да по домам будем расходиться.
- Давай говори, Зося! - так же нетерпеливо добавила Фёкла. - Уж застращала всех, да и байки надоело твои слушать.
И та начала:
- Так вот, пришёл ко мне этот чёрт лысый, постучал в двери. Я отворила. Смотрю: вроде как человек передо мною стоит, да только какой-то, сдаётся мне, лукавый. Смотрит как-то искоса, ухмыляется, усами шевелит, руку этак интеллигентно за борт пиджака заложил, как Гитлер это всегда делал, и говорит с хрипотцой ласково: "Здравствуй, бабуля! Здорово ли живёшь? Никто не обижает? На здоровье не жалуешься?" Здравствуй, говорю, голубчик, коль не шутишь. Живу я здорово, никто меня не обижает, и на здоровье, как видишь, не жалуюсь. И тут же сама спрашиваю у незваного гостя: "А кто ж ты таков есть, а голубчик мой ласковый? Нечто ни разу не видала я тебя, хоть и живу чёрт знает сколько на этом свете". А тот, как услышал "чёрт", так и просиял весь, как солнце, и молвит этак искренно: "А я, бабуля, не голубчик тебе, я есть чёрт, истинный, всё испепеляющий антихрист, то есть самый главный из всех чертей чёрт!" Ох, людцы мои милые, как сказал он это, я чуть не упала, вернее, я почувствовала, что падаю, поскольку во мне всё замерло, и будто я лечу в какую-то там преисподнюю. Но он же, антихрист этот печеный, рукой только махнул, чубчиком своим динь-динь по своей лысине, и я вверх подлетела, ну словно мотылёк легкокрылый над крылечком запорхала. И уже никак не могу опуститься, порхаю, смотрю с неба на антихриста и удивляюсь, что ж это я всё ещё живая, тот меня несчастную не испепеляет, как он обычно это делает, а смотрит на меня, словно любуется и по лысине чубчиком дзинькает. И закричала я - а мне почудилось, будто бы пела, - с горьким слезами: "Ах, отпусти ты меня, чёрт лысый, да иди своей дорогой! Зачем же тебе понадобилась, на кой чёрт тебе сдалась я, несчастная?!" А он, как услышал вновь "чёрт" - ах, дура я, дура, и язык мой дурак проклятый, - опять засиял, как солнышко, и молвит, звеня чубчиком по лысине: "Нужна ты мне, старая, чтоб исполнить одну весьма важную миссию". "Какую такую миссию, окаянный, приспичило тебе исполнить? - говорю, порхая над крылечком. - Что ты уже такого страшного надумал, антихрист гадкий?" "А то я задумал, - отвечает, осклабившись, - что хочу закабалить весь народ белорусский, да и не только его, а и весь мир славянский. Чтобы править на вашей земле целое тысячелетие, пока не надоест мне жить на этой цветущей планете, а точнее, пока я как следует не отъемся, пожрав всю природу - и не только человечество. Со слабыми-то и всякими тупицами вашими безвольными да продажными, которые до льстивого словца, денежки и до водки падки, мне легко справиться. Кого словцом ласковым совращаю, кого "золотым", а кого и водочкой, и те уже ничего вокруг себя не видят, ни во что более не верят: отдают за меня голос на выборах и усмехаются, дескать, нет никого лучше на земле нашего антихриста, поскольку он и водочкой угощает, и денежкой, и по головке ласкает; кто ж ещё так угостит, кто ж ещё так поласкает? А сами того не ведают, что рабами моими стали, а вместе с собой детей да внуков в рабство продали. Но вот имеются среди вас сильные люди, как богатыри прямо, которых сладким словцом да денежкой не возьмёшь, в рабство да быдло не обратишь ласкою; они и умные и в жизни разбираются, знают, что такое хорошо и что такое плохо; пекутся не только о своём, но и потомков счастье. Вот с такими богатырями мне тяжело справиться, и ласковым словцом, денежкой да водочкой, как я уже говорил, их не проймёшь, одним словом, на сатанинские соблазны они не падкие. Поэтому нужны мне помощники, и вижу я, что ты, старая, можешь стать мне самой лучшей помощницей". Почему ж ты так думаешь, говорю, сатанинская рожа? "А потому, - отвечает, - что ты - знахарка, а следовательно, умеешь общаться со всякой силой, а тем более можешь приструнить чистую силу, да не только отговоришь нечистую. Так что, Зося, иди ко мне в воинство, будешь мне помогать народ крепкий околпачивать, чтобы он дурнел, как прочие, и жил да работал на антихриста. И сделаю я тебя самой богатой старухой на всём чёрном и белом свете; будешь ты владеть банками, заводами и фабриками; будут тебе поклоняться, как мне, целые народы и усыпать с ног до головы подарками. А главное, со мной будешь спать на ложе, как самая главная краля, обслуживать тебя, так сказать, буду, ну, прямо, как милую, юную тёлку, и зачнёшь ты от меня маленького и красивого, как я, сатанёнка!" Ох, как сказал он это, я дико закричала: "Где ж это видано, что б антихрист, хоть и с человеческим обликом, спал в одной койке с порядочным человеком, чтоб он бесчестил своей гадкой плотью старуху! Прочь, окаянный, прочь, нечистая сила! Оставь нашу землю в покое!" Ну и начала вспоминать всех святых, кого знаю, и прочих угодников - да читать все подряд молитвы. А тот как заколотится, как затрясётся, словно осина в бурю - видно, вера моя на него подействовала; лысина почернела, усищи отвалились, глазки сузились, и превратился в самого настоящего чёрта - с рогами, как положено, хвостом и копытами. Да кричит: "Ну, старая, никуда ж ты от меня не денешься, ещё свидимся! И начну я с вашей деревни!" Сказал - да растворился, только запах какой-то нехороший после него остался, словно гад гороха намедни объелся, и вот назло мне взял да и пукнул. А я об крылечко с приличной высоты - трах! - да с такой силой, что весь свет перед глазами помутился. Заголосила не своим голосом, но не от боли, а оттого, что антихрист невесть куда от меня удалился. Помогли, видать, мои молитвы. Однако ж, очутилась я в своей койке с больными до ужаса боками. Проснулась вот и зарыдала, а после проковыляла на крылечко да на всю округу заорала, чтобы все знали: явился мне антихрист; сначала в человеческом облике: с лысиной, лукавыми глазами да усами, а потом превратился в такого, каким на самом деле есть: с хвостом, копытами и рогами. Ох, людцы, чует моё сердце: горе, непостижимое горе на нашу земельку шагает, страшнее которого и не бывает!
Толпа уже гудела, как улей, и уже было не понять, кто озадачен рассказом старушки больше: дети или взрослые; и те, и другие судачили о чём-то, не умолкая. Наконец Дорофей, пыхнув своей очередной самокруткой, воскликнул сердито:
- Ладно уж, хватит здесь плакать! Ишь, раскричались. Давайте-ка лучше решим, что дальше делать будем. Поверим этой бестолковой старухе, или пущай дальше идёт спать - досматривать сны и своего антихриста слушать?
