Нежанровый роман (Людям всей планеты посвящается)

Часть первая
Глава третья

Деньки текли, и жизнь бежала. Не по дням, а по часам рос Матюша; крепчали его ручки и ножки, взрослее становились мысли. Он уже знал, что на земле проживает тьма народов в уйме стран, граничащих между собою и разбросанных друг от друга на огромные расстояния. И что в мире между этими народами нет-нет да и случаются войны, несущие смерть и, таким образом, уносящие много жизней, калечащие судьбы да оставляющие деток сиротами. А ещё происходят всевозможные катастрофы и свирепствуют страшные болезни, из-за которых также гибнут и умирают люди и также плодится тьма несчастных матерей и отцов, и жалких, несчастных сироток. С редким интересом этот мальчик учился читать и знакомился с арифметикой, очень быстро научившись читать по слогам и решать простейшие арифметические примеры. Всё серьёзнее и вдумчивее взирал он на окружающий мир, хоть и скудную, но как ни как сияющую над ним природу, и всё больше у него возникало вопросов. Например: что такое птицы и почему они такие разные? Почему дворовые коты боятся соседской собаки, и почему та непременно с лаем носится за котами? Почему облака такие разные: то напоённые солнцем и сказочной белизной, то розовые, то чёрные, как сажа, да плачущие дождём? Почему дядю Колю милиционера больно сильно боится сосед Ерёма, а уж если увидит того, то опрометью несётся к родному подъезду? Почему люди плюют на тротуар, цветы, а иные без памяти валяются под деревьями? Почему, наконец, случаются войны, катастрофы и болезни, да почему народы нашей общей земли дерутся между собою, почему они не живут одной семьёй, почему они не могут жить в мире? Много вопросов возникало в детском уме Матюши - очень много, но главные свои вопросы: кто такие - Бог и чёрт? и что такое - любовь? - он ещё не задавал никому на свете. Задаст потом, спустя совсем коротенькое время. А пока жизнь бежала, и Матюша рос на редкость умным, добрым, ласковым, отзывчивым, любвеобильным и любознательным человеком. В общем, с возрастом он стремительно менялся, развивался весьма активно и что не маловажно - в лучшую сторону.
Только вот в судьбе его родителей практически всё оставалось неизменно. Жизнь текла монотонно и малоинтересно. Самоотверженно вкалывали на производстве; получали обыкновенную зарплату, на которую в отпуск в заморские страны не очень-то и съездишь; да и не думали они пока никуда ехать, поскольку не с чем было ехать: деньги едва ли ни все уходили на жизнь и оплату квартиры, что-то оставалось, но это были крохи. Изредка ходили в кино, в гости. А в основном сидели дома, нянчили Матюшу, занимались по хозяйству, кое-что читали, смотрели "видик", а иной раз от тоски или от радости распивали и бутылочку. А золота с сапфирами по-прежнему в доме не было. Но, может быть, эти драгоценности, хоть и в виде метафоры, не надо было нигде искать, не стоило ради них так напрягаться? Может быть, это всё просто было надуманно, и все эти дражайшие ценности в виде некой одухотворённой материи заключались в Матюше, этом поистине необыкновенном, золотом мальчике, и, таким образом, его, исполненного одухотворённым золотом и сапфирами, следовало почитать как необыкновенное божество или как необычайный дар Божий, ласкать всем сердцем и лелеять? Не знаю, думали ли об этом родители необыкновенного мальчика - скорей всего, думали, - но, как бы там ни было, занимаясь его воспитанием, они вкладывали в него всю свою душу, не отстраняясь от общения, заостряя его внимание на хорошем, хотя иной раз приходилось говорить и о плохом, и стараясь ответить на все его вопросы. Особенно это было заметно, когда они втроём гуляли по улице, а ещё лучше - в любимой Матюшиной роще. Там, на природе, Матюшу учили, что такое хорошо и что такое плохо. Например: окучивать деревья - хорошо, а вот бить их и ломать - очень плохо. На что, впрочем, мальчик грустно отвечал: "Но ведь всё равно ломают, поскольку среди хороших людей есть и плохие". Или: заниматься спортом - хорошо, а вот курить и пить водку - очень плохо: от этого люди умирают. И Матюша вновь с грустью отвечал: "Но ведь всё равно пьют и курят, а после болеют и умирают, потому что люди есть умные, глупые и обездоленные, которые курят и пьют из-за глупости своей, а также от тоски, пытаясь хоть как-то унять своё горе. И вы, мама с папой, пьёте водку, но вы не обижайтесь и ничего не думайте плохого, потому что я вас очень люблю; и вы совсем не глупые и не обездоленные, только очень много работаете и совсем мало отдыхаете. Вы никогда не заболеете и никогда не умрёте!". А ещё такие вопросы Матюша задавал: почему воробушек склевал жучка, а воробушка в свою очередь тут же сцапал дворовый кот Васька? На что родители отвечают сыну, что так уж сложилось в природе: сильный съедает слабого, маленького съедает большой, а большого - ещё больший. И что же Матюша? А тот долго и сосредоточенно думал, думал - прямо в ясноглазый столб превратился, и тут произносит:
- Что ж, тогда, выходит, Ваську должен скушать Полкан дяди Пети; Полкана - лев, которого мы видели в цирке; льва - наверно, слон из зоопарка... - Потом он задумался и спустя минуту продолжил: - Всё-таки странно как-то... ну, а кто же тогда съест слона и нас, мама и папа, а? Интересно, кто же съедает человека?
На что папа с мамой не замедлили ответить:
- А человека, сынок, съедает естественная смерть, горе, войны, катастрофы и всякие страшные болезни, больше его никто не кушает: он невкусный.
- Странно... - вновь как-то не по-детски глубокомысленно отвечает Матюша, - а откуда же берутся в таком случае войны и болезни? Ведь не жучки же и лягушки их придумывают. Значит, всё-таки есть ещё на свете какой-то особый, очень страшный хищник и вы про него, мама с папой, ничего не знаете. А следовало б, ведь вы старше меня и такие большие. Но придёт время, и я непременно про этого хищника узнаю, очень скоро узнаю, и вам на свой же вопрос отвечу, назову вам этого страшного хищника.
- Это когда придёт время, - с улыбкой сказал отец и нежно потрепал по головке подрастающего сына.
Много ещё вопросов задавал Матюша, на которые родители могли и не могли ответить. В том числе: почему один гроб несут с музыкой, а другой просто со слезами? Почему, куда ни глянь, висит портрет одного человека, которого папа называет генсеком? Почему ворона то чёрная, то серая, а каркает одинаково? Почему бабочки не живут зимой, а только летом? Отчего глаза у людей такие разные: то голубые, то серые; то зелёные, то коричневые; то добрые, то злые? Почему сердце в груди то весело поёт, то словно плачет, то замирает? Почему папа с мамой спят вместе - ведь тесно вдвоём на кровати - и отчего рождаются дети? И в то же время смотрел вокруг себя и во все глаза любовался окружающей его природой, исполненной самой разнообразной и такой чудесной жизнью.
Ему было очень хорошо в этой жизни, среди родной, пока ещё не познанной природы, в объятьях ласковых родителей. Единственное неудобство в этой идиллии доставлял "видик". Вечерами, обычно, когда Матюша возвращался со своей сказочной прогулки домой, его родители усаживали рядом с собой на диване и вместе смотрели "мультики" или какие-нибудь фильмы. "Мультики" были разные: неинтересные, странные и интересные. Неинтересные - это те, где собаки гоняются за кошками и кто-то хочет съесть кого-то. Странные - это те, где волшебник с помощью рук или волшебной палочки выделывает всякие фокусы. А вот интересные - это те "мультики", в которых красуется чудесная природа, где резвятся ребята и зверята, и то, что он несколько минут назад мог видеть в берёзовой роще своими собственными глазами.
Фильмы смотрели тоже разные: про любовь, где тёти целуются с дядями, и про войну, где человек стреляет в человека, гремят взрывы и свистят пули, падают бомбы и гудят огнемёты. Про войну смотрели чаще, поскольку это любимые фильмы папы, и они его очень увлекали: ведь картинки на экране бежали быстро, и одна другой страшнее да ужаснее, от созерцания которых кровь в жилах стыла и прямо не сиделось на месте, что прямо казалось - сам сейчас влетишь в эту войну и побежишь по ней с автоматом. Во время просмотров таких фильмов, исполненных крови, взрывов и страданий, Матюша часто начинал плакать и пугливо вздрагивать. Тогда папа с мамой его успокаивали: "Не плачь, казак, атаманом будешь". Или же так говорили: "Смотри, Матюша, и запоминай: придёт время - и ты свою родину, возможно, защищать будешь". На что Матюша отвечал, недоумённо глядя на папу: "Неужели все люди, вырастая, вот так свою родину защищают, стреляя друг в друга? Неужели есть такая необходимость, неужели нельзя жить иначе, ни в кого не стреляя, ни на кого не нападая? И вообще, почему люди, как Полкан на Ваську, друг на друга нападают; потом дерутся, стреляют один в одного, пускают кровь, и в конце концов все умирают? Почему они не возьмутся за ручки, не обнимутся да не поцелуются, как вы, мама с папой? В конце концов, если они поссорились, то почему они не купят конфеток да не угостят ими друг друга, чтобы враги стали друзьями и от выстрелов не умирали? А лучше сильный пусть угостит более слабого, всё-таки это человечно, не по-звериному, и благородно. Хотя я заметил - и у зверей перемирия иногда случаются: я раз увидел, как Полкан с Васькой пили из одной лужи, когда им было очень жарко, и они улыбались в ту минуту, да не кусали друг друга. А ещё я видел, как они спали, чуть ли не в обнимку, свернувшись под лавкой калачиком. Так почему же и люди не могут жить без войны? Почему они не могут прекратить эти ужасные войны, в которых погибает столько много тёть, дядь, деток? Почему они не могут собраться в один чудесный день на большом цветущем поле и мирно испить из одной чашки, покушать из одной тарелки, чтобы на всю жизнь помириться и до конца дней своих мирно спать под одним прекрасным сияющим небом, улыбаясь окружающей природе и желая ей счастья, да не стреляя в себя из винтовок и огромных страшных пушек, не швыряя один в одного гранатой, не паля из огнемётов? Почему, мама и папа, почему??" Ответы были разные: то хорошо понятные не по возрасту смышлёному малышу, то очень сложные да премудрые, над которыми следовало очень хорошо подумать да поломать голову; а то и вовсе диковинные, которые детскому, наивному разуму были просто не под силу.
А между тем Матюша рос и взрослел. Пролетело несколько лет; к пяти годам он уже мог бегло читать, а к семи умел свободно писать и считать, успев прочитать гору книг (в основном, конечно же, детских) и отправив дедушке с бабушкой множество своих писем и открыток; потом ещё несколько месяцев - и в школу. Он уже много "на своём веку" повидал и услышал. Наконец, он уже знал, что такое любовь. В его понятии это было что-то сверхъестественное, золотое и невидимое, которое он каждый день чувствовал на своих губах и в сердце через сладкий материнский поцелуй, через ласки отца, в общем, через тепло, сияние улыбок и нежные чувства родителей. А ещё он чувствовал необыкновенное тепло в душе и сердце, которое также считал любовью, глядя на цветущий мир, на трепетный полёт мотылька, кропотливый труд муравья и слушая трель соловья и многих весёлых птичек.
С возрастом он становился невероятно трогательным, ранимым и чувственным. Поэтому частенько не только от души смеялся, но и горько плакал. Плакал, когда мама с папой иногда приходили с работы совсем расстроенные, заработав, по их мнению, очень мало денежек. Плакал, когда те являлись домой сильно пьяные или даже слегка выпившие, поскольку они говорили своему любимому сыну, что пьющие люди в основном пьют не по своей воле, а оттого, что они по какой-то причине душою больные, что-то у них не сложилось в жизни, что-то их огорчает; вот он и плакал, глядя на пьяненьких родителей, считая, что они тоже душою больные, что у них тоже не всё сладко и ровно в жизни сложилось, и их что-то сильно огорчает. Хотя они иной раз говорили, что вот, мол, сынок, случился такой-то и такой-то праздник, и маме с папой пришлось выпить; или у кого-то там отмечался день рождения, и опять тех заставили выпить; извини, малыш, уж здесь мы невиноваты. Но малыш всё-таки не очень-то верил оправданиям мамы и папы и считал, что они всё-таки пьют от огорчения, в котором он ничем, кроме своей любви, помочь не может. Очень жалко было Матюше своих родителей, и весьма горькие были по ним его слёзы. А если б он ещё знал, что такое - жизнь человека, томящаяся в темнице под страшной тяжестью коммунистического гнёта, то, возможно, его золотое сердце и вовсе разорвалось бы от рыданий. Матюша этого не знал - ну и слава Богу.
Ещё он плакал, когда мотыльку не удавалось улететь от воробья, когда замечал разорённый муравейник, когда птенец выпадал из гнезда и разбивался о землю, когда внезапно кто-то пугал соловья и тот прекращал свою чудесную песню, и когда уж больно сильно дрались в кустах Полкан с Васькой. "И что ж вы такое делаете, глупые мои?! - кричал тогда, заходясь в плаче, Матюша. - Прекратите драться немедленно! И когда вы, наконец, окончательно помиритесь?" Не знал в ту пору Матюша, что не повздорившим по своей дикой природе коту с собакой следовало кричать такое, а умному и разумному, "благородному" и "могущественному" над всеми живыми и неживыми человеку!


Продолжение следует.
Начало: