сказка

На далеком севере, среди бескрайних снегов и сверкающих льдов, в стране вечной зимы, жил был старый-старый медведь. Никто не мог ска-зать, сколько ему лет. Он был глубоким стариком, старожилом этих диких, пустынных мест. Его огромное богатырское тело было покрыто густой бе-лой шерстью. Медведь был таким серебристым, что казался белее снега, белее стремительных льдин-облаков, даже белее огненного молока звезд-ного млечного пути, раскинувшегося во тьме бездонной, полярной ночи. Эта белизна была свидетелем долгих лет его жизни и многих переживаний, выпавших на суровую долю медведя. Седина осталась единственной награ-дой, укутавшей тело старика благородным серебром.

Медведь жил между двух огромных льдин, вставших как крыша хру-стального дворца и превратившихся в его уютную берлогу. Лед стал его настоящим домом, где он пробыл множество долгих, долгих лет. Ничто не прерывало его уединения, ничто не нарушало спокойствия заслуженной старости. На это добровольное заточение его обрекло безжалостное время, оставив его в этом суровом мире совсем одного. Старик не роптал. Дав-ным, давно он перестал замечать жизнь, кипящую вокруг него. Для медве-дя все в этом мире закончилось и пролетело, как снежная поземка. Смысл своей собственной жизни ему был неясен и безразличен, а чувство досады давно выветрилось из его нелегких дум. Такое часто случается с одиноки-ми, потерянными стариками. Годы его жизни пролетели бесконечной чере-дой радостей и огорчений, минутами счастья, всплесками боли и потерь. Давным-давно ушла в мир холодного безмолвия его любимая и единствен-ная медведица. Ушли во взрослую жизнь медвежата, а после и медвежата его медвежат. Всех его друзей и близких забрало время, но он до сих пор остался сильным и мужественным, грудью встречая препятствия и беды. Уделом всей его жизни было скитание долгими днями и бесконечными но-чами по снежным равнинам и торосам, преодолевая вьюгу и ветер, остере-гаясь ледяных расщелин и опасных полыней. Огромная страна ледяных пустынь, в которой жил медведь, кончалась у великого моря. Границей этих миров был изменчивый берег, где беспрестанно шла война воды и льда. Здесь на этой хрупком "конце света" огромные белые скалы порой вырастали буквально на глазах. Беспощадный ветер, поднимая огромные волны, размером в тысячу медведей, с неистовой силой отрывал льдины от берега и колол их как тонкое стекло. Порой море могло быть и добрым, даже игривым и ласковым, и тогда берег нарастал молодым припоем, таким прозрачным, что сквозь него были видны чудеса подводного царства, на которые с удивлением взирали жители ледяной страны. Эта стихия всегда была для них верным кормильцем, трепетно заботящимся о каждом суще-стве. Море было гораздо старше самого белого медведя. Оно было еще при его отце. Даже его дед, когда он был шаловливым медвежонком, рассказы-вал ему о том, как оно с незапамятных времен кормило всех жителей по-лярной страны вкусной рыбой, дарило им радость купания в своих водах и баюкало легким шелестом волн. Только здесь можно было встретить тюле-ня, столь вкусную и редкую добычу в этих местах. Медведи знали, что мо-ре может быть добрым, но порой и опасным. Они знали, что нужно дер-жаться от него подальше, когда шумела буря, когда ветер ревел так сильно и страшно, что даже мужественные сердца медведей сжимались от ужаса перед огромной силой этой неистовой стихии.

Однажды утром, время не оставило нам свидетельств когда это про-изошло, наш старый медведь, как обычно, пошел к краю льдов туда, где кончался белый мир и начиналось великое море. Досыта наевшись рыбы и вернувшись обратно, старик, раздобревший и довольный лег у входа своей берлоги. Был день. Длинный, длинный, полярный день. Солнце стояло на месте у самого горизонта, и его теплые золотые лучики играли на снегу, переливаясь всеми цветами радуги. Медведь не спал, он любовался красо-той снега и солнца, их чудной и забавной игрой. Легкая поземка едва ше-лестела вокруг старика, загораясь фейерверком огоньков, тая прямо у носа, от его теплого дыхания. Потихоньку дрёма смежила уставшие глаза белого великана, и перед его мысленным взором побежали картины жизни уже давно минувших дней. Внезапно что-то прервало спокойное течение мысли сытого, задремавшего медведя. Нет, он не стал открывать глаза, не стал вскакивать и озираться, так как ничто не могло напугать его, он был здесь настоящим хозяином. Поэтому он только чуть, чуть приподнял веко и взглянул на снежную равнину, раскинувшуюся перед его ледяной берло-гой. Вначале ничто не привлекло его внимания, но затем, приглядевшись к ярко блестевшему на солнце снегу, он увидел серо-белый комок перьев, появившийся недалеко от него. Этот комочек вдавился глубоко в снег и был почти невиден. Старик, не вставая с места, попытался повнимательней рассмотреть нового пришельца и, в конце концов, уловил в комке сходные черты с морской чайкой - бакланом. Он снова смежил веки и отдался теп-лому чувству сытости и солнечного света. Заснуть он не смог. В его душе проснулось беспокойство, оно маленьким острым уголком начало царапать его могучее и суровое сердце. "Надо бы посмотреть, что там с этой бедола-гой", - пронеслось в голове нашего героя: "вдруг он замерз:?". Мысль не успела закончиться, как медведь резким движением поднялся, как бы вы-рвавшись из оков умиротворения и сна. В этом движении было что-то со-всем новое и необычное для могучего хищника, раньше он так никогда бы не поступил. Какое ему дело до баклана? В лучшем случае ему пришла бы мысль съесть птицу и только. Но, чтобы пожалеть:?! Может это старость и близость смерти? Медведь подошел к растерзанному тельцу птицы, бес-помощно свернувшемуся жалким комком в пушистом снегу. Было видно, что чайка упала в снег с большой высоты, по-видимому, устав до потери сознания. "Замерзла", - подумал медведь. Он повалился всей своей тушей в снег, рядом с маленьким путешественником, обняв его своей могучей ла-пой. Мохнатый зверь стал облизывать своим горячим языком замерзшую птицу, чтобы она поскорее согрелась. Прошел час и птица ожила, но уви-дев медведя, она в страхе сжалась еще сильнее, даже не пытаясь защитить-ся. Старик почувствовал прилив теплого трепета давно неведомых ему чувств. Это был трепет счастья, ведь он спас Жизнь! Он поднялся со снега и нежно, чтобы не поранить баклана взял его в пасть, зажав между остры-ми белыми клыками, и понес в берлогу, тихо и очень аккуратно переступая лапами по снегу. Дома медведь положил баклана в угол на снег. В берлоге было тепло, здесь не дул пронизывающий ветер, поэтому чайка быстро со-грелась, усевшись на свои розово-черные лапки. Тем временем хозяин вышел из берлоги и, не сказав ни слова, куда-то ушел. Чайка подумала, что хуже уже не будет, и решила остаться у медведя в берлоге, к тому же она давно не ела и изрядно обессилела. Птица даже не понимала, жива она или все это плод ее предсмертной фантазии. Снаружи раздались мягкие шаги огромных лап, потом на снег у входа в берлогу легла тень гиганта, и внутрь вошел наш старый приятель полярный медведь-великан. Баклан ни-когда не видел таких огромных зверей. Это был истинный богатырь, весь седой, с кудлатой, длинной шерстью. В пасти он держал большую рыбину, еще бившую в воздухе хвостом. Косолапый подошел к баклану и положил рыбу рядом с ним. "Ешь", - коротко сказал он птице. Чайка, не смотря на испуг, схватила рыбу и быстро ее проглотила, она была очень голодна. Медведь, тем временем, широко зевнул и лег на бок у входа, закрыв глаза. Баклан, уяснив, что ничто ему не угрожает, свернулся в клубок, подвернул под крыло голову и тут же забылся тревожным, но беспробудным сном.

Следующим утром хозяин проснулся рано и вновь пошел к морю за едой, надо было накормить своего постояльца. Он не торопясь искупался. Вода была мягкой и нежной, она с легкостью приняла в себя мохнатого мишку. Насытясь рыбой, он поймал большую, жирную сельдь для баклана. Выбравшись на лед, он отряхнулся, подняв целый фейерверк сверкающих морозных брызг, звонкими бриллиантами разлетевшихся во все стороны. Переваливаясь, он побежал домой, к своему новому другу. Когда медведь вошел в берлогу, птица уже не спала. Баклан, забившись в угол берлоги, спросил: "Почему ты не съел меня?". Медведь, положив перед ним рыбу и усевшись на задние лапы, помотал головой и честно ответил: "Сам не знаю. Жалко стало тебя. Так вот ... и получилось...". Чайка быстро, давясь, с жадностью съела вкусную, жирную рыбу и, заев ее снегом, от души по-благодарила доброго старика. "От чего ты так обессилил?", - спросил мед-ведь птицу. "Сначала отбился от стаи, потом попал в пургу, а после меня ветром оторвало и унесло от моря, а там без еды долго не протянешь. Си-ленок не рассчитал ...", - у баклана перехватило горло, он вспомнил недав-нюю борьбу за свою жизнь: "вот и рухнул как камень. Спасибо тебе. Иначе я бы погиб. До сих пор не понимаю, жив ли я?". "Жив", - коротко под-черкнул медведь. Немного помолчав, затем добавил: "Я тебя не держу, ле-ти. Как только вы, птицы, летаете? Куда стремитесь, не понимаю. Зачем вам эта суета? Вот я живу здесь уже очень давно и вполне доволен. Есть рыба, есть теплая берлога, горячее солнце, снег, красивее которого ничего нет на свете, мягкое море, все как у всех. Что еще надо, не понимаю?". Баклан задумался над словами доброго медведя и ответ сам вырвался пря-мо из его маленького, пылкого сердечка: "Нет, медведь. Есть к чему лететь и стремиться! Как много есть в мире удивительных и красивейших мест, так радующих нас, заставляющих нас не смотря ни на что, стремиться к ним, порой рискуя своей собственной жизнью, преодолевая множество препятствий и затруднений. Видеть красоту этого мира, это значит воспе-вать его доброту и любовь - вот наша цель!". "Ну и что же это за цель, что за чудеса?", - спокойно спросил медведь: "Я давно живу, многое видел и испытал, что может быть еще кроме этой жизни, этих вечных снегов, этого неба с гроздьями переливающихся звезд, и, в конце концов, все сотрет смерть?". Баклан даже растерялся. Он вдруг понял, что медведь нигде не был, он никогда не видел земли, живой весны, зеленого лета, цветов, де-ревьев и всего богатства природы этого бесконечного и бескрайнего мира. Он потерялся от того многого, что хотелось сказать старику. Поэтому, вна-чале, он ничего не промолвил. Умерив добрый порыв, своей души и сердца он начал с самого, на его взгляд, важного: "Дружище, мне можно так тебя называть?". Медведь молча кивнул мохнатой головой. "Так вот", - про-должил баклан: "там, за морем:.". Глаза великана широко раскрылись. "Да, да, за морем", - повторила птица: "есть земля, и за снежной равниной тоже есть земля. Когда приходит весна, солнце начинает греть сильнее и сильнее. И наконец, так сильно, что снег тает и из-под него выходит сама живая земля, это такая теплая, рыхлая, пряная, ароматная и опьяняю-щая...", - птица задохнулась в порыве восторженного трепета, брызнувшего слезами из ее глаз. "На ней, прямо из-под снега вырастают огромные, огромные, душистые цветы. Голубые, голубые, как небо, как воздух, как море, как все сразу, как сама Любовь! Они живые, совершенно живые! Эти первые цветы пахнут солнцем и землей, они опьяняют своей свежестью и ароматом, и когда дует теплый ветерок, они звенят на все лады. Динь-дон, динь-дон, динь, динь...!". У чайки вновь перехватило горло от волнения. "После, появляется зеленая трава, она шелковистая и удивительно нежная. Она ласкает всех нас, переливаясь на солнце от изумрудного до бархати-сто-зеленого цвета, как бы вторя порывам весеннего ветра, а цветы радост-но поют вокруг, заливаясь на все голоса. Вот это и есть прекрасная жизнь, это сама благодать, сам смысл нашей жизни! Мудрейшие говорят, что че-рез эту живую красоту можно перейти в вечность. Разве это не счастье, разве не стоит рискнуть своей жизнью, чтобы хоть раз увидеть Красоту, чтобы попытаться стать Совершенством? Да, в конце концов, просто по-чувствовать пробуждение жизни, еще раз увидеть весну, вновь стать моло-дым! В чем смысл жизни, если не в красоте, любви и в вечной молодости? Видеть ее, вдыхать ее, стремиться к ней, не смотря ни на что! Я так вижу свою жизнь. Не знаю как ты, но для меня жизнь это стремление к сочувст-вию и всемерной, всеохватной любви, стремление возвыситься до самих облаков и петь песни этой бесконечно прекрасной Жизни!".

Чайка остановилась, она увидела, что медведь о чем-то задумался и уже не слушает ее. Старик заснул, ему снились голубые цветы, целое море цветов, они разговаривали с ним и желали ему счастья, а он снова был ма-леньким медвежонком и счастливо бегал от цветка к цветку, подпевая их радостному перезвону. Когда медведь проснулся, был уже вечер. Как он определил? Это можно узнать только у него, ведь он был старожилом этих мест. Баклана в берлоге не оказалось. Медведь огорчился: "Наверняка уле-тел! Да и что ему тут со мной делать?". Слезы хлынули из глаз старика, как будто пропало что-то самое дорогое. Такого с ним никогда раньше не было. Он вышел из своего дома под лучи вечного солнца и вдруг увидел у входа большую рыбину, она еще была живой, а рядом сидела чайка, скром-но потупившись на свою лапу. "Дружище, я решил тебя подкормить, ты не против?", - спросил баклан. Медведь оторопел. Он снова обрел друга! И эта благодарность...?! Он не нашелся, что ответить и просто снова запла-кал, но это были слезы счастья и радости. Ему даже показалось, что в воз-духе, что-то зазвенело, что-то очень голубое и далекое. Так нашли друг друга два сердца, так слились души друзей. Любовь и радость, счастье и взаимопонимание заполнили на мгновение их жизнь. "Спасибо", - ответил медведь: "Ты...", - он помолчал: "...Друг! Какие у тебя планы? Ведь тебе надо лететь, скоро наступит полярная ночь и тогда даже я не спасу тебя от лютых морозов". Баклан расправил крылья и, взлетев на медведя, уткнулся клювом ему в загривок. "Не взыщи, дружище, я действительно полечу. Но я буду помнить о тебе всегда, ты будешь жить в моем сердце. Я расскажу о тебе всем птицам, чтобы они знали, что даже белые медведи могут быть добрыми, и могут быть друзьями чаек! Прощай, дружище! Прощай!", - го-рячо и взволнованно пропела чайка. Птица, взмахнув огромными крылья-ми, оторвалась от медведя и, описав в воздухе широкий круг прощания, помахав крылом, устремилась навстречу огромному желтому солнцу. По-немногу ее силуэт превратился в маленькую темную точку и после оконча-тельно растаял в лавине красного солнечного огня.

Медведь был счастлив. Что-то новое пришло в его жизнь под самый ее конец. Он стоял еще очень долго, подняв свою морду вверх, глаза его слезились, толи от яркого солнца, толи от старости, толи от чувств бу-шующих в его груди, обжигающих его душу и переполняющих его сердце. Всему приходит конец, и косолапый собрался в берлогу. Он долго ворочал-ся, прислушивался и постанывал. Наконец он уснул счастливым, но пол-ным тревог сном. Ему вновь снились голубые цветы, счастье красоты и света заполнило его могучее сердце, слезы лились и лились из его плотно закрытых глаз на могучие когтистые лапы. Старик проснулся рано. Он ус-тал от сна, от себя, от жизни, что-то сильно томило и заботило его. Мед-ведь вышел из берлоги, и огни солнца заиграли на снегу в веселую чехарду солнечных зайчиков. Нет, он был не болен. Медведь чувствовал себя бодро и уверенно. Его душа пела о красоте этого мира, полного света, тепла и природной гармонии. И все же где-то были цветы...?! Медведь думал о них, идя к морю завтракать: "Что же такое красота, где ее предел, почему так бьется сердце при мысли о ней?". Вот какие вопросы теснили грудь гиган-та. В его косматой голове мелькнула странная мысль: "Что, если я пойду по дороге навстречу солнцу? Я дойду до этих чудных голубых цветов, увижу землю, покрытую шелковистой, изумрудной травой? Что мне те-рять? Я уже стар и меня скоро ждет смерть, так увижу хотя бы еще немно-го, порадуюсь этому счастью, дам свет любви своему усталому сердцу. Много горя видело оно в моей жизни, так пусть хоть умрет, если не в спо-койствии, так от радости красоты, от этой вечной юности". Так думал мед-ведь, и снова слезы катились из его глаз, падая горячими дробинками в хо-лодный снег. Почему счастье это всегда боль? Кто знает?! Следующим ут-ром старик окинул свою берлогу прощальным взглядом. Немного постоял и, развернувшись к солнцу, бодрой рысцой побежал вперед, не оглядываясь назад и не смотря по сторонам. Ему нечего было терять, и не с кем было прощаться. Старик знал, что ждало его впереди, он неистово жаждал завет-ной цели, которая так звала и манила его.

Много дней шел полярный медведь по снежной пустыне, его уставшее тело очень исхудало. Старик давно уже не бежал, а неторопливо шел. Од-нажды, перепрыгивая через ледяной торос, он оступился и, рухнув на ост-рые льдины, сильно ушиб правое плечо и поранил левую переднюю лапу. Кровь горячим, алым потоком выплеснулась на снег, но наш герой даже не заметил этого несчастья, потому что безгранично было его стремление к своей заветной мечте. Многие старики часто не чувствуют боли, физиче-ская боль для них ничто по сравнению с теми переживаниями и утратами, которые были в их нелегкой, но порой радостной жизни. Достойный удел героев это мужество и вечность. Жизнь утекала из медведя капля за кап-лей, но он как будто не замечал этого. Казалось, что он блажен, а может быть бессмертен...?! Великая цель его пути давала ему нескончаемые силы, а сила и красота, пробудившейся земли, питала его немолодое сердце жи-вительной энергией. Сколько прошло дней никто не знает, но путь его был велик и опасен. Это живое творчество подвига даже ради себя, ради тех, кого он знал, память которых жила в нем, давали ему неиссякаемые силы. Медведь дошел до своей цели, до неведомой и очень далекой земли.

Первыми, кто встретил его, были маленькие птички. Медведь не знал, как их зовут, но уже издалека он догадался, что приближается то, к чему он стремился! В нем все запело, затрепетало и загорелось огнем непереда-ваемой любви и радости. Старик размашистыми скачками полетел вперед. Снег проваливался под огромными, когтистыми лапами, он был мокрый и липкий, тяжелыми культями свисая с брюха изможденного зверя. В воздухе что-то упоительно благоухало, затуманивая уставший рассудок старика. Он взошел на холм и вдруг внизу, прямо перед ним, раскинулась бескрайняя равнина. Огромная чаша Земли раскрыла ему свои губы в отеческом и ма-теринском поцелуе. Она была такая зеленая, что медведь даже растерялся. Он никогда не видел столько цвета: сочного, теплого, радостного и такого глубокого! Это было само счастье! Вот она красота, красота самой жизни! У него не было слов, чтобы описать свои чувства и ощущения, в нем все звенело, гудело и пело. Мысли пропали, было только счастье озарения, счастье любви и красоты. Кубарем белого меха скатился он вниз, и головки голубых цветов звонили ему: "Наш герой! Наш герой! Он пришел ради нас! Спасибо, спасибо! Мы любим тебя!!!". Этот звон и запах, и всеобщее весе-лье переполнили душу медведя, а его сердце, начав биться в унисон со звоном цветов, расцвело радостью, юностью и красотой! За одно малень-кое, крохотное мгновение он услышал Вечность и стал ее частью. Они по-любили друг друга! Медведь на бегу рухнул на поляну. Он упал как под-кошенный, силы оставили его. Душа старика вырвалась из старого, избито-го тела и запела песню красоты, любви и подвига, песню вечной радости и великой веры. Песню вечной молодости, слившись в единую бесконечную мелодию жизни с цветами, травой, землей, солнцем и бескрайней вселен-ной, освещая его мужеством радость жизни всех, всех чаек и медведей!


Можно обсудить на форуме Станислава Дворко

(13.11.1999)