- Тьфу на тебя, Дорофей! - закричали со всех сторон, в том числе и Зося. - Уж накличешь, чего доброго, беду! Хватит и того, что наговорила здесь Зося.
А Устин добавил:
- Давайте уж лучше что-то делать, чтоб Зосе такие сны боле не снились, а детки наши не боялись. - И он перекрестился, а вслед за ним осенили себя крестным знамением и все остальные, главным образом, взрослые.
- Давайте, давайте! - закричала вся толпа, и громче всех - дети. - Говори, Зося, что считаешь нам надо делать, чтобы изгнать из наших мыслей антихриста, не говоря уже о том, чтобы не пустить его на нашу землю со своим чёртовым воинством?
И та говорит:
- Делать здесь особо и нечего, людцы мои дорогие. Надо чтобы люди поверили в себя, в свои силы, положились на свой ум и опыт - да не только на милость Бога - и просто выгнали из голов подлого антихриста. Этот гад может приходить в наши сны, мысли - и даже жизни в разных обликах: он может быть лысым и с усами, а может просто быть совсем невзрачным белым человеком; может быть крупным, с бородой и смуглый, как уголь, а может быть и маленьким да жёлтеньким, как кореец; может быть худым, как глист, а может быть толстым, как боров с мерзким поросячьим рылом. Всяким он может быть, каким угодно, страшно себе даже представить. Нельзя поддаваться никаким соблазнам, если того не велит сердце, и нельзя прислушиваться к словам лукавого льстеца, если его слова уж слишком сладко ласкают да убаюкивают душу. На свой ум, на Богом данный разум полагайтесь, людцы, да не на увещевания неких там проходимцев, которые принесут вам только горе.
- Ну а что ж ещё можно нам сделать, Зося? - прокричал Фома, уж больно озабоченный услышанным. - Скажи чего-нибудь конкретного. Не за себя беспокоюсь, а за всех граждан, куликовцев!
- Может, зельем каким поворожишь, а Зося? - вставила свою реплику Анна Фелициановна. - Ты хоть особо там и не ворожишь, но ради такого случая ведь можно. А то ж деток жалко, вон ведь как колотятся родимые!
Те и в самом деле - девочки, конечно же, - похоже было, колотились, а их кавалеры их крепко обнимали; при этом Левон обнимал сразу двоих: свою Олю и Стешеньку.
- Говори, Зося! - прокричали между тем многие голоса, в то время как несчастная старуха едва переводила дыхание. - Говори, что ещё можно сделать, дабы нам всем успокоиться!
И та, постучав клюкой по основательно прогнившему крылечку, наконец сказала:
- Я думаю, вот что надо сделать, мои дорогие людцы. Надо совершить вокруг Куликов античёртовое шествие, то есть крестный ход против нечистой силы, да во славу чистой - ради нашего счастья, благополучия и процветания. А главное - ради наших деток.
- Как? Каким образом? Говори, старая!
- А вот как, - продолжила та. - Для этого надо сорвать с дуба пару кустиков омелы, соорудить из трухлявой осины крест, поджечь в гнилом бычьем черепе можжевеловые лапки и со всем эти совершить данный обряд. Да при этом без конца повторяйте: "Вон с земли белорусской, нечистая сила, лысая, усатая, лукавая, хвостатая!" Потом пусть дети споют свою песню, а взрослые, кто знает слова, им - подпевают.
Сказав это, Зося почему-то трижды стукнула клюкой о гнилой настил крылечка, что-то беззвучно пролепетала губами и скрылась за дверью. А, считай, вся деревня тут же принялась за дело: кто-то вспомнил, что где-то в хвойнике видел выбеленный дождями и временем не то бычий, не то коровий череп, кто-то помчался к ближайшему дубу за омелой, кто-то - на поиски трухлявой осины, а кто-то - ломать можжевельник...
Спустя час многочисленная процессия, к которой примкнула вся деревня - не осталась в стороне и Светлана Семёновна, - с трухлявым осиновым крестом, который кое-где даже светился в потёмках, с кустиками омелы в руках, благоухающим дымящимся можжевельником черепом и образами двинулась в крестный ход вокруг деревни со словами: "Прочь с земли белорусской, нечистая сила, лысая, усатая, лукавая, хвостатая! Прочь от нас, супостат окаянный! Не смотри на нашу деревню, антихрист поганый!.." Много ещё говорили. А в заключение, когда уже заканчивалось сие шествие, дети запели: "Тора, Тора, мы с тобою мир чудесный сотворим и однажды над землёю наше знамя водрузим!.." В общем, шествие это, совершённое в точности, как рекомендовала Зося, заняло не более полутора часов, однако все участники этого обряда устали физически и психологически очень. Но больше всех, конечно же, устали взрослые, которые волновались не столько за себя и своё благополучие, как за благополучие и покой своих ненаглядных внуков, внучек, дочурок и сынишек. Поэтому первые, забросив под куст крест, череп и омелу, с образами ушли в свои хаты, а вот вторые задержались у лавочки Зворыгиных и устроили подобие некоего совещания, которое было не столь уж и длительным. Впрочем, вот оно, начавшееся с реплики Левона.
- Ну, как вам, братцы да сестрицы, хожденьице вокруг околицы, а? Понравилось? Это с черепом-то, с осиновым крестом да омелою. Прямо друиды какие-то, не иначе, колдующие перед страшенной, убийственной битвой.
- Страшное дело, - проговорили вслед едва ли не все дети.
А Оля добавила, прижавшись к Левону:
- Ой, Лёнечка, страшно - страшнее не бывает. У меня аж до сих пор поджилочки трясутся.
- Не бойтесь, товарищи, - махнул тот рукой и нежно затем погладил по голове свою Оленьку, - антихрист сюда не пожалует - уж мы-то об этом позаботимся. Верно я говорю, товарищи?
- Верно! - ответили все бодро.
- То-то же, - промолвил тот весело. - У нас силища ух, какая! Ни у кого нет такой силищи. Пусть только к нам кто сунется, отметелим всякого - даже антихриста! Отметелим, товарищи?
- Отметелим!
- И в этом нам поможет Тора! - радостно добавила Леночка, прижимаясь всем телом к Матвею. А тот вслед за нею решительно добавил:
- Отметелим так, что мало не покажется!
- Да! - воскликнули все. - Отметелим так, что мало не покажется! Да здравствует Тора! Да здравствует Человечество без антихриста! Да здравствует великое объединение всех народов!!! Ура! Ура! Ура! - пронеслось над деревней.
А спустя миг, когда дети перевели дыхание, воспрянули духом и отдышались, Левон вполне серьёзно заметил:
- Только вот мне кажется, что Зося умом на старости лет тронулась, и ей чёрт знает что теперь в голову лезет. Вот и лукавая харя какая-то лысая да усатая во сне привиделась, в то время как настоящий антихрист уже давно на землю спустился и живёт среди людей припеваючи в соседней деревне.
- В какой?! - тут же нетерпеливо и удивлённо прокричала вся толпа. - В Дятлово, что ли?
- Да не в Дятлово, а в Мухино, двоечники, - сказал тот недовольно. - В Мухино живёт истинный антихрист, поглядывает на свои владения и ухмыляется. Он уж давно нами правит, а вы, неучи, даже об этом и не догадывались. Эх, вы, недотёпы!
- А кто, кто это? - вновь закричали дети нетерпеливо. - Что ты придумал, Левон? Кто там ухмыляется? Говори, Левон, что за антихрист объявился в Мухино?
- Кто, кто... - пробурчал Левон с издевкой. - Да Миронов, ребро ему в печёнку!
- Миронов?!
- Ну да, он самый. Видали, как он не любит Тору и людей? А какой злой и объевшийся? Точно антихрист растолстевший, кровушки народной напившийся и на этой кровушке разжиревший. А помните, что Михаил Сергеевич говорил?
- Что?
- А то, что у него на ферме свиньи все по уши в навозе и жиже вонючей плавают. Хороший, радеющий о своём хозяйстве хозяин разве позволит такое: чтобы его скотина в этаких нечеловеческих условиях содержалась? Думаю, не позволит.
- Да, - проговорило несколько голосов, - не позволит хороший хозяин, чтобы скотина в таких нечеловеческих условиях содержалась. Как пить дать не позволит!
- А что ещё говорила Зося?
- Что?
- А то, что антихрист принимает пред людьми разные облики: может быть лысым и с усами, а может просто быть совсем невзрачным белым человеком; может быть с бородой и смуглым, как уголь, а может быть и маленьким да жёлтеньким, как кареец; может быть худым, как глист, а может быть толстым, как боров, и с мерзким поросячьим рылом. Всяким он может быть. Вот и ей он привиделся лысым, лукавым и с усами. А вот наш истинный антихрист - толстый как боров, гадкий, с маленькими поросячьими глазами и таким же поросячьим рылом.
- Вот это да!
- Не да, а о-го-го! Вот я и думаю, что Миронов - истинный антихрист, не иначе. А Зосе, скорей всего, какой-нибудь дурик приснился, который намедни за самогонкой в деревню захаживал, да ошибся адресом; надо было ко мне зайти, уж батяня дал бы ему напиться какой-нибудь гадости. Да вы ж посмотрите на него, жирного борова, каков фруктик. Не досматривает как положено скотину. А для чего?
- Да, для чего?
- А для того, чтобы люди, глядя на сие безобразие, сами же в скотину превращались - так сказать, на наглядном примере.
- Неужто правда?
- А то. Теперь скажите, братцы и сёстры, что делать будем? А делать что-то надо с антихристом.
- А что?
- Вот и я думаю - что? Надо, одним словом, подумать, пока нам всем здесь копец не приснился.
- Да, надо подумать. Дело-то неотложное. Можно сказать - государственной важности.
- Я бы сказал, дело необычайной важности, от которого, может быть, зависит жизнь или смерть на нашей чудесной планете. В общем, давайте думать.
- Давайте!!!
И они подумали, прямо обмозговали огромную проблему, неожиданно свалившуюся на их плечи. Ведь от них, возможно, зависело будущее всей планеты. Прежде, они единогласно согласились, что товарищ Миронов не кто иной, как истинный антихрист, однажды свалившийся на землю Бог знает откуда в человеческом обличье с весьма гадкой целью: превратить людей в скот и учредить на земле рабство, чтоб в конечном итоге всех пожрать - в том числе и природу. И придумали план его устранения.
- А как назовём наш план? - серьёзно, едва ли не в один голос проговорили дети.
И Левон, по-видимому, будучи готовым к подобному вопросу, уверенно ответил:
- Этот план будет называться "операция 007".
- Почему? - в один голос прозвучали недоумённые вопросы.
- Чтобы на нас не подумали, - ответил Левон с серьёзным видом. - Дескать, поработала британская разведка во главе с Джеймсом Бондом, пробравшаяся на нашу территорию прямо из Лондона.
На том и порешили да разошлись по хатам. А ночью, когда из-за леса поднялась луна, вся компания в полном составе - кто вылез в окно, уйдя незаметно от родителей, кто спокойно, при крепком сне домочадцев вышел на улицу - собралась у калитки Зворыгиных, и "операция 007" с этой минуты, можно сказать, началась. Леночка тихонько вывела из хлева Гнедка - тот даже не всхрапнул, как обычно, - остальные дети под предводительством Левона вынесли на улицу сбрую, выкатили со двора дроги, откатили подальше, запрягли коня, погрузились в полном составе и поехали при луне вдоль Млечного пути в Мухино с тридцатью дворами, которое располагалось за канавой в паре километров от Дятлово. На дрогах сидели тихо и плотно, плечо к плечу, и, вероятно, всем было слышно, как стучит соседа сердце. А стучало оно бойко, в преддверии финала необычной, из ряда вон выходящей операции. Что там из всего этого выйдет - неизвестно, но вся компания со своими сердцами и душами была охвачена непреоборимой решимостью и необычайной приподнятостью духа. Леночка прижималась тесно к Матвею и то и дело, вздыхая, шептала: "Ох, Господи, помоги нам, миленький, помоги, сердечный справиться с антихристом, и милости твоей мы никогда не забудем! Помоги, помоги, родной! Мы тебя очень об этом просим!.." Матвей молчал, слушал, как вздыхает его любимая, сам иногда вздыхал, глядя куда-то в неизвестность, думал о Леночке, о Торе, о друзьях, о дедушке с бабушкой, Куликах, о родителях. Остальные дети созерцали ночную природу, украшенную необыкновенным сиянием, струящимся с неба, дышали полной грудью чистым, ещё по-летнему тёплым осенним воздухом, перешёптывались, думали о прекрасном, о той необыкновенной миссии, которую они должны уже спустя несколько минут выполнить во благо не только Куликов, но и всего мира, и мысленно желали счастья Торе. Конечно же, если бы не вынужденная конспирация, заставляющая сохранять абсолютную тишину и спокойствие, то они бы спели осанну Торе. Но, увы, петь нельзя, и они ехали очень тихо, едва ль не молча. Оля с Левоном сидели на передке; девочка думал о Торе, о том, что же выйдет из их ночной вылазки, и о любимом. А тот правил Гнедком, также между делом думал о Торе, о любимой, о великом объединении народов, о войне с антихристом и сочинял стихотворение, мысленно набрасывая на бумагу тёплые, исполненные сердцем и душой сверкающие строки. А над головой сияла луна, мерцали и ярко сверкали далёкие и необыкновенно тёплые звёзды; вокруг не умолкали бередящие душу ночные звуки, и необычайно нежно блестела роса; тихо поскрипывали колёса дрог и сбруя Гнедка, а топот копыт доброго коня тонул в нежности мягкого песка и сладком дыхании ночи.
Вот они уже проехали карьер. Выехали к канаве, залитой лунным светом; над головой просвистели чирки. Переехали мост, за ним - чудесный простор, опять-таки залитый лунным светом. Далее заросли лозы. Наконец, небольшой бор; вскоре тот остался позади, и вновь перед глазами сказочный простор, только уже в виде поля; по левую сторону ещё не убранный овёс, по правую - кукуруза. Там золото, а там изумруд, а между тем и другим - то тут, то там лужи.
- Эх, братцы, - наконец с душой и в полный голос проговорил Левон, - вы только посмотрите, какая вокруг прелесть!
И все тут же на него зашикали:
- Да тише ты, тише, Левон! Нас ведь могут услышать!
И Оля слегка толкнула того в бок:
- Ну и в самом деле, что ты, Лёнечка, так раскричался? Сам же говорил: надо соблюдать конспирацию.
Тот улыбнулся и говорит:
- Ах, прошу прощения, милые куликовцы, больше не буду. Уж больно на душе радостно стало. - И уже шёпотом: - Да и кто нас услышит в такую-то ноченьку чудесную? Все добрые люди спят в эту минуту сном праведника и добрые сны видят. Антихрист тоже, скорей всего, дрыхнет в своём логове. А звери разве что услышат, так они пусть слышат: нам они ничего не сделают, да и мы ничего им не сделаем: мы ведь любим друг друга; так сказать, одной крови. Вот только б сатанинское отродье не услышало, а то сорвётся операция.
- Вот поэтому и молчи, любимый, - нежно прошептала Оля, - да веди лошадку тихо.
- Молчу, любимая, - также нежно и тихо, чтоб никто не слышал, ответил Левон и слегка натянул вожжи; Гнедок пошёл помедленнее и совсем уж тихо.
Наконец пошли огороды. И Левон, указав рукой на прилегающий к дороге огород, за которым стоял стожок с сеном, сказал тихо:
- Это грядки свата антихриста, уж давно разведал. Слушай мою команду! Притащить пару тыкв, выпотрошить их и положить на телегу - да только ползком, не высовываться. - И протянул Матвею складной нож с рукояткой в виде бегущей лисицы: - Держи, Матюха, орудие потрошения, будешь старшим. - Но тут же передумал и отдал нож Мите, сказав: - Нет, всё-таки ты, Митька, будешь за старшего, поскольку, считаю - ты мужик мастеровой, а посему лучше других с ножом управишься. А мы тем часом с Олей сенца принесём лошадке. Я думаю, черти за небольшую потраву их собственности не очень обидятся. - И, слегка пригнувшись, отправился с любимой к стожку, в то время как остальные - в том числе и девочки - поползли выполнять своего командира задание.
Тыквы были, можно сказать, неподъёмными, и их сначала катили, а потом несли к дрогам всей кучей. Но, прежде чем их положить на приготовленное место в транспорте, Митя их выпотрошил ножом Левона, сделав их, таким образом, довольно лёгкими и в то же время полыми, что их теперь можно было использовать как какие-нибудь ёмкости. Но Левон, положив на дроги принесённое с Олей сено, а заодно и прихваченную по пути солидную порцию зелёного горошка, распорядился тыквами иначе: он аккуратно вырезал в них два правильной окружности отверстия, и, таким образом, получились широко открытые, прямо исполненные ужаса глаза; затем под ними он просверлил две дырочки для носа, а уже под ними - страшный широченный рот, как у какого-нибудь прожорливого зверя. Получилось что-то невероятно ужасное, внушающее отвращение и дикий ужас, подобие некоего монстра. И вот с этим добром и сеном вся компания вновь погрузилась на дроги и поехала тихонечко дальше, только уже не по дороге, а огородами, вдоль колхозного поля, к ферме, откуда уже чётко и достаточно резко струился знакомый, прямо забивающий ноздри запах: свиного навоза.
Наконец, они остановились под старой раскидистой липой. Левон сказал, спрыгивая с дрог и помогая Оле сойти на землю:
- Всё, приехали, товарищи. Приступаем к непосредственному выполнению нашей важной для народов операции. Стройся - да распределим обязанности.
Команда сошла да спрыгнула на землю, выстроилась вдоль дрог под липой, и Левон скомандовал:
- Как и договорились ранее, женщины отправляются к антихристу - зажигать тому фонари под окна, чтобы ему ослепнуть от испуга и он не смог уже ничего видеть своими адскими глазами и наводить на нашу прекрасную жизнь порчу. А мужики тем часом штурмуют ферму да помогают свиньям приобрести облик человеческий. Команду все поняли?
- Все!
- Тогда за дело, товарищи, родина вас не забудет. Ни пуха ни пера!
- К чёрту!
С этими словами девочки во главе с Олей подхватили выпотрошенные и не столь уже тяжёлые, как поначалу, тыквы и едва ли не бегом понесли их к дому товарища Миронова, который располагался в паре сотнях метров от его главного хозяйства, исходящего ядрёным ароматом застоявшегося навоза. А мальчики взяли с дрог малярные кисти, внушительную жестяную банку с какой-то трудно смываемой чёрной краской, которую Левон прихватил из дому и которую его отец выручил как-то по случаю за бутылку самогонки у неких военнослужащих, приехавших в деревню на большой военной машине в поисках спиртного, и прямой наводкой, чуть пригнувшись, как диверсанты, отправились на ферму, где хрюкали, хлюпали в жиже и копошились в навозе свиньи. Гнедок в полном одиночестве остался дожидаться под липой, то и дело прядя ушами и жуя сено, перемешанное с горохом, и ему было всё равно, чьими руками заготовлена для него сия пища: людскими или сатанинскими, главное - вкусно.
Между тем девочки быстро достигли дома товарища Миронова, кряхтя, водрузили тыквы на столбики забора - как раз напротив окна в спальню, - затем бесшумно прошли через калитку и меж двух слив, росших друг напротив друга по обе стороны дорожки, натянули прочную капроновую нитку, которую Оля прихватила из дому, из маминой шкатулки. Таким образом, получилась неплохая преграда - и главное, невидимая - для тех, кто вздумает в случае чего за ними гнаться. Потом они так же бесшумно нарвали в саду целые подолы сочного штрифеля, при этом здорово опалив крапивой ноги, и вернулись наконец к тыквам. На этот раз Оля вытащила из кармашков кофточки две свечи, спички; аккуратно поставила свечи в две необычные ёмкости и запалила. Пузатые овощи тут же преобразились горящими широко открытыми глазами, носом и страшной разверстой пастью. Увидев такое ночью, можно и рассудка лишиться, а тут ещё и луна неожиданно спряталась за облаками, и чудище запылало ещё ярче - страх, и только. Девочки же улыбнулись и побежали к Гнедку под старую липу; их задача на этом - выполнена.
А тем временем мальчики, босиком, с закатанными до колен штанами, обойдя вокруг зловонную ферму, из-под которой то тут, то там прямо сочилась да вытекала жижа, пришли к выводу, что всё вокруг спокойно, старый сторож Трофим, пьяный в стельку, спит в куче соломы, и можно начинать свою часть работы. Раскрыли банку, приготовили кисти и под скрип отворяемой двери вошли в "апартаменты" фермы, где плавали в жиже и визжали от удовольствия хрюшки.
- Ох, Господи ты Боже мой! - проговорил в сердцах Лёнька, глядя по сторонам и затыкая нос пальцами. - Как можно жить в таких условиях, братцы, - даже свиньям?
- Чёрт его знает, - ответили, также затыкая носы, его товарищи.
- Но делать нечего, приступаем к выполнению задания. Начинаем вот с этих, самых тощих, которые, вижу, готовы помереть своей смертью, без какой-то там бойни.
И они, закатав ещё повыше штаны, вошли в первое отделение, в котором хрюкала пара действительно довольно тощих на вид свинок.
- За дело, братцы, родина вас не забудет! - весело сказал Левон. - Устроим выставку необыкновенной живописи товарищу антихристу.
Вслед за чем они приступили к росписи чёрной, трудно смываемой краской спин этих и остальных свиней в основном такими и аналогичными призывами: "Миронов, помой меня! Миронов, накорми нас! Антихрист, уходи! Антихрист, прочь с дороги! Оставь, окаянный, в покое нашу землю!.." Свинки при этом с удовольствием визжали, в то время как сторож дрыхнул в куче соломы как пшеницу продавши. Правда краски, к огромному огорчению юных художников - или диверсантов, как хотите, - не хватило, и работу пришлось прежде временно закончить. Однако сама операция пока ещё не была завершённой, и бравые бойцы за счастье Торы выгнали всех свиней во двор, потом раскрыли загоны и погнали визжащее стадо по пустынной улице. И зрелище было бесподобное: вновь появившаяся из-за облаков луна ярко освещает бегущих с визгом по улице свиней, а у них на спине - то "Миронов, помой меня!", то "Миронов, накорми нас!", а то "Антихрист, прочь с дороги!" и "Оставь, окаянный, в покое нашу землю!". Собаки, почуяв неладное, уже выли в каждой подворотне. Также были слышны и крики встревоженных людей, лязг и грохот то тут, то там отворяемой двери.
Наконец, Лёнька сказал:
- Всё, братцы, смываемся: вот-вот слуги антихриста примчатся!
- Смываемся! - хором поддержали его компаньоны.
Они напоследок стеганули замыкающих визжащей колонны, поддав им визгу да скорости, и помчались к липе, у которой их давно уже дожидались Гнедок, готовый к отбытию, и подруги.
Но Левон, пробежав с десяток шагов во главе своих товарищей, вдруг резко остановился и сказал решительно:
- Вот что, подельники: забыл кое-что сделать, что в наши планы поначалу не входило. Вы уж давайте к остальным, а то заждались уж с Гнедком девочки.
- Ты что ещё надумал? - воскликнули озабоченно мальчики. - За нами ж сейчас может погоня начаться. Поймают - мало не покажется.
- Да погодите вы, - нетерпеливо сказал тот. - Что вы расплакались? Говорю вам, кое-что забыл сделать. Давайте уж вперёд, а я вас догоню - за минутку-другую, пока начнётся настоящий сыр-бор, управлюсь. - И побежал стремглав к дому Миронова, напротив которого на заборе невероятно ярко светились тыквы. Друзья - за ним следом. Левон обернулся на миг и крикнул: - Ну и дурни!
Они подбежали к дому председателя, когда в его окнах уже загорелся свет и наблюдалось какое-то суматошное движение. Свиньи тем временем с визгом да хрюканьем разбрелись да разбежались без своих погонщиков по всей деревне, и довольно-таки громко да сердито кое-где ругались на них люди. Наконец Левон вынул из карманов два приличных камня и швырнул оба в окно, в отличие от остальных окон, не освещённое, но сверкающее необычайным сиянием, которое создавали две пылающие тыквы. Раздался звон стекла, а вслед за ним и дикий вопль Левона:
- Это тебе за твои чёрные дела, антихрист! За твою нелюбовь к людям и свиньям!
И остальные участники операции хором подхватили:
- Прочь с нашей земли, окаянный! Убирайся в свой ад, нечистая сила! Да здравствует Тора! Да здравствует великое объединение народов!
Вслед за этим криком закричали уже и в не на шутку растревоженном доме, и кричали там на разные голоса разное: "Бандиты! Володенька, не выходи! Зарежут! Прыгай, Зина, в окно, сейчас дом подрывать будут! Где моё ружьё, Зинка? А где патроны, мать твою так?! Караул, горим! Да что ж это такое?! Террористы! На советскую власть руку подняли!.."
Пока там разбирались, где ружьё и где патроны, что горит и что вообще происходит, ребята уже в полном составе сидели на дрогах и, колотясь от страха, гнали Гнедка что есть мочи вдоль огородов. Луна, к счастью, в эту минуту сияла где-то за облаками, и кто там несётся во весь опор на телеге вдоль крестьянских наделов, абсолютно не было видно. К тому же и стука колёс не было слышно из-за того невообразимого шума, который уже стоял над всей деревней, где слышались голоса потревоженных селян и визжали во всю свиную мочь свиньи. Потом, когда дети уже подъезжали на взмыленной лошади к канаве, раздалось несколько одиночных ружейных выстрелов: по-видимому, Миронов наконец нашёл ружьё и так некстати затерявшиеся патроны.
А у канавы Левон, в очередной раз оглянувшись назад, наконец притормозил коня и с дрожью, которой были охвачены абсолютно все его спутники, промолвил:
- Всё, товарищи, операция, можно сказать, завершена и прошла успешно; все живы и здоровы, раненых, пострадавших нет, разве что по уши в дерьме и имеются незначительные ожоги от крапивы. Дело осталось за малым.
- Каким? - всё ещё колотясь от страха, спросили подельники.
- Загнать незаметно, как вывели, Гнедка в стойло - да на двор эту дребезжащую телегу, что проделать будет, думаю, весьма и весьма трудно. - Потом он перевёл взгляд на свои бурые и вонючие от навоза ноги и, скривившись, договорил: - Однако ж и вонища стоит от этой свинской фермы. Надо бы обмыться, а то ж все черти на эту вонь сбегутся.
- Ох, надо, Лёнечка, - нежно сказала Оля, сидя рядом с ним на своём прежнем месте и усердно в эту минуту расчёсывая свои обожжённые крапивой ноги. Остальные её подружки тоже чесались и иногда охали от боли. - Ох, я несчастная, - продолжила Оля, - уж больно ноги обожгла крапивой в палисаднике антихриста, будь он неладен.
- Ты не несчастная, Оленька, - нежно поправил любимую Лёнька, - а счастливая, но бедная. Ничего, сейчас ополоснёмся в карьере - и о крапиве ты забудешь, и станешь ты вновь самой дорогой на свете.
- А ты не будешь благоухать свиной жижей, да будешь пахнуть моим милым Лёней. - Она его чмокнула в щёчку, и тот с благодарностью улыбнулся. Потом громко сказал, чтобы все его слышали: - А я новый стих почти сочинил, осталось совсем немного!
- Расскажи! Расскажи скорей! - весело воскликнули его спутники. - Уж больно хочется послушать после нашей баталии!
- Потерпите, товарищи! - выразительно и командным голосом сказал Лёнька. - Вот искупаемся, точнее, ополоснёмся в карьере, я досочиню между делом стишок до конца, и вы его наконец сможете послушать. А пока вот уже карьер. Добро пожаловать в нашу заветную лужу!
Все спрыгнули с дрог, оставили Гнедка дожидаться на дороге во вновь льющемся на землю лунном свете и побежали к воде, которая сияла и переливалась как необычайная россыпь самоцветов. Однако вода была холодная, и вся компания не искупалась, как в прежние времена, а лишь тщательно умыла лицо, шею, руки - и особенно ноги. Потом села на дроги и не спеша продолжила путь в деревню; между делом уплетала мироновские яблоки, созерцала природу и вполголоса переговаривалась. Левон же в основном молчал и нежно поглядывал на любимую. А когда та неожиданно вспомнила и напомнила, что тот сочинил и обещал прочесть новое стихотворение, тот улыбнулся и нежно сказал:
- Ну, что ж, дорогие мои куликовцы, слушайте, вроде бы я его уже закончил. - И он начал:
В Небесах, как в океане, золотится чудный мир,
Веселится и сверкает, словно льётся славный пир.
Это звёзды веселятся, упиваясь все судьбой,
Что свела их в Поднебесье такой славною толпой.

Но они, Творца созданья, веселее жить хотят
И к единственной дорожке в Небесах скорей спешат.
Та дорожка не петляет, как дорожки на земле,
И рекой большой сияет, будто жемчуг в хрустале.

И ведёт она все звёзды в тот единый, крепкий мир,
Где действительно от счастья день и ночь бушует пир.
Там все звёзды проживают одной прочною семьёй
И желают мира, счастья нам с прекрасною землёй.

"Млечный путь" ведёт все звёзды в одну крепкую семью,
И семья та, словно в сказке, проживает жизнь свою.
Вот и мы, народы мира, жить, как звёздочки, должны,
Лишь в семье одной единой нашей всей земной страны;

Веселиться до упаду одной славною семьёй
И желать, чтоб жизнь струилась золотой, лихой струёй.
Чтобы войны прекратили над землёй, как гром, греметь
И лишь голуби над миром продолжали всё лететь.

Эх, как хочется скорее к миру вечному прийти
И семьёй одной, единой по земле родной пойти -
Да услышать, что народы лишь одно твердят везде:
"Мы едины и свободны! Нет разрухе! Нет войне!"

Вот бы времечка дождаться куликовской детворе,
Когда все народы мира заживут в одной семье,
Когда взрослые и дети всех религий запоют
И одной большой толпою в Церковь общую войдут.

Да помолятся все Богу: скажут: "Боже, милый наш,
Под тобой мы все едины, ты в одну семью свёл нас.
И отныне войн не будет, революций, грабежей;
Будем жить теперь мы в мире да сиять в любви твоей.

Не хотим мы, чтоб осталось на земле два дурака:
Христианин, мусульманин, а в сердцах их - два клинка.
Так закончится сиянье человека на земле,
Если мы не согласимся жить в одной большой семье.
Стихотворение закончилось, и дети весело захлопали в ладоши. Оля при этом даже чмокнула Левона в щёчку и сказала:
- Какой же ты у нас, Лёнечка, славный и прекрасный поэтик! Нет поэтов тебя лучше на всём белом свете - ну, уж точно нет, милый!
А тот нежно улыбнулся и промолвил:
- Эх, да что там поэтик. Главное, что у нас с вами есть Тора - самая лучшая на свете, а всё остальное - мелочи. Беречь нам её нужно как зеницу ока, как самое бесценное на свете. А иначе баста нам всем будет, братцы, - и не нужно будет ни прозы людям, ни поэзии; вся эта писанина никому уже не понадобится.
- Да, - вздохнул Матвей, - главное, что есть у нас Тора. Но и поэзия, слава Богу, имеется, и это прекрасно. Пиши, Левон, стихи людям. Пусть они читают о нашей Торе и на бумаге. Может, кто-нибудь передвигаться самостоятельно не может и не в состоянии увидеть Тору в её естественном виде, какая она на самом деле существует в природе. И вот этот несчастный возьмёт в руки книгу со стихами нашего поэта и прочтёт её, и будет после этого знать, какая она, Тора, и за что мы её все так ценим и любим, и почему её должны всем сердцем, всей душой оберегать люди.
И все дети вслед за Матвеем проговорили примерно следующее, имеющее под собой одну основу: необыкновенную любовь к Торе:
- Пиши, Левон, пиши побольше стихов о Торе. Чтоб люди - здоровые и больные - с утра до вечера любовались её прелестью, и чтобы она всегда стояла перед их глазами самой чудесной, самой неповторимой! А мы тебе поможем в твоём вдохновении: будем тебя питать любовью и дружеским к тебе отношением. Пиши, Левон, воспевай нашу Тору, и Человечество тебя не забудет!..
Потом дети тихо завели Гнедка в стойло, подбросили ему душистого клевера; закатили во двор дроги, распрощались и разошлись по хатам. Однако Матвей ещё долго стоял с Леночкой у её калитки, о чём-то говорили - в основном о своей любви и любви к Торе, - нежно смотрели друг другу в глаза и держались за руки. Наконец и они расстались, чтобы завтра вновь встретиться и, крепко держась за руки, пойти любоваться Торой.
- Спокойной ночи, Матвеюшка! - нежно напоследок сказала Леночка и поцеловала Матвея в щёку.
- И тебе спокойной ночи, моя Ромашечка! - так же нежно ответил Матвей и так же сладко поцеловал свою любимую в щёчку. - И разошлись наконец с необычайной любовью в сердце.
Матвей вошёл на цыпочках в хату, разделся и лёг на койку, что даже пружины не скрипнули. Но дедушка, в отличие от бабушки, не спал, и тот тихо спросил с сердитой ноткой в голосе:
- Явился, внучек?
Тот в ответ вздрогнул от неожиданности и проговорил виновато:
- Ох, явился, дедушка. Ты сердишься?
- А ты как думаешь?
- Думаю, что сердишься.
- Правильно думаешь: так оно и есть, сержусь - и сильно сержусь, как никогда ещё не сердился.
- Прости, дедушка, так уж получилось.
- Так уж получилось, - сердито передразнил дед. - Это ж надо додуматься: угнали коня и помчались всей компанией горцать по округе.
- Не угнали, дедушка, коня, а попросили его помочь в одном деле.
- В каком ещё деле?
- Это тайна, дедушка, ты уж извини.
- Тайна, - вновь передразнил дед, - извини. Вот ведь какие вы у нас таинственные. Небось, Левон подговорил какую-нибудь пакость сделать. Ох уж этот злодей. Крапивы б ему хорошенько всыпать.
- Не беспокойся, дедушка, Лёнька здесь ни в чём не виноват. Мы здесь все виноваты. И дело мы сегодня совершили хорошее, очень даже благовидное, не пакость. Так что не волнуйся, всё в порядке. Все живы и здоровы, разве что свинок Мироновых слегка напугали.
- Эх, чувствует моё сердце - завтра будет паника. Надо было не пускать вас в Мухино старому дурню. Ну, ладно, сам виноват. Посмотрим, что теперь будет. Надеюсь, ничего скверного.
- Я тоже так думаю, - вздохнул Матвей. - Ты уж прости, дедушка. Но нам это надо было сделать, понимаешь, надо было.
- Да уж, ладно, спи, - вздохнул тот. - Утро вечера мудренее. Утром решим, что с вашими ночными похождениями делать. Будем надеяться - пронесёт. Вот уж этот Миронов, ни дна ему ни покрышки; в самом деле, антихрист. Хотя какой он антихрист, эх... дурак просто. Говорят, как напьётся самогона, ходит по скотному двору и перед свиньями со свинарями диктатора изображает.
- Как, дедушка?
- Как-как, да обыкновенно. Лупит себя в грудь и кричит: "Я здесь самым главным был, самым главным до конца своей жизни и буду! Можете визжать, пищать, требовать законных выборов, что хотите, то и делайте, а будет всё по моему. Потому что я диктатор, и у меня все законы! Ясно, быдло?! - Свиньи визжат, свинари хохочут, а тот пуще прежнего бьёт себя в грудь и не унимается: - Молчать, когда диктатор с вами разговаривает! Кому говорю, ворюги! Разворовались здесь, понимаешь!" Вот сволочь, сам больше всех крадёт, а на других бочки катит.
- Гадкий он человек, дедушка.
- Да уж ясное дело, что гадкий. Ладно, Матвеюшка, спи, спокойной ночки.
- Спокойной ночки, дедушка, и пусть тебе хороший сон приснится.
- Спасибо, внучек.
А в это время Леночка лежала под одеялом в своей кровати, немножко плакала, а отец её не очень-то строго отчитывал, в то время как мама провинившейся дочки пребывала в безмятежном сне в спальне.
- Ну, что ж ты, дочка, так подвела папу? - говорил Семён. - Зачем позволила угнать Гнедка ребятам и сама вместе с ними, как какая-нибудь разбойница, помчалась на дрогах в ночные похождения? Что ж теперь люди подумают?
- Ничего, папа, плохого не подумают, - сказала заплаканная Леночка. - Они ведь знают, что у тебя хорошая дочка.
- Знать-то знают, но как же понимать твою ночную выходку, отчего у меня чуть сердце не остановилось? Где ж это видано, чтобы любимая дочь угоняла коня у любимого отца и устраивала со своими друзьями всякие там ночные приключения?
- Так надо было, папочка, я не со зла. В этом нуждалась Тора, в этом нуждались Кулики со своими жителями, в этом нуждалось Человечество.
- Человечество... - тяжело вздохнул Семён. - О себе б хотя бы подумали да о родителях. А то Человечество. Эх, ладно уж, Человечество, так Человечество, но больше так не делать, хорошо?
- Хорошо, папочка.
- А что вы вообще там утворили своей компанией и куда ездили, а Леночка?
- В Мухино, папочка, ездили.
- Ну и что там, в этом Мухино?
- Антихрист, папочка.
- Антихрист?! - воскликнул Семён недоумённо. - Ох уж эта Зося, наговорила всякого вздору старая. Так и знал, что казус из всего этого выйдет. - И уже более взволнованно да настороженно продолжил: - Ну и что ж вы сделали с тем антихристом, как он там сейчас поживает в своём царстве? И кто такой этот антихрист, дочка?
- Антихрист - это сам Миронов. Из-за него совсем отощали и плавают в жиже свинки.
- Вот как?! А что ж вы такого с ним сделали, доченька?!
- Да ничего особенного, папочка. Вырезали в тыквах страшные рожицы, поставили в них зажжённые свечи и водрузили на забор напротив окна в спальню.
- Да, - усмехнулся Семён, - видать, очень здорово напугали вы этого антихриста.
- Наверно.
- И всё на этом, больше ничего не делали?
- Ну, ещё зашли на ферму и на спинках свинок написали разные предложения.
- Например?
- Да хорошие предложения, без мата.
- Ну, всё-таки.
- "Миронов, помой меня! Миронов, накорми нас! Антихрист, убирайся прочь и оставь в покое нашу землю!" Ну и другие.
- Да, - вновь усмехнулся Семен, - напугали. И всё, надеюсь?
- Почти, папочка.
- Что значит "почти", доченька? О Боже, что ещё?!
- Ну, ещё... окна немножко побили.
- Ох, - вздохнул Семён, - а вот это уже серьёзно. Думаю, посадят вас всех в колонию - и, возможно, пожизненно.
- Ну и пусть, - решительно и со слезами проговорила Леночка. - Зато мы наказали антихриста, и он уйдёт от нас, покинет нашу цветущую землю, и от всей души, от всего сердца будет благодарна нам Тора.
- Ох-ох-ох, - уж совсем тяжело вздохнул отец провинившейся дочери, - наказали вы своего антихриста, так наказали. Только испугался ль он вас, покинет ли он нашу землю? Сомневаюсь, дочка, весьма сомневаюсь. Ох, боюсь, ничего путного из вашей ночной вылазки не получится. Эх, представляю, что уже утром здесь будет твориться.
- Не волнуйся, папочка, прорвёмся. Бог нам поможет: он всем помогает - кто любит и защищает Тору.
- Да уж будем надеяться, чего ж остаётся делать?
- Прости, папочка, что так получилось.
- Не знаю, дочка, как это сделать. Может, ты подскажешь?
- Подскажу, папочка, подскажу, миленький, - проговорила, плача, Леночка. - Обними меня крепко-крепко, поцелуй в губки, в глазки, как ты всегда это делаешь, и скажи от всей души, от всего сердца: "Леночка, миленькая, моя славная, необыкновенная дочка, не плачь, моя любимая, не переживай сильно, будь самой красивой, самой весёлой на свете! Я тебя прощаю!"
- Что ж, давай попробуем, - сказал Семён. Однако крепко обнял дочь, заплакал и не вымолвил ни слова. Потом уже, спустя несколько минут, когда Леночка сама его нежно расцеловала, он тихо проговорил: - Милая моя доченька, самая чудесная на свете, не плачь, моя любимая, я тебя прощаю!..
А утром приехал на велосипеде участковый, можно сказать, довольно-таки молодой ещё парень, Виктор Веденеев. Построил всех детей с обожжёнными крапивой ногами и кое-где сохранившимися ещё на штанах следами навоза в одну линию у ворот Светланы Семёновны и в присутствии едва ли не всех жителей деревни стал проводить дознание: кто, мол, и как совершал ночной налёт на Мухино, точнее, на свиноферму и дом многоуважаемого товарища Миронова; дескать, имеются кое-какие доказательства непосредственной причастности к этой хулиганской выходке шайки Левона Виноградова. При этом молоденький участковый усмехается, вернее, почти что не хохочет и сам рассказывает всем собравшимся, как всё это было: как какая-то неизвестная и таинственная банда тимуровцев под покровом ночи подъехала к деревне на телеге, тайком высадилась за огородами и отправилась сначала на ферму, где учинили роспись свиней абсолютно несмываемыми красками да повыгоняли скотину, этак расписанную, на улицу, и теперь вот с самого утра на злополучную ферму едут да идут одна за другой экскурсии да делегации - посмотреть на необычную живопись, и, только лишь взглянув, чуть ли не падают от хохота, а вместе с ними и свиньи визжат, как резаные, видно, они так ржут как лошади. После проделок на ферме вышеназванные тимуровцы отправились к дому товарища Миронова и уже там отчубучили, так отчубучили. А именно: опорожнили две здоровенные тыквы, вырезали в ней глаза, рот, ноздри и, поместив внутрь зажжённые свечи, водрузили сие пылающее чудовище на забор, напротив окна спальни. Потом перетянули через двор тугую шёлковую верёвку - да так, чтобы её никто не видел. И, наконец, как заорут диким голосом: "Смерть антихристу! Уходи прочь, окаянный! Да здравствуют Тора и великое объединение народов!" - потом по окнам камнями. Все в доме переполошились - да к окнам, а там - чудища пылающие. Ну, товарищ Миронов за ружьё и на улицу. Успел только два раза пальнуть в воздух и зацепился за верёвку. Конечно же, упал, ружьё в щепки, синяк под глаз, а тимуровцев только и видели.
Селяне от таких подробностей развеселились до ужаса и в проделки Левона команды, конечно же, поверили. Однако едва ли не все хором крикнули участковому:
- Да нет, это не наши детки! Да ты что, Витька, белены объелся, что на нашу детвору мог такое подумать?! Да нет, быть такого не может. Это другие, нездешние, залётные!
- А конь? - засмеялся со всеми Виктор. - Что, скажете, тоже нездешний?
- А что, коней мало на свете? Делать Гнедку больше нечего, как в чужие деревни по ночам шастать.
- Да, - с улыбкой почесал затылок участковый, - вообще-то доказательств как таковых и нету, кроме следов от ног маленьких. Так ведь и в Мухино детей хватает, верно?
- Верно, верно, - весело ответили куликовцы, в том числе и дети, - у них там своя шайка имеется, ещё похлеще да побольше нашей.
- А следовательно, и они могли кричать: "Да здравствуют Тора и великое объединение народов!" - так?
- Да так, так! - прокричали селяне. - Все могли кричать, в том числе и сам Миронов спьяну!
- Вот-вот, - прищурившись, глядя на детей, проговорил участковый, - но на будущее учтите: не дай бог ещё раз, в таком вот плане - типа там: "Смерть антихристу! Пошёл прочь, окаянный!" - что-либо случится, то уж такую экзекуцию устрою, что мало не покажется.
- Да что вы, дядя Витя! - весело закричали дети. - Больше ни-ни, никогда и ни за что на свете! Слово защитников Торы!
А взрослые добавили:
- Им можно верить, Витька. Не подведут, будь спокоен. Они ведь и в самом деле защитники Торы, а такие никогда не обманут.
- Ладно уж, поверю, - улыбнулся тот, - обойдёмся сегодня без протокола. - Попрощался со всеми, потрепал детей по голове и укатил на своём велосипеде восвояси.
Однако не успели куликовцы разойтись, как тут же на место участкового приехал на своём "уазике" виновник ночной баталии, сам товарищ Миронов - с синяком под глазом и приличной ссадиной на раздутом кончике носа, отчего казалось, что на носу надета не иначе, как винная пробка. И по обыкновению своему стал угрожать страшной расправой "хулиганам" и их родителям. Тут опять вспомнились Гулаг, Соловки, Колыма и даже гильотина. Дескать, ах вы, голодранцы, доигрались, допрыгались со своим якобинством?! На этот раз учинили настоящий разбой. Всё, на плаху, в ссылку, в тюрьму, на каторгу по этапу! Гулаг, Соловки, Колыма да гильотина по вас плачут! Все по этапу, сволочи, все, куда вам давно следовало идти, пойдёте! О вас, гадах, уже вся округа знает! Что родители, что детки, одним словом, сволочи! Вот свиней изгадили, что никакая бойня уже не примет, огороды разворовали, сады обтрясли, стёкла в хатах перебили, бандиты! А ну, снять штаны, маленькие подонки, стегать буду, коль родителям на воспитание своих выродков времени нету! Уж я-то вас научу жизни, уж я-то вам покажу Тору, уж я-то вам покажу великое объединение народов!..
Но тут Дорофей его пристыдил при полной поддержке односельчан; он пыхнул своей самокруткой, вырвал приличный пук крапивы из-под забора и сердито промолвил:
- Ты чего это здесь разорался и детей стращаешь, а босяк?
- Это я-то босяк? - закричал тот вне себя от злости. - Я?!
- А кто ж ещё? Не я же. Забыл, каким сам был в молодости? Забыл, как на лавочки какал, гнида? А как банки из-под кильки к хвостам котов привязывал, а те потом, умирая со страху, по округе носились? Вот щас подойду к тебе, антихристу, сниму штаны да высеку прилюдно крапивой, всыплю как следует, что родители в детстве не досыпали, чтоб над детьми не издевался. Распоясался тут, понимаешь, детина!
Они ещё обменялись несколькими унизительными фразами, после чего председатель колхоза под улюлюканье детей и смех взрослых удалился. А на его место тут же на велосипеде приехал Михаил Сергеевич. И тот, пожурив детей, сказал:
- Ну, дети, не для протокола. Давайте-ка рассказывайте, что там да как на самом деле было.
И те под всеобщий смех всё рассказали со всеми мельчайшими подробностями. А потом уже взрослые всем скопом и серьёзно выговорили детям, что всё это, как ни крути, хулиганство и попахивает весьма нехорошими последствиями в дальнейшем, то есть от детской, бестолковой шалости два шага до серьёзного, преследуемого строжайшим законом преступления. Иначе нужно защищать Тору и перевоспитывать людей. Ведь сам же Матвей говорил, что это надо делать любовью. Наказывать же нехороших людей и нерадивых хозяев надо не чем иным, как законом, который придумывает сам народ - и никакой-то там президент, никакой-то там генсек, а народ и его парламент.
Ну а вечером Зося всему куликовскому люду рассказала о новом своём видении: будто бы антихриста наказали-таки какие-то детки, лиц которых, увы, она не смогла рассмотреть, и тот исчез куда-то, а куда - неведомо. Однако следует опять совершить крестный ход, но уже без всяких там крестов да черепов с пылающим можжевельником, а с сияющими улыбками и песнями, которые будут литься из самого сердца. И это можно уже сделать без взрослых, которые за день сильно устали, лишь со своей милой учительницей Светланой Семёновной, своей дорогой второй мамой.
И они совершили этот крестный ход - дети и их милая, самая прекрасная на свете учительница, - любуясь природой, воспевая её прелести и напевая осанну Торе. А заодно мечтая о светлом счастье для всего Человечества, о бесконечной дороге жизни, о великом всенародном объединении. Они прекрасно в этот вечер попели да помечтали, и в заключение Левон в который уже раз прочёл своё душевное, проникающее в самое сердце стихотворение, которое он сочинил ночью накануне:
...Эх, как хочется скорее к миру вечному прийти
И семьёй одной, единой по земле родной пойти -
Да услышать, что народы лишь одно твердят везде:
"Мы едины и свободны! Нет разрухе! Нет войне!"...

Не хотим мы, чтоб осталось на земле два дурака:
Христианин, мусульманин, а в сердцах их - два клинка.
Так закончится сиянье человека на земле,
Если мы не согласимся жить в одной большой семье.


Продолжение следует.
Начало